Драматическая повесть Дюма "Корсиканские братья" о братьях-близнецах, мистическим образом чувствующих на расстоянии беду друг друга.
Александр Дюма
КОРСИКАНСКИЕ БРАТЬЯ
I
В начале марта 1841 года я путешествовал по Корсике.
Нет ничего прекраснее и удобнее, чем путешествовать по Корсике: садитесь на судно в Тулоне и через двадцать часов вы уже в Аяччо или через двадцать четыре - в Бастии.
Там вы покупаете или нанимаете лошадь. Если нанимать, это обойдется вам в пять франков ежедневно, если покупать - придется выложить сто пятьдесят сразу. И пусть вас не смущает столь умеренная цена: эта лошадь, взятая ли внаем или купленная, способна, подобно той знаменитой лошади гасконца, что прыгнула с Нового моста в Сену, на такое, что не под силу ни Просперо, ни Наутилусу, этим героям скачек в Шантийи и на Марсовом поле.
Ей доступны такие тропинки, где сам Бальма надел бы шипы, и такие мосты, на которых Ориолю потребовался бы балансир.
Что касается путешественника, то ему остается лишь закрыть глаза и во всем положиться на животное: эти опасности его не беспокоят.
Добавим, что подобная лошадь может пройти повсюду и делать до пятнадцати льё каждый день, не требуя у вас ни питья, ни корма.
Время от времени, когда вы останавливаетесь, чтобы осмотреть старинный замок, построенный каким-нибудь сеньором, героем-вожаком из предания феодальных времен, или зарисовать старинную башню, воздвигнутую генуэзцами, ваша лошадь ощипывает кустарник, обдирает с дерева кору или слизывает мох со скал - и дело с концом.
С ночлегом и того проще: путешественник прибывает в деревню, проезжает вдоль всей главной улицы, выбирает подходящий дом и стучит в дверь. Через минуту на пороге появляется хозяин или хозяйка, приглашает путешественника спешиться, предлагает разделить с ним свой ужин и целиком распоряжаться их кроватью, если другой в доме нет. На следующий день гостя провожают до самой двери и благодарят за оказанное этому дому предпочтение.
О каком-либо вознаграждении не может быть и речи: хозяин оскорбится при одном упоминании об этом. Если в доме прислуживает молодая девушка, ей можно предложить какой-нибудь шейный платок, с помощью которого она соорудит себе живописную прическу, когда пойдет на праздник Кальви или Корте. Если прислуживает мужчина, он с радостью примет от вас кинжал или нож, которым он при встрече сможет убить своего врага.
Но при этом следует заранее осведомиться, не приходятся ли слуги, а такое иногда случается, родственниками хозяину, менее обласканными судьбою, чем он. Они ему помогают вести хозяйство, за что получают пищу, жилье и один или два пиастра в месяц.
И не думайте, что хозяева, на которых работают их внучатые племянники или кузены в пятнадцатом или двадцатом колене, будут из-за этого хуже обслужены. Нет, ничего подобного. Корсика - это французский департамент, но Корсике еще очень далеко до того, чтобы стать Францией.
О ворах здесь ничего не слышно; бандитов хватает, да, это так, но не следует путать одних с другими.
Смело отправляйтесь в Аяччо и в Бастию: с кошельком, набитым золотом и привязанным к ленчику вашего седла, вы пересечете весь остров без тени беспокойства; но лучше не рискуйте проехать из Оканы в Левако, если у вас есть враг, который объявил вам вендетту, - в этом случае я бы не поручился за вас уже на первых двух льё.
Я был на Корсике, как уже говорилось, в начале марта. Я приехал один, оставив Жадена в Риме.
Прибыв с острова Эльба, я сошел на берег в Бастии и купил лошадь за вышеупомянутую цену.
Посетив Корте и Аяччо, я теперь осматривал окрестности Сартена.
В тот день я ехал из Сартена в Соллакаро.
Расстояние было небольшим, льё двенадцать быть может; однако дорога была извилистой и пересекала один из главных отрогов гор, формирующих хребет всего острова, поэтому, боясь заблудиться в лесных зарослях, я взял проводника.
К пяти часам мы добрались до вершины холма, возвышающегося одновременно над Ольмето и Соллакаро.
Там мы немного передохнули.
- Где ваша милость желает остановиться? - спросил проводник.
Я взглянул вокруг: улицы селения хорошо просматривались и показались мне почти пустынными, лишь какие-то женщины изредка появлялись на них, но быстро проходили, озираясь вокруг.
В силу установившихся правил гостеприимства, о которых уже упоминалось, я мог выбирать любой из ста или ста двадцати домов, составляющих селение, и, поискав глазами жилище, где мне было бы уютнее всего, остановился на квадратном доме, построенном в виде крепости с машикулями перед окнами и над дверью.
Я впервые видел подобные домашние укрепления, но нужно сказать, что окрестности Сартена - это места, где царят законы вендетты.
- Вот и хорошо, - сказал мне проводник, посмотрев в направлении моей руки, - мы отправимся к госпоже Савилии де Франки. Ваша милость, ей-Богу, сделали неплохой выбор - видно, что вы человек опытный.
Не забудем отметить, что в этом восемьдесят шестом департаменте Франции обычно говорили на итальянском языке.
- Но не будет ли это неприличным, что я хочу попросить пристанища у женщины? - спросил я. - Если я правильно понял, этот дом принадлежит женщине.
- Конечно, но что неприличного в этом находит ваша милость? - ответил он удивленно.
- Может, эта женщина молода, - пояснил я, движимый чувством приличия или, может быть, самолюбием парижанина, - и, если я переночую в ее доме, это может ее скомпрометировать?
- Ее скомпрометировать? - повторил проводник, явно пытаясь понять смысл этого слова, которое я переделал на итальянский манер с обычной самоуверенностью, присущей нам, французам, когда случается говорить на иностранном языке.
- Ну, конечно! - продолжил я, начиная терять терпение. - Эта дама вдова, не правда ли?
- Да, ваше сиятельство.
- Ну и что, она примет у себя молодого мужчину?
В 1841 году мне было тридцать шесть с половиной лет и я еще называл себя молодым человеком.
- Примет ли она молодого человека? - повторил проводник. - А какая ей, собственно, разница, молодой вы или старый?
Я понял, что ничего не добьюсь, если буду расспрашивать подобным образом.
- Сколько лет госпоже Савилии? - спросил я.
- Сорок или около того.
- А! - откликнулся я скорее на свои собственные размышления. - Ну и замечательно. У нее, конечно, есть дети?
- Два сына, два славных молодых человека.
- Я их увижу?
- Вы увидите одного - того, что живет с ней.
- А другой?
- Другой живет в Париже.
- А сколько им лет?
- Двадцать один год.
- Обоим?
- Да, они близнецы.
- А чем они занимаются?
- Тот, что в Париже, будет адвокатом.
- А другой?
- Другой будет корсиканцем.
- Ну-ну, - сказал я, находя ответ довольно своеобразным, хотя он и был произнесен вполне естественным тоном, - ну хорошо, давайте пойдем в дом госпожи Савилии де Франки.
И мы отправились в дорогу.
Десять минут спустя мы вошли в селение.
Теперь стала заметна одна подробность, которую я не мог увидеть с вершины горы. Каждый дом был укреплен, как дом г-жи Савилии, только без машикулей; бедность их владельцев, конечно, не позволяла им иметь такие роскошные укрепления, просто окна изнутри были зашиты брусьями, оставляющими отверстия для ружей. В других домах окна были укреплены красным кирпичом.
Я спросил проводника, как называются эти бойницы; он ответил, что это амбразуры для лучника, и из его ответа я понял, что вендетта на Корсике существовала еще до изобретения огнестрельного оружия.
Чем дальше мы продвигались по улицам, тем более селение приобретало пустынный и унылый вид.
Большинство домов, казалось, пережили осаду и были изрешечены пулями.
Иногда за этими бойницами мы видели сверкающие любопытные глаза, наблюдавшие, как мы проходили мимо, но различить, чьи это были глаза - мужские или женские, - было невозможно.
Мы подошли к дому, на который я указал проводнику. Он был действительно самым заметным в селении.
Поразило меня лишь одно: несмотря на то что дом был укреплен машикулями, в окнах не было ни брусьев, ни кирпичей, ни амбразур для лучника, лишь простые стекла, прикрывавшиеся на ночь деревянными ставнями.
Правда, эти ставни хранили следы прошлого: внимательный взгляд наблюдателя безошибочно распознавал в них пулевые отверстия. Но эти отверстия были старыми и появились здесь, вероятно, лет двенадцать тому назад.
Едва мой проводник постучал, как дверь открылась - но не робко и осторожно, не чуть-чуть, а настежь - и появился слуга…
Я не прав, говоря "слуга", нужно было бы сказать "мужчина".
Мужчину делает лакеем ливрея, а этот был одет в обычную бархатную куртку, короткие штаны из той же ткани и кожаные гетры. Штаны на талии были перетянуты поясом из пестрой шелковой ткани, из-за которого торчала рукоятка испанского ножа.
- Друг мой, - поинтересовался я, - не будет ли нескромным, если иностранец, никому не известный в Соллакаро, попросит пристанища у вашей хозяйки?
- Конечно, нет, ваше сиятельство, - ответил он, - это иностранец оказывает честь дому, выбрав его. Мария, - продолжал он, повернувшись в сторону служанки, показавшейся за ним, - предупредите госпожу Савилию, что французский путешественник просит его приютить.