"Ей было пятнадцать лет. Но по стуку…"
Ей было пятнадцать лет. Но по стуку
Сердца – невестой быть мне могла.
Когда я, смеясь, предложил ей руку,
Она засмеялась и ушла.Это было давно. С тех пор проходили
Никому не известные годы и сроки.
Мы редко встречались и мало говорили,
Но молчанья были глубоки.И зимней ночью, верен сновиденью,
Я вышел из людных и ярких зал,
Где душные маски улыбались пенью,
Где я ее глазами жадно провожал.И она вышла за мной, покорная,
Сама не ведая, что будет через миг.
И видела лишь ночь городская, черная,
Как прошли и скрылись: невеста и жених.И в день морозный, солнечный, красный -
Мы встретились в храме – в глубокой тишине:
Мы поняли, что годы молчанья были ясны,
И то, что свершилось, – свершилось в вышине.Этой повестью долгих, блаженных исканий
Полна моя душная, песенная грудь.
Из этих песен создал я зданье,
А другие песни – спою когда-нибудь.
16 июня 1903. Bad Nauheim
Вербная суббота
Вечерние люди уходят в дома.
Над городом синяя ночь зажжена.
Боярышни тихо идут в терема.
По улице веет, гуляет весна.На улице праздник, на улице свет,
И свечки, и вербы встречают зарю.
Дремотная сонь, неуловленный бред -
Заморские гости приснились царю…Приснились боярам… – "Проснитесь, мы тут…"
Боярышня сонно склонилась во мгле…
Там тени идут и виденья плывут…
Что было на небе – теперь на земле…Весеннее утро. Задумчивый сон.
Влюбленные гости заморских племен
И, может быть, поздних, веселых времен.Прозрачная тучка. Жемчужный узор.
Там было свиданье. Там был разговор…И к утру лишь бледной рукой отперлась,
И розовой зорькой душа занялась.
1 сентября 1903. С.-Петербург
"Когда я уйду на покой от времен…"
Когда я уйду на покой от времен,
Уйду от хулы и похвал,
Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,
Которым я цвел и дышал.Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,
Которое билось во мне,
Когда подходила Ты, стройно-бела,
Как лебедь, к моей глубине.Не я возмущал Твою гордую лень -
То чуждая сила его.
Холодная туча смущала мой день, -
Твой день был светлей моего.Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,
Исчезну за синей чертой, -
Одну только песню, что пел я с Тобой,
Что Ты повторяла за мной.
1 ноября 1903
Фабрика
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам – по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.И глухо заперты ворота,
А на стене – а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.Я слышу все с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.Они войдут и разбредутся,
Навалят нá спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
24 ноября 1903
"Мой любимый, мой князь, мой жених…"
Мой любимый, мой князь, мой жених,
Ты печален в цветистом лугу.
Повиликой средь нив золотых
Завилась я на том берегу.Я ловлю твои сны на лету
Бледно-белым прозрачным цветком,
Ты сомнешь меня в полном цвету
Белогрудым усталым конем.Ах, бессмертье мое растопчи, -
Я огонь для тебя сберегу.
Робко пламя церковной свечи
У заутрени бледной зажгу.В церкви станешь ты, бледен лицом,
И к Царице Небесной придешь, -
Колыхнусь восковым огоньком,
Дам почуять знакомую дрожь…Над тобой – как свеча – я тиха,
Пред тобой – как цветок – я нежна.
Жду тебя, моего жениха,
Все невеста – и вечно жена.
26 марта 1904
Из книги второй
(1904–1908)
Пузыри земли
(1904–1905)
Земля, как и вода, содержит газы,
И это были пузыри земли.
Макбет
"На перекрестке…"
На перекрестке,
Где даль поставила,
В печальном весельи встречаю весну.На земле еще жесткой
Пробивается первая травка.
И в кружеве березки -
Далеко – глубоко -
Лиловые скаты оврага.Она взманила,
Земля пустынная!На западе, рдея от холода,
Солнце – как медный шлем воина,
Обращенного ликом печальным
К иным горизонтам,
К иным временам…И шишак – золотое облако -
Тянет ввысь белыми перьями
Над дерзкой красою
Лохмотий вечерних моих!И жалкие крылья мои -
Крылья вороньего пугала -
Пламенеют, как солнечный шлем,
Отблеском вечера…
Отблеском счастия…И кресты – и далекие окна -
И вершины зубчатого леса -
Все дышит ленивым
И белым размером
Весны.
5 мая 1904
Болотные чертенятки
А. М. Ремизову
Я прогнал тебя кнутом
В полдень сквозь кусты,
Чтоб дождаться здесь вдвоем
Тихой пустоты.Вот – сидим с тобой на мху
Посреди болот.
Третий – месяц наверху -
Искривил свой рот.Я, как ты, дитя дубрав,
Лик мой также стерт.
Тише вод и ниже трав -
Захудалый чорт.На дурацком колпаке
Бубенец разлук.
За плечами – вдалеке -
Сеть речных излук…И сидим мы, дурачки, -
Нежить, немочь вод.
Зеленеют колпачки
Задом наперед.Зачумленный сон воды,
Ржавчина волны…
Мы – забытые следы
Чьей-то глубины…
Январь 1905
Твари весенние
( Из альбома "Kindisch" Т. Н. Гиппиус )
Золотисты лица купальниц .
Их стебель влажен.
Это вышли молчальницы
Поступью важной
В лесные душистые скважины.Там, где проталины,
Молчать повелено,
И весной непомерной взлелеяны
Поседелых туманов развалины.Окрестности мхами завалены.
Волосы ночи натянуты туго на срубы
И пни.
Мы в листве и в тени
Издали начинаем вникать в отдаленные трубы.
Приближаются новые дни.
Но пока мы одни,
И молчаливо открыты бескровные губы.Чуда! о, чуда!
Тихонько дым
Поднимается с пруда…
Мы еще помолчим.Утро сонной тропою пустило стрелу,
Но одна – на руке, опрокинутой в высь.
Ладонью в стволистую мглу -
Светляка подняла… Оглянись:
Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?Нет, светись,
Светлячок, молчаливой понятный!
Кусочек света,
Клочочек рассвета…Будет вам день беззакатный!
С ночкой вы не радели -
Вот и все ушло…
Ночку вы не жалели -
И становится слишком светло.
Будете маяться, каяться,
И кусаться, и лаяться,
Вы, зеленые, крепкие, малые,
Твари милые, небывалые.Туман клубится, проносится
По седым прудам.
Скоро каждый чортик запросится
Ко Святым Местам.
19 февраля 1905