Весть о победе Араб-Шаха застала Мамая в походе: беклербек шел к Дербенту, осажденному Идиге-ханом.
По получении столь важного известия эмир остановил коня и призвал к себе мурзу Бегича - осторожного и опытного полководца. Спросил:
- Слышал о битве на реке Жея-су?
Неразговорчивый Бегич молча кивнул головой. Мамай глянул на него остро, заговорил напористо:
- Араб-Шах теперь к трону султана Высочайшей Орды потянется. Надо его остановить. Приказываю тебе, мурза, взять два тумена и закрыть дорогу кок-ордынскому разбойнику на Сарай ал-Джедид! Встанешь станом у крепости Мукши!
- Но... у Араб-Шаха теперь четыре или даже пять туменов, - заколебался темник. - Смогу ли я...
- Сможешь! - вспыхнул Мамай. - Сможешь. Скоро к тебе еще два тумена подойдут. Не медли, выступай тотчас. И не бойся, Араб-Шах не так уж страшен. Войско его разбежится от первой же неудачи, - тонко улыбнулся и добавил полушепотом: - А потом, в стане кок-ордынца, словно моль внутри ковра, тайно мой человек сидит. Иди, мурза, иди.
Бегич склонил голову, ударил коня камчой. Тот взвился на дыбы и рванул в сторону. Мамай угрюмо смотрел ему вслед.
Часть II
Русь Московская
Глава первая
Вести из Великой степи
Они чем-то походили друг на друга: оба высокие, широкоплечие, ладные. Лица их суровы, степными ветрами задублены, бурями ратными овеяны.
Первый, черноволосый и черноглазый, с широкой густой бородой, - Великий Князь Московский и Владимирский Дмитрий Иванович. "И Владимирский" означает, что он старший князь на всей Русской земле, что именно к нему стекается дань со всех княжеств, а уж он сам дает выход в Золотую Орду.
За честь быть "и Владимирским" упорно боролись Тверской князь Михаил Александрович и правитель Нижегородско-Суздальский Дмитрий Константинович. Не единожды татарские султаны присылали противникам Москвы ярлык на старшинство, но великий князь Московский силой ратной принуждал их отказаться от хитрой ордынской "милости".
Дмитрий Иванович был молод - ему едва минуло двадцать семь лет, - но деяния его пленяли воображение и равнялись подвигам древних былинных героев. Русь верила, что именно этот мудрый государственный муж и неустрашимый военачальник наконец-то совсем сломает уже обветшавшее ярмо рабства, которое надел на православных "безбожный царь Баты-га" сто сорок лет назад...
Рядом с ним стоял сейчас Владимир Андреевич, князь Серпуховский, - двоюродный брат, друг, талантливый полководец и ближайший сподвижник. В отличие от своего повелителя, Владимир был рус, глаза его в радости были схожи с весенним безоблачным небом, а в гневе излучали цвет холодной бранной стали.
Немало славных дел свершили князья вместе: принуждали к дани Суздаль, Рязань и Тверь, Псков копьем увещевали, смиряли гордость новгородской вольницы, мечом отражали литовскую силу от стен Москвы, жестоко били во чистом поле буйные ватаги ордынские.
Настроение Великого Князя нынче было хорошим - по-видимому, от вестей добрых. Он сидел в горнице за большим дубовым столом, когда пришел к нему Владимир Серпуховский.
- Садись, - указал хозяин на скамью слева от себя.
- Благодарствую... Что это ты держишь в руках, Митрий? - спросил Владимир с любопытством, продолжая стоять, упершись кулаком в столешницу.
- На и ты глянь, - улыбнулся Великий Князь. - Мож, видел где раньше? Признаешь?
Владимир взял в руки массивную золотую пластину, вгляделся, поднял стремительный взор на собеседника:
- Да то ж пайцза Джучи-хана! Аль нет?
- Она.
- Где взял?
- Досталась деянием досужих людей, сторонников Москвы.
- Вот эт-то да! По поверью, в чьих руках эта пайцза заповедная, тот будет властвовать над всей Великой степью. Так сами ханы ордынские толкуют.
- Слыхал и я про то. Да только мало верю в сказки всякие. А вот раз ханы татарские верят, то сие нам надобно обратить на пользу Руси.
- Слыхано, немало кровушки ордынской пролито из-за злата заповедного.
- Только ли ордынской! Помнишь, Арапша погубил откупленных полонянников русских?
- Прошлой зимой?
- Да. Так вот, из-за пайцзы этой полегли тогда братья наши. Да и к Пьяне-реке она причастна.
- А кто знает, что пайцза Джучи-хана в Москве, в деснице твоей, княже?
- Кто-то ведает. Арапша, к примеру. Да и Мамай прознал неведомо как.
- То-то послы ордынские ко двору московскому понаехали. А я-то мыслил: чего их сюда вдруг потянуло?
- Пайцза и манит. Пайцза Джучи-хана! Каждому охота быть царем в Золотой Орде. Каждому хочется править Великой степью безраздельно, как некогда правил ею Батый. - Дмитрий рассмеялся, спросил: - Я слыхал, свара какая-то на Посольском дворе случилась?
- Случилась, да еще какая, - улыбнулся и Владимир. - Болярин Федька Свибло поселил послов Мамая и Арапши на одном подворье: татары, дескать, поладят. А промеж них сеча возгорелась. С пяток порубленных до смерти на земле лежать остались. У Мамаева посла Усмана добрый рубец на башке, едва кровь уняли. И еще здоровенный синяк под глазом: это уж когда наши усмиряли.
- Кто ж его так угостил?
- Пересвет, кажись.
- Да-а, ежели этот даст кулаком, едва ли кто устоит. Вот только как Федька допустил такое? Спрошу с него по первое число за срам, учиненный на подворье Посольском. Стыд перед всем светом!
- Спросить надо, - согласился Владимир. - Однако ж и Федьке досталось, когда разнимал ордынцев. Рука на перевязи и тако ж синяк в пол-лица, смотреть весело. Какой-то Марулла-батыр саданул ему под глаз! Тож и Пересвету в силушке не уступит могут татарский.
- Уняли, стало быть?
- А как же. Уняли, повязали кое-кого, по разным дворам развезли, чтоб не встретились друг с дружкой ненароком и наново не подрались. Беда с ними... Скажи, княже, неужто ты хочешь пайцзу сию ханскую у себя оставить? - Владимир ткнул пальцем в пластину. - Прознают татаровья, обозлятся - жуть! Жди тогда большой войны.
- А что? -Великий Князь сделал шутливо-заносчивое лицо, задрал подбородок. - Аль не пристало мне быть царем всей Золотой Орды?
- Пристало, пристало! - расхохотался князь Серпуховский. - А я в помощниках у тебя буду. Веру Магометову примем, чалмы напялим, гаремы заведем. Живи - не хочу!
- Тебе Елена-то заведет! - рассмеялся Дмитрий.
- Вот только то и держит. У тебя Евдокия, у меня Елена. А так бы - чем не жизнь? Эхма!
- Ну хватит, посмеялись, - посерьезнел Великий Князь. - Что за вести прислал Семен Мелик с предела Нижегородского?
- А он за дверью.
- Когда примчался коршун наш, мысли быстрее летающий?
- Да только что.
- Позови его.
Владимир вышел из горницы, вернулся скоро в сопровождении сторожевого воеводы и недавнего посла в ставку почившего султана Али-ан-Насира. Великий Князь Московский и Владимирский встретил его строго, сесть не предложил, ибо не ведал еще, с какой вестью пожаловал беспокойный военачальник. Владимир Андреевич тоже остался стоять.
- Говори, - сухо приказал Дмитрий. - Сказывай, что там Арапша поделывает.
Семен Мелик коротко поклонился властителю Московско-Владимирской Руси, пожелал здоровья, заговорил:
- Арапша-хан захватил Булгар-град, Гюли-стан и крепость Мамаеву - Мукшу...
- Что-о?! - враз воскликнули Дмитрий и Владимир. - Арапша решился на войну с Мамаем?!
- Похоже на то, - подтвердил воевода. - Слыхано, Арапша-хан нацеливает полки свои на Сарай. Из Синей Орды, прослышав о делах в половецкой степи, много новых воев к хану сему удачливому набежало.
- Да-а, - покачал головой Дмитрий Иванович, - серьезный хан. И воевода отменный. Ан быть ему царем в Золотой Орде! И Мамай ему не помеха!
- В Булгар-граде Арапша, чай, всех купцов наших погубил. Или только по миру пустил? - спросил Владимир.
- Нет, - ответил Семен. - Повязать повязал, а крови русской на сей раз не пролил ни капли. И злато-серебро купецкое не тронул, и товары их целы остались.
- Чудеса-а! - развел руками Дмитрий.
- А когда же Арапша на Сарай пойдет? - полюбопытствовал Владимир. - Зима ведь на носу: ночь инеем землю красит.
- А тогда и пойдет, когда пайцза Джучи-хана на груди его снова засверкает.
- А ты откуда про то ведаешь? - изумился великий князь.
- Так я же встречался с Арапшей-ханом седмицу тому назад, - простодушно признался Семен.
Дмитрий и Владимир не поверили простодушию хитрого и ловкого сторожевого воеводы, к тому же потомку древней хазарской крови, но поступок его мгновенно оценили по достоинству.
- И что же поведал тебе Арапша-хан? - спросил Дмитрий Иванович.
- "Отдайте, - сказывает он, - пайцзу родовую, а я отпущу весь полон, взятый на Пьяне-реке, и купцам вольный торг дам по всем своим градам".
- Об этом стоит помыслить, - после некоторой паузы сказал великий князь. - Видать, посол Арапши-хана с тем же к нам прибыл?
- С чем же еще! - подтвердил Семен Мелик.
- Ты отдыхал ли? - спросил воеводу хозяин Москвы.
- Не до того было, - махнул рукой Семен. - Да не думай ты о том, княже. Привычный я. Не впервой. Говори, чего надо?