Бюргер Готфрид Август (1747–1794)
Красавица Зусхен
Я знал ее давно: была
Она добра, скромна,
Я видел, как стройна, мила,
Как хороша она.
Я приходил, я уходил,
Как в синем море вал.
Вблизи нее я счастлив был,
Вдали – я не страдал.
Но время шло, и вот я стал
Другим: я полюбил,
Страдал в разлуке, тосковал,
Свиданьем с нею жил.
На свете ею лишь одной
С тех пор был занят я:
Она была мой труд, покой,
В ней жизнь была моя.
И слеп, и глух, и нем я стал
Во всем, что не она.
Меня луч солнца согревал,
Сияла мне луна,
Сверкали звезды, луг пестрел
В цветах… Я был слепой:
Я только на нее смотрел,
Весь мир был в ней одной.
Но время шло… Любовь прошла,
Как светлые мечты.
Она по-прежнему была
Царицей красоты.
Я приходил, я уходил,
Как в синем море вал.
Вблизи нее я счастлив был,
Вдали – я не страдал.
Вы, мудрецы, скажите, где,
Когда и как узнать -
Зачем удел людей везде
Любить, любя страдать?
И растолкуйте мне, зачем
Всё было так со мной,
Что был я слеп, и глух, и нем
И мир был в ней одной?
Я думал день и ночь, всегда,
И ночь и день опять.
Но этой тайны никогда
Не мог я разгадать.
Придет любовь и убежит,
Как ветер, как волна.
Откуда? И куда манит,
Куда зовет она?
(Переводчик – Андрусон Леонид Иванович, 1875–1930)
Вега Лопе, де (1562–1635)
О, как нехорошо любить притворно…
О, как нехорошо любить притворно!
Но как забыть, отдав ей больше году,
Свою любовь? Прогонишь в дверь природу,
Она в окно стучится вновь упорно.
Отвергнутой заискивать – позорно,
И верной быть неверному в угоду, -
Необходимо дать себе свободу -
Предмет любви избрать другой проворно.
Увы! Любить без чувства невозможно,
Как ни обманывай себя прилежно,
Тому не выжить, что в основе ложно.
Нет, лучше ждать настойчиво и нежно,
И может быть, от искорки ничтожной
Он вспыхнет вновь, костер любви мятежной.
(Переводчик – Пяст Владимир Алексеевич, 1886–1940)
Верлен Поль (1844–1896)
Я – маниак любви
Во мне живет любви безвольный маниак:
Откуда б молния ни пронизала мрак,
Навстречу ль красоте, иль доблести, иль силам,
Взовьется и летит безумец с жадным пылом.
Еще мечты полет в ушах не отшумит,
Уж он любимую в объятьях истомит.
Когда ж покорная подруга крылья сложит,
Он удаляется печальный, – он не может
Из сердца вырвать сна – часть самого себя
Он оставляет в нем…
Но вот опять, любя,
Ладья его летит на острова Иллюзий
За горьким грузом слез… Усладу в этом грузе
В переживанье мук находит он: свою
Он мигом оснастил крылатую ладью
И, дерзкий мореход, в безвестном океане
Плывет, как будто путь он изучил заране:
Там берег должен быть – обетованье грез!
Пусть разобьет ладью в пути ему утес…
С трамплина нового он землю различает,
Он в волны прыгает, плывет и доплывает
До мыса голого… Измучен, ночь и день
Там жадно кружит он: растет и тает тень -
Безумец все кружит средь дикости безвестной:
Ни травки, ни куста, ни капли влаги пресной;
Палящий жар в груди, часы голодных мук, -
И жизни ни следа, и ни души вокруг,
Ни сердца, как его… Ну, пусть бы не такого,
Но чтобы билось здесь, реального, живого,
Пусть даже низкого… но сердца… Никого…
Он ждет, он долго ждет… Энергию его
Двоят и жар, и страсть… И долго в отдаленье
Безумцу грезится забытому спасенье.
Все парус грезится… Но безответна твердь,
И парус, может быть, увидит только Смерть.
Что ж? Он умрет, земли, пожалуй, не жалея…
Лишь эта цепь потерь с годами тяжелее!
О эти мертвецы! И, сам едва живой,
Души мятущейся природой огневой
В могилах он живет. Усладу грусти нежной
Лишь мертвые несут его душе мятежной.
Как к изголовью, он к их призракам прильнет.
Он с ними говорит, их видит, и заснет
Он с мыслию о них, чтоб, бредя, пробудиться…
Я – маниак любви… Что ж делать? Покориться.
(Переводчик – Анненский Иннокентий Фёдорович, 1855–1909)
Песня к ней
Мне говорят, что ты – блондинка,
И что блондинка – неверна,
И добавляют: "как былинка…"
Но мне такая речь смешна!
Твой глаз – яснее, чем росинка,
До губ твоих – душа жадна!
Мне говорят, что ты – брюнетка,
Что взор брюнетки – как костёр,
И что в огне его нередко
Сгорает сердце… Что за вздор!
Ты целовать умеешь метко,
И по душе мне твой задор!
Мне говорят: не будь с шатенкой -
Она бледна, скучна чуть-чуть…
Смеюсь над дружеской оценкой!
Дай запах кос твоих вдохнуть,
Моя царица, – и коленкой
Стань, торжествуя, мне на грудь!
(Переводчик – Брюсов Валерий Яковлевич, 1873–1924)
Я не люблю тебя одетой…
Я не люблю тебя одетой, -
Лицо прикрывши вуалетой,
Затмишь ты небеса очей.
Как ненавистны мне турнюры,
Пародии, карикатуры
Столь пышной красоты твоей!
Глядеть на платье мне досадно -
Оно скрывает беспощадно
Всё, что уводит сердце в плен:
И дивной шеи обаянье,
И милых плеч очарованье,
И волхование колен.
А ну их, дам, одетых модно!
Спеши прекрасную свободно,
Сорочка милая, обнять,
Покров алтарной мессы нежной
И знамя битвы, где, прилежный,
Не уставал я побеждать.
(Переводчик – Сологуб Фёдор Кузьмич, 1863–1927)
Серенада
То не голос трупа из могилы тёмной, -
Я перед тобой.
Слушай, как восходит в твой приют укромный
Голос резкий мой.
Слушай, мандолине душу открывая,
Как звенит струна:
Про тебя та песня, льстивая и злая,
Мною сложена.
Я спою про очи: блеск их переливный -
Золото, оникс.
Я спою про Лету грудей, и про дивный
Тёмных кудрей Стикс.
То не голос трупа из могилы тёмной,
Я перед тобой.
Слушай, как восходит в твой приют укромный
Голос резкий мой.
Тело молодое, как и подобает,
Много восхвалю:
Вспомнив, как роскошно плоть благоухает,
Я ночей не сплю.
И, кончая песню, воспою лобзанья
Этих алых губ,
И твою улыбку на мои страданья,
Ангел! душегуб!
Слушай, мандолине душу открывая,
Как звенит струна:
Про тебя та песня, льстивая и злая,
Мною сложена.
(Переводчик – Сологуб Фёдор Кузьмич, 1863–1927)
Вчера, среди ничтожных разговоров…
Вчера, среди ничтожных разговоров,
Мои глаза искали ваших взоров;
Ваш взор блуждал, ища моих очей, -
Меж тем бежал, струясь, поток речей.
Под звуки фраз обычного закала
Вкруг ваших дум любовь моя блуждала.
Рассеянный, ловил я вашу речь,
Чтоб тайну дум из быстрых слов извлечь.
Как очи, речи той, что заставляет
Быть грустным иль веселым, открывает, -
Как ни спеши насмешливою быть, -
Все, что она в душе желает скрыть.
Вчера ушел я, полный упоенья:
И тщетная ль надежда наслажденья
В моей душе обманчивой льет свет?
Конечно, нет! Не правда ли, что нет?
(Переводчик – Сологуб Фёдор Кузьмич, 1863–1927)
Как нежно вы меня ласкали…
Как нежно вы меня ласкали
Так незадолго до разлуки,
О эти маленькие руки,
Которыми мои печали,
Мои томленья и скитанья
И в близких, и в далеких странах
Под ясным солнцем и в туманах
Преображалися в мечтанья!
Все к ним тоска моя стремится,
Но разгадаю ли их знаки
Душе, которая во мраке
Зловещем никнет и томится?
О непорочное виденье,
Приходишь ли ты с вестью верной
О нашей родине безмерной,
Где тесное соединенье?
О руки, власть благословенья,
И скорбь, и кроткие упреки,
И освященные зароки,
О, дайте, дайте знак прощенья!
(Переводчик – Сологуб Фёдор Кузьмич, 1863–1927)
Верхарн Эмиль (1855–1916)
Той, что живет близ меня
Лобзанья мертвые годов минувших
Оставили печать на дорогих чертах;
Поблекло много роз и на твоих щеках
Под строгим ветром лет мелькнувших;
Твои уста и ясные глаза
Не блещут больше молнией летучей,
И над твоим челом не виснет тучей
Твоя густая черная коса;
И руки милые, с задумчивым мерцаньем
На пальцах, никогда уже не льнут ко мне,
Чтоб целовать мой лоб в минутном сне,
Как утро мхи целует с трепетаньем;
И тело юное, то тело, что мечтой
Я украшал с волнением когда-то,
Уже не дышит свежестью и мятой,
И плечи не сравню я с ивой молодой.
Все гибнет и – увы! – все блекнет миг за мигом,
И даже голос твой как будто изменен.
Как зрелый мак, твой стройный стан склонен,
И юность поддалась невидимым веригам!
И все ж моя душа, верна, твердит тебе:
Что мне до бега лет, назначенных судьбе!
Я знаю, что никто во всей вселенной
Не изменит восторженной мечты,
И для любви, глубокой, неизменной,
Не значат ничего прикрасы красоты!
(Переводчик – Брюсов Валерий Яковлевич, 1873–1924)