- Если так, повторяйте за мной: Верую во единого Бога Отца Всемогущего, Творца неба и земли…
Заминок не возникло, поскольку текст уже был знаком русалкам. Они обладали превосходной слуховой памятью.
- …Исповедую единое крещение во отпущение грехов, ожидаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь!
- Amen! - ответил хор.
Логинов благословил море, долженствующее стать купелью, и побрызгал на бухту маслом, условно помазав всех находящихся в воде.
- Крещаются рабы Божии русалочьего рода, сколько их здесь есть в русских территориальных водах - во имя Отца, аминь! - басовито возгласил Логинов и дал знак Громову. Тот открыл корзинку, где нечто шуршало и скреблось. Выглянул взъерошенный, встрёпанный Ирод, увидел полное море еды и завопил:
- МЯУ!
Русалки и тритоны как один нырнули.
- Всплыть! - властно скомандовал Громов. Когда его повеление исполнилось, он встряхнул негодующего Ирода, держа его за шкирку.
- …и Сына, аминь!
- МЙЯУУ!!
Свирепый мяв матёрого котища повергал морских жителей в ужас; они опять ушли под воду.
- Всплыть! - не унимался Громов, стараясь не прибавить ничего матерного, ибо Ирод немилосердно царапал его и стремился укусить.
- …и Святаго Духа, аминь!
- МММЯУУУ!!!
Бухта пошла кругами от массового одномоментного погружения.
- Всё, окунулись трижды! Отпустите котика, Аркадий Кузьмич, таинство свершилось. Миропомазание сделаем позднее, когда они очухаются…
- Ирод, голубчик, я зашкирил тебя в интересах империи, - морщась от боли, Громов изучал исполосованную когтями, кровоточащую руку. - Я руководствовался высшими государственными соображениями. Будешь мурлыкать Володихину на ухо - так и говори, поскольку это правда. От себя же я, как командир экспедиции, назначаю тебе семь…
- Мррр? - освобождённый Ирод (шерсть дыбом, глаза-угли) рванулся было пулей прочь, но задержался, нехорошо глядя на мичмана.
- …нет, десять фунтов свежей…
- Пффф!
- …красной рыбы!
- Мря? - в отрывистой реплике Ирода слышалось: "И это всё?"
- Фунт сметаны. Два фунта.
Шерсть на Ироде начала разглаживаться, но обида была велика, он никак не мог простить мичману грубость, пусть даже продиктованную служебным рвением. Заметив это, в торг вступил Леонтий. Как всегда, он действовал просто и убийственно.
- Сибирская кошка Саломея. Упитанная, бойкая, очень пушистая. Живёт на подворье иркутского владыки Серафима, - произнёс Логинов, глядя в облака. - Доставят в эту навигацию, ближайшим кораблём.
- Мрррррр… - заворожённо пошёл Ирод на мягкий и сладостный голос Леонтия.
- Значит, мы договорились?
- О, боже! - плаксиво воскликнула Жанна, зашлёпав вокруг себя ладонями. - Со мной что-то случилось! Мне трудно дышать под водой!
- И со мной тоже!
- И мне!
- Прямо-таки сдавливает грудь!
- Ah! vraiment c’est insupportable!
- Saperlotte! Diable! Parbleu! - слышалось отовсюду.
- Сказалась благодать крещения, - шепнул Громову Леонтий. - Аркадий Кузьмич, мне в облачении бежать неловко; не будете ли вы столь любезны, чтобы обезопасить меня сзади?..
- Это всё он! - заорал Пьер, указывая на Логинова. - Он наколдовал! Он прочёл заклинание и обмяукал нас котом! Держи его! Пусть вернёт как было!..
- Ходу, батюшка!
Ирод, мичман и Леонтий припустили к лагерю, а бухта забурлила - всё скопище ринулось на сушу.
- Скажите им, что это не отменяется! - горланил Громов на бегу.
- Вы думаете, они станут слушать?!
- Неделю скрывался я в сопках от сих неофитов, - чарующим голосом вещал Логинов, приняв новую порцию текилы и закусив балычком. - Яко Иоанн Креститель в пустыне, питался листвой и кореньями…
- По-моему, батюшка цитирует выдержки из своего жития, - предположил пьяный и довольный Дивов. - На деле же Громов велел солдатам тайком носить ему еду и выпивку. Водяная братия искала протоиерея весьма рьяно, но день ото дня их плавники и перепонки таяли, чешуя осыпАлась, а раж угасал…
- Тем временем, - остановить речь Логинова могла лишь молния, ударившая прямо в канцелярию, - противу нас ополчились силы ада. Извергая дым и пламень, пробудилась Генеральная гора. Было великое трясение земли, всюду витал серный дух и слышались вопли демонов. С востока пришёл тайфун, началось сущее светопреставление. Ежесекундно раздавался гром и били ослепительные разряды. Потоки ливня угрожали смыть наш лагерь в бухту. Но члены военно-духовной экспедиции были неустрашимы. Господин Скирюк сказал…
- Я сказал, - настойчиво перебил канцелярист, - что в любом случае перепишу всех водяных и выдам им пачпорты. Не мог же я вернуться в Мариинский, не исполнив свои обязанности? Хоть бы, говорю, земля разверзлась и весь остров провалился, но я их зарегистрирую, а после приведу к присяге! Это вам не оптом крестить! Каждого надо в отдельности. Я под навесом, новообращённые по одному подходят, кто в одёже, кто в рогоже, кто ладошкой срам прикрыв. А как быть? Их двенадцать сот душ, одень-ка всех! Велел шить из запасных парусов… Игл, ниток нету! Кто найдёт? Скирюк, больше некому! Кроить пришлось саблями…
- К делу, к делу, - призвал Володихин, наглаживая Ирода, чья сияющая физия была убелена сметаной. - Не отвлекайтесь, речь о подвиге.
Кот был счастлив вкусной наградой; вдобавок Володихин обещал его увековечить за заслуги. Сейчас Ирода не волновали даже каменные мыши, тихонько шнырявшие под полом в ожидании, когда Скирюк останется один.
- Я видел - человек идёт на самопожертвование, - заверил Логинов. - Слева штоф чернил, справа фляжка рому, пять дюжин перьев очинил. Непосильный труд на себя взял! Я клич бросил: "Кто писать может? На помощь Скирюку!" Он же отмахнулся: "Каракули-то выводить у нас все горазды, а нужен почерк писарский, каллиграфический. Я эту груду пачпортов… шутя осилю!"
- Геройское деяние! - Дивов обнял разгорячённого штатского. - Я б не рискнул. Ваше высокоблагородие, Скирюк достоин ордена!
- Пишу, строчу, - канцелярист задышал так, будто вернулся в тот овеянный славой день, - имена им даю и фамилии! Кто был Бабель - стал Вавила, кто Даниэль - тот Данила, а Эсташ - Евстафий! С бабами умаялся. Не разберёшь их, кто девица, а кто мужняя жена. У иной три хахаля, притом каждый с пятью полюбовницами. Как тут родство обозначать, при этаком-то беспорядке? Опять-таки, на имена привередливы. Нету в святцах Жанны, ставлю "Евдокия", она в крик. Как-то поименовал всех без особого скандала…
- Нет, две остались недовольными - Проскудия и Голиндуха, - напомнил Громов. Обычно бледное, его лицо порозовело от выпитого.
- Не угодишь! Предлагал - Нунехия или Перпетуя? нет же, кобенится, истерику закатывает. Что она там голосила?.. Дивов, вы переводили!
- Я не переводил, я был близок к обмороку. Она говорила: "Зачем я оставила милое море? О, бросьте меня обратно в волны!"
- А фамилии? - перебирая списки, Володихин потел от подступающего хохота. - Как вы их столько напридумали?
- Легко-с, ваше высокоблагородие. Куда гляну, что увижу, то и фамилия. Камень лежит - Каменевы, мох на камне - Моховы, казак рядом - Казаковы, чайка кликнет - Чайкины.
- Под конец иссякать стал, - встрял Дивов. - Вот, Сергей Петрович, взгляните внизу списка - Ружьёвы, Шапкины, Кушаковы, Сапоговы, Саблины, Мундиркины…
- Благо, не вписали фамилий Бриг и Гукер, а то пришлось бы за новоявленных иудеев отчитываться. И всех таки паспортами наделили?
- Таки всех, до единого-с!
- Бесподобно. Я вас, Скирюк, представлю к повышению в титулярные советники.
- Раз так - за будущего титулярного, за его личное дворянство!
Рюмки совокупно звякнули над полным яств столом.
- Мигель, наливай по новой!
Чернокожий бой, наряженный казачком, проворно поделил текилу по чаркам, белозубо улыбаясь до ушей.
- Лихой малец. Куда его определите, Сергей Петрович?
- Подарю арапчонка графу Бенедиктову. Он любит чёрных.
- Спорим, Ванькой назовёт? - протянул руку Дивов.
За столом недоставало только капитана Квальи, но его ждали с минуты на минуту. Вот и он явился под конвоем.
- Надеюсь, сеньор, Мариинская крепость запомнится вам как тёплый и гостеприимный угол. Присаживайтесь! Мигелито, налей капитану водки.
- Вы говорите так, сеньор комендант, словно собрались со мной расстаться. За здоровье - ваше и вашей супруги!
Разумеется, графиня Ирина Николаевна уже в день прибытия "Оказии" и "Предейтора" проведала, что, среди прочих, узником её обожаемого Серхио стал храбрый и благородный испанец. Едва в речах полковника зазвучали слова "упечь", "каторга", "рудники" и тому подобные, как Ирина Николаевна засобиралась в путь и приказала снаряжать "Св. Варвару". Отчего? Плохой сон! Приснилось, будто брат заболел.
- Я должна срочно плыть на Санта-Фе-де-Алаину! Осенью встретимся у Бенедиктова. Ты починишь бриг и приедешь ко мне.
И наконец:
- …если не станешь угнетать этого кабальеро и его несчастных моряков, я возможно останусь.
- Но, Ирина, они пираты и грабители!
- Их втянули англичане. Они - жертвы британских интриг. Или ты осознаешь это, или грузи мои вещи на "Варвару".
Поэтому во взгляде Володихина темнела память о семейной сцене. Квалья, ни сном ни духом не подозревавший о заступничестве сеньоры Аламеда, принимал эту сумрачность за русскую природную жестокость, слегка залакированную мундиром и эполетами.