Глава восьмая
Суд Али-ан-Насира
Султан Высочайшей Орды, пьяный от радости победы над Токтамышем, от выпитого фряжского вина, от жарких ласк любимой жены, спал сном праведника.
Воздушная гурия сидела у его изголовья и молча, при неверном свете колеблющегося пламени свечи смотрела дивными очами на своего господина. Строгое, красивое, обрамленное черной бородкой лицо молодого султана было безмятежным. Иногда улыбка пробегала по пунцовым губам, и грозный властелин Дешт-и Кыпча-ка становился похожим на ребенка. Таким простым и доступным Великого не видел никто и никогда. Только она, дочь эмира Мамая-беклербека, созерцала тайное.
Зейнаб едва исполнилось шестнадцать лет, но передалось ей что-то от могущественного отца: хатын отличалась светлым умом и решительным характером. И любимой женой султана стала она не из-за исключительного положения своего грозного отца, а потому, что по-настоящему полюбила своего решительного и строптивого супруга. И еще, что тоже немаловажно: в отличие от своего могучего родителя, простого смертного, в жилах Зейнаб текла древняя кровь чингисидов, ибо мать ее была дочерью хана Бердибека.
Положением своим при султане хатын была довольна. Предаваясь утехам, молодой властелин намного чаще проводил время с ней, хотя в гареме его скучали еще три жены и более ста наложниц, одна прекраснее другой. А уж если Али-ан-Насир хотел ночевать в гареме, то оставался только у Зейнаб. Ибо только ей доверял султан свою жизнь и был уверен, что она никогда не предаст его и не убьет, даже по приказу своего вероломного отца...
Зейнаб смотрела на лицо возлюбленного, не решаясь обеспокоить спящего даже легким прикосновением. Она, как и ее господин, радовалась победе над Токтамышем, тревожилась за судьбу своего Али, когда во дворце оказался раненый Араб-Шах. И пока все еще в недоумении гадали, что делать, хатын отправила гонца к своей мудрой матери. Не к отцу, потому что была уверена: подозрительный эмир-беклербек прикажет просто-напросто зарезать так некстати оказавшегося в Сарае ал-Джедиде еще одного претендента на престол Дешт-и Кыпчака. Мать - а Зейнаб надеялась на это - сумеет убедить свирепого отца быть милосердным к раненому...
Али забормотал что-то во сне. Зейнаб прислушалась.
- Тумены, вперед... м... м... Взять Токтамыша... Взя...
Женщина положила тонкую ладонь на лоб повелителя. Тот улыбнулся и затих.
- Спи, о Властелин сердца моего, - прошептала она. - Я буду верным стражем твоим всю ночь.
В дверь осторожно стукнули два раза. Зей-наб вскочила, тенью скользнула к выходу, выпорхнула за штору. Перед ней стоял склоненный пополам главный евнух гарема.
- О-о, госпожа, - шепнул он испуганно. - Буди Великого. Беда. Араб-Шаха зарезали.
Другая женщина на месте Зейнаб разбудила бы весь гарем криком, но эта повела себя иначе. Она оставалась невозмутимой и даже равнодушной с виду. Правда, первый ее вопрос был задан несколько поспешно:
- Кто на страже у наших дверей?
- Верные тургауды-евнухи.
- Кто весть принес?
- Карача Бахар-мурза.
"Ворон над падалью,- подумала Зейнаб.- И тут он первый спешит сообщить о беде".
Вчера, когда Али рассказал ей о предательстве Тагир-бея, молодая женщина стала горячо убеждать возлюбленного схватить Бахара и допросить с пристрастием. Хатын была уверена: без козней хитрого сановника тут не обошлось.
Но Али был пьян, весел, добродушен.
"У страха глаза даже на макушке есть! Бахар-мурза предан мне. И-и... лучше его никто не знает о происках моих врагов и врагов твоего отца", - заявил он и запретил говорить о надоевшем...
- А как стража могла допустить убийц к ложу Араб-Шаха? - спросила Зейнаб евнуха.
- Не знаю, о...
- Ладно, я разбужу Великого...
Али-ан-Насир не так хладнокровно воспринял весть о злоумышлении во дворце.
- Убийцы могут проникнуть даже сюда, - торопливо одевался правитель Золотой Орды, не выпуская из рук кинжала. - Где моя сабля?
- Вот она, господин.
Зейнаб позвонила в колокольчик. Вбежал евнух.
- Где Саллах-Олыб? - спросил султан резко.
- Говорят, его отравили, о Вели...
- Что-о?! - остолбенел властелин.
- Я ничего не знаю, - уткнулся головой в ковер главный евнух гарема.
- Кто сторожит двери моих покоев?!
- Начальник твоих личных тургаудов Калкан-бей.
- Скажи ему, пусть позовет во дворец Сагадей-нойона с тремя сотнями самых верных мне нукеров!
Скопец ползком подался к выходу...
- Остерегайся Бахара, - шепнула Зейнаб, когда Али-ан-Насир покидал гарем.
Куварза-онбаши, как только ушел Бахар-мурза, плотно притворил дверь и сказал тихо:
- Анвар-табиб, изменник Ялым-бей жив. Его надо привести в чувство.
Лекарь подошел к злоумышленнику, наклонился, но Куварза отстранил его:
- Подожди, табиб. Я свяжу ему руки и ноги. Скорпиону нечего терять: он даже сам себя ужалить может. А султану Али-ан-Насиру он живой нужен.
Вскоре бесчувственный помощник начальника стражи дворца был связан. Анвар-табиб заставил заговорщика прийти в себя. Тот сидел прислоненный к стене, зло поводил налитыми кровью глазами и молчал. Впрочем, Куварза и задал-то преступнику всего один вопрос:
- Кто эти люди? - и указал на трупы.
Ялым-бей даже головы не повернул в его сторону.
Анвар-табиб ушел за занавеску: Араб-Шаху стало плохо, кровь горлом пошла. Лекарь не скоро остановил ее...
- Ой-е! Внимание! Идет Великий и Ослепительный Али-ан-Насир, да будет он благословен вечно! - раздался громкий голос стражника, и на порог ступил тот, кого он назвал.
Властелина сопровождал высокий ростом Калкан-бей и еще четверо могучих тургаудов личной охраны.
Все находившиеся в покоях пали ниц. Из-за полога вышел и склонился Анвар-табиб.
- Ты ранен, мой мудрый учитель? - спросил султан, увидев пятна крови на халате лекаря.
- Нет, о Великий. Это не моя кровь.
- Где Араб-Шах-Муззафар? Что с ним?
- Он там, - показал старик на занавеску и заметил, как за спиной султана сразу отступил в тень Бахар-мурза.
Связанный Ялым-бей застонал от бессильной злобы. Султан подошел к нему: .
- А-а, это ты. Где же твоя клятва перед Аллахом?
Преступник молча отвернулся.
- Если ты хочешь пощады...
- Я не хочу пощады! - прервал властелина Ялым-бей.
- Хорошо. Тогда я прикажу раздеть тебя и живым бросить в загон к голодным свиньям. Это сделают безбожники абды, которые выращивают нечистых животных и едят их.
Изменник съежился, непередаваемый ужас отразился на его окровавленном лице: правоверному мусульманину даже видеть проклятое Аллахом животное - грех, а уж быть растерзанным голодными свиньями...
- А может быть, и сами абды съедят тебя. Мне недавно новых рабов привезли из африканского племени людоедов. Но... - прищурился султан, - я могу предать тебя почетной смерти, если ты назовешь имя главного моего врага, который послал тебя на это черное дело.
- Если ты прикажешь зарубить меня саблей, тогда я умру воином и попаду в рай. За такую смерть ты будешь знать имя этого человека, пусть его покарает Аллах.
- Обещаю!
- Это Бахар-мурза.
- Ты врешь! - воскликнул Али-ан-Насир и сразу вспомнил предостережение Зейнаб.
- К чему мне врать перед лицом смерти? Разве я могу нести ложь на суд Аллаха?
- Схватить изменника! - зловещим голосом приказал властитель Дешт-и Кыпчака.
Но... главный преступник исчез. Вся стража дворца всполошилась. Смятение перекинулось в город...
Али-ан-Насир подошел к Анвар-табибу, крепко прижал его к груди:
- Ты мой самый верный нукер! Ты - услада моего сердца! - Он снял с безымянного пальца левой руки массивный перстень и собственноручно надел его на палец лекаря. - Я мог бы одарить тебя и большим. Но это кольцо самого Сулеймана-ибн-Дауда. Этот талисман защитит тебя от любой беды.
Анвар-табиб хотел встать на колени. Султан не дал.
- Покажи мне спасенного тобой брата моего, славного потомка Потрясателя Вселенной Араб-Шаха-Муззафара.
Старик отдернул занавес. На ложе из кое-как скатанного ковра лежал раненый хан, и улыбка освещала его суровое, бледное от потери крови лицо.
Али-ан-Насир подошел, склонился:
- Я рад твоему избавлению от двух смертей, брат. Пусть боль твоя перейдет в мое тело.
- Аллах отблагодарит тебя, о Великий и Милосердный Султан Дешт-и Кыпчака, - тихо ответил грозный военачальник. - Если ты будешь называть меня своим младшим братом, тогда я буду мечом и охраной твоей.
- Ты брат мой по древней крови! - воскликнул Али-ан-Насир. - Мы оба потомки могучего Джучи-хана, да будет он вечно пребывать у престола Аллаха! Поправляйся, любимый брат мой, и тогда мы поговорим о важном. А сейчас прости, неотложные дела торопят меня. Нет ли у тебя каких-либо желаний?