Александр. "Ос-ле-пи-тель-ный"?
Спартак/истерически/. Да! Черт тебя побери!
Александр. Я… согласен.
Спартак. А кто тебя спрашивает?!
Александр поднимает руку В лучах фонарей "вспыхивает" грань зажигалки. Ассистенты с воплями кидаются наземь.
Спартак. Проклятье! Она у тебя!? Стой! Я вижу, ты подыхаешь без курева… На, забирай! /Протягивает открытый портсигар. АЛЕКСАНДР одной рукой опирается в стену, другой – тянется к сигаретам. Но в последний момент, когда кажется, что Спартак вот-вот перехватит запястье лишенного сил человека, инспектор, отдергивает руку./ В чем дело? Ты больше не хочешь курить?
Александр. Я лучше… сыграю на флейте…
Спартак. Да подожди! /Торопится сказать./ Ты послушай! Стоит ли нервничать из-за того, что вокруг все – фальшиво? Даже – ЛЮБОВЬ! Даже – БОГ! Ведь в основе всего лежит ФИКЦИЯ! Назови мне хоть что-нибудь неподдельное! Ну?
Александр. Ваш… страх.
Спартак /севшим голосом/. Пусть… Не ты ли здесь говорил: "Жизнь – стечение невероятностей… Кому дано право ее обрывать!"
Александр. Успокойтесь… Я все… беру на себя.
Спартак /исступленно кричит/. Нет! Нет! Нет! /Выхватив нож, бросается к Александру./
Стена ослепительного света на миг застилает сцену. Грохот. Пронизанная затухающим гулом кромешная ночь. Гул стихает, доносится удар колокола. Кружатся, пляшут багровые сполохи… А когда они затухают, на сцене – снова гостиная в доме палеонтолога. Из неплотно прикрытой стеклянной двери льется мелодия Кристофа Глюка. После удара колокола, все происходит почти в той же последовательности, что – в первом действии: Анна, сидевшая в кресле, встает и медленно удаляется в детскую; из прихожей появляется человек атлетического сложения в облегающей кожанке. Прислушиваясь, он морщится, словно от боли, зажимает ладонями уши. Доносится шум: из передней врывается облако и… поглощает вошедшего. Будто ветра порыв сдул туман… Утро. Снова все в комнате напоено изумительным светом, точно это не просто гостиная, а некая "пристань небесная". Флейта "поет" в полный голос.
Занавес.
2000