- Подонки, здесь капитан - Я! - схватившись за второй пистолет, выкрикнул Квалья, но баронет навёл на него своё четырёхзарядное орудие системы Коллиера.
- Не будем спорить, милейший. Корабль принадлежит мне.
- Как прикажете поступить с экспонатом в бочке? - спросил Томас.
Сэр Арчибальд пережил миг мучительных колебаний. Желание доставить в Сидней тело настоящей русалки было нестерпимо сильным, но русский гукер надвигался, а объясняться с местными властями баронет не собирался. Пока бочку выволокут, пока погрузят… а она тяжёлая, объёмистая…
- Оставить. Мы здесь не в последний раз, добудем новую.
- Может быть, хоть голову отрезать? - вопросы первенства британской науки были не чужды Томасу.
- Некогда! Вещи - в вельбот. Прощайте, сеньор Квалья! С русской каторги не возвращаются, а посему - да ниспошлёт вам Господь скорую и мирную кончину!
Проклятия и пожелания, которыми Бернардо провожал уходящий вельбот, не относились к перлам испанской литературной речи. Выражения "Carajo!" и "Que perro!" были среди них самыми мягкими. Словно отзываясь на его рык, гулко пророкотал вулкан Генеральный, извергнув желтоватое облачко.
- I’ll be back, - негромко попрощался сэр Арчибальд с островами, хлебнув бренди из плоской серебряной фляжки.
На бриге воцарилось уныние, граничившее с отчаянием. Одни утешались, орудуя коромыслами помп, но усилия перекачать пролив из трюма за борт походили на работу Данаид - просто люди стремились занять себя и отвлечься перед лицом неизбежной расплаты. Другие выносили из бакового кубрика свои матросские сундучки, третьи таскали туда-сюда бобровые шкурки; иными словами, все сновали, как муравьи в горящем муравейнике.
Капитан гукера посчитал ниже своего достоинства гнаться за быстроходной шлюпкой, где под частые взмахи вёсел спешно ставили мачту и торопились поднять парус. Абордажные крючья метко впились в борт "Предейтора".
- Вперёд, братцы! - разнёсся боевой клич. - Там водка!
Всё замерло, когда на палубу поднялся офицер русского флота в сопровождении морских солдат и широкоротых чудищ с серебристо-зелёной кожей, с перепончатыми лапами. Словно угадав, в чьих руках корабль, вышли и затворники крюйт-камеры - в их честь раздалось многоголосое "Ура!"
Исполнившись предсмертной гордости, Квалья стоял, небрежно покуривая сигару.
- Мичман Громов, - по-английски представился Квалье офицер, отдав честь. - Ваш бриг взят нами как приз. Извольте признать себя побеждённым и сдать оружие.
- Недолго вам владеть этим призом, - отвечал испанец, отдавая саблю Бирюку. - Часа не пройдёт, как бриг уйдёт под воду.
- Ещё посмотрим, куда он уйдёт, - загадочно пообещал русский. - У нас есть, кому снять его с рифов и завести пластырь на пробоину.
- Да, сеньор Громов, я сразу понял, что вы знаетесь с окаянной силой. Это принесло вам победу, но что касается души…
- Наш комендант, с которым вы вскоре познакомитесь, - улыбнулся босой удалец-фехтовальщик, - на сей счёт имеет особое мнение: в России всё подчинено имперской воле - и дворяне, и мещане, и крестьяне, и вся нежить с нечистью. Знаете, как у нас изгоняют бесов? Им показывают казённую печать с орлом. Самый захудалый коллежский регистратор обращает в бегство Люцифера! Мощь империи страшнее дьявола…
- Будет вам, Дивов! - с усмешкой полуобернулся к отважному рубаке мичман. - Что касается вас, то вы способны заболтать любого чёрта вплоть до раскаяния.
- Нет, Аркадий Кузьмич, не возьмусь! Не гусарское это дело - чертей обращать. Вот рога поотшибать и хвост надрать - это моё, согласен. Чудеса и духовные подвиги больше по части отца Леонтия. Прелюбопытно будет поглядеть, как он внушит русалкам нашу веру!
- Вы намерены не только запрягать их в корабли, - скосился Квалья на сурово сопящих тритонов, - но и обратить в христианство? Virgen Santisima! Если ваш патер преуспеет в этом… тогда я признаю, что при Великом расколе был прав не святой Лев IX, а патриарх Константинопольский!
- Ловлю на слове, капитан. Не забудьте того, что сказали. Громов, вы - свидетель!
- Ещё семерых изловили, ваше благородие, - козырнул Сашка, кивнув затем на кучку понурых зверобоев, со страхом озиравших военный лагерь в бухте. Пойманных стерегли бородатые ряпунцы с луками и копьями, сердитые, но сдержанные.
- Надеюсь, это последние? - спросил Громов. - Отведи их к Скирюку, пусть имена запишет. Потом накормить и содержать под стражей.
- Должно быть, больше никого не сыщем. Которые отбились в одиночку, тех ряпунцы прикончили. Эти горе-промышленники всем тут насолили! Амбары грабили, на баб ряпунских покушались. Эй, разбойники! Закатает вас Володихин в Сибирь!
- Сибир, Сибир, - испуганно зашептались филиппинцы и метисы, оглядываясь на вулкан Генеральный. Коническая гора утробно погромыхивала, дым над вершиной походил на грозовую тучу, а земля под ногами порой вздрагивала.
- Сняться бы с лагеря да в Мариинский Порт, - как бы про себя промолвил Сашка. - Неровен час, дохнёт гора огнём и язычищем нас достанет. В аккурат всех спалит.
- Не дрейфь, казак, - ободрил его мичман. - Это сатана страдает в подземелье, так Леонтий говорит. Его адскому высокопревосходительству досадно, что русский поп русалок в православии наставляет.
- Что-то они не очень наставляются. Который день уж батька с ними парится, а серебряночки ни тпру, ни ну. Упёртые в безбожии!
- Известно, порода французская, ветреная и легкомысленная, - сказал Громов. - Еле-еле признавали Нептуна, и то не слишком. Затем нахватались революционных бунтовских идей. Если на суше веры нет, то в море тем более. Миновали владения Ктулху - не поклонились, с осьминогами подрались… Попробуй-ка теперь им символ веры втолковать!
Мысленно Сашка признал правоту Громова. Характер у русалок лёгкий, но при том - ох и строптивы! Подманишь добрым словом, тары-бары, то да сё, а чуть сожмёшь - вывернется будто вьюн и обзывается: "Vous êtes un barbare! un monstre! un cosaque!"
Для проповедей казаки с солдатами сложили на берегу кафедру из валунов. Оттуда Леонтий, по собственному его выражению, "проповедовал камням и волнам".
Желая обрести покровительство империи и выказать свою признательность, русалки и тритоны сплывались слушать его и располагались будто тюлени на мелководье, но игривый, переменчивый нрав их сказывался то и дело. Читая вольным детям океана книжную премудрость, Логинов часто замечал, как в задних рядах открыто хряпают рыбёшку или нереида самозабвенно лижется с возлюбленным тритоном, или творится что-нибудь вовсе неподобающее.
- Хоть кол на голове теши! - жаловался протопоп Громову. - Я твержу про смертные грехи, а они амурам предаются! Спрашиваю: "Каково ваше profession de foi?", они смеются.
- Камнем в голову, - посоветовал Дивов, - не пробовали?
- Герррой, герррой, - мурчал Ирод, натирая своей шерстью сапоги корнета, выловленные со дна морского доброй Жанной.
- Иной раз подмывает, - признался Логинов. - Но долг велит действовать убеждением и лаской. Впрочем, полезна может быть и воинская хитрость. Есть одна идейка… ввиду чрезвычайных обстоятельств… Корнет, не откажитесь стать крестным отцом.
- Не готов, не достоин, - пытался увернуться Дивов. - Во грехах, постом мясо ел, людишек убивал, всякие слова выкрикивал в запальчивости, любодейные помыслы лелеял…
- Государственной измены, богохульства - не было? Прочие грехи я отпущу. Согласны?
- Не могу! - взмолился корнет. - Отец Леонтий, не настаивайте! Вы наверняка намерены крестить пригожую русалочку, всем прочим для примера - и как я, крестный отец, буду в дальнейшем с ней общаться? Как монах с монахиней, не ближе!
- Предлагаю свою кандидатуру, - вмешался Громов. - Мне земных женщин хватает, к земноводным не стремлюсь. Однако, батюшка, предвижу каноническую трудность. С нами нет ни одной православной. Кого прочите в крестные матери?
- Российскую Империю, - ответил Логинов голосом, полным величественного мистицизма.
- Грандиозно! - выдохнул Дивов с восторгом. - Преклоняюсь перед вашим гением!
Наутро Леонтий в надлежащем облачении и Громов в парадном мундире, с какой-то корзинкой подмышкой, вышли на берег к кафедре. Из морской глади торчало сотен шесть-семь голов - не полный состав, но по замыслу протоиерея всех скликать и не требовалось.
Под гомон заинтригованных русалок Логинов торжественно совершил чин оглашения, строго-настрого запретив диаволу господствовать над морскими людьми, затем повелел врагу уйти, после чего троекратно дунул, приговаривая:
- Изгони из них всякого лукавого и нечистого духа, скрытого и гнездящегося в их сердцах!
Громов, легко определявший стороны света без компаса, велел аудитории развернуться лицами строго на вест, а Леонтий стал вопрошать:
- Отрекаетесь ли вы от сатаны, всех его дел и всех его аггелов, всего его служения и всей его гордыни?
- Oui! Oui! Oui! - охотно отвечало собрание.
- И дуньте, и плюньте на него!
Знаки презренья к сатане были исполнены столь истово, что в бухточке случилась небольшая буря.
- Сочетаетесь ли вы со Христом?
- Oui!