Гуакурский вождь подумал с минуту.
- Да, - продолжил он наконец, - только к этим двум чувствам нужно обращаться, когда хочешь вступить в союз с этими бесчестными собаками; но разве этот mamaluco не павлист?
- Нет, он, напротив, сартанейец.
- Белые, к какому бы разряду ни принадлежали, всегда дурны; какое обеспечение дал Малько вождю пейягов?
- Самое лучшее, которое я только мог желать; сын его, которому он поручил донести мне, приехал в мою деревню с двумя черными невольниками; один раб отправился назад, но другой остался вместе с мальчиком в руках моих воинов.
- Хорошо, - отвечал Тару-Ниом, - я узнаю по этому поступку бдительность своего брата, Емавиди-Шэмэ; если отец изменит, дитя умрет.
- Оно умрет.
Между обоими собеседниками водворилось опять молчание на довольно продолжительное время.
Солнце совершенно исчезло, тень покрывала землю, мрак туманным саваном окружил лес, в котором находились эти люди; уже в глубине пустыни слышались глухие рыкания, возвещавшие пробуждение лютых царей ее.
Невольник, который был индеец-мундрук, по приказанию своего господина Тару-Ниома, капитао гуакуров - индейцы этого племени приняли португальские титулы, - собрал сухие сучья, сделал род костра между двумя вождями и зажег его, чтобы свет огня удалил диких животных.
- Очень поздно, - сказал гуакур.
- Дорога, ведущая сюда, длинна, - лаконически ответил пейяг.
- Объяснил ли mamaluco моему брату, зачем он желал соединения его воинов с моими?
- Нет, Малько осторожен, невольник может изменить доверчивости своего господина и продать его тайну врагу; mamaluco сам объяснит вам дело, которые хочет предложить; но я уже с давних пор знаю Малько, мы будем не правы, если не поверим ему до известной степени.
- Хорошо, - отвечал вождь с высокомерием, - для меня в этом человеке нужды нет. Я приехал сюда только по приглашению своего брата; я знаю, что он не изменит мне, мне и этого довольно.
- Благодарю своего брата Тару-Ниома за хорошее мнение, которое он имеет обо мне; уже с давних пор я ему предан.
В эту минуту послышался легкий, почти неслышный сначала шум, который быстро приближался и скоро принял характер раската отдаленного грома. Оба индейца прислушались, потом обменялись улыбками.
- Это скачет лошадь, - сказал Тару-Ниом.
- Через несколько минут он будет здесь.
Вожди не ошиблись; в самом деле, скакала во всю прыть лошадь, которая приближалась с удивительной скоростью. Скоро сухие ветки затрещали, кусты раздвинулись усилием мощной груди лошади, пущенной во весь опор, и на лужайке появился всадник. Не доехав на два шага до воинов, он вдруг осадил своего коня, соскочил на землю и кинул поводья невольнику, который повел благородное животное к двум другим. Всадник, читатель, вероятно, догадался, что он был mamaluco, разговаривавший с маркизом в его палатке, поклонился индейцам и сел против них.
- Мой друг очень опоздал, - сказал пейяг немного погодя.
- Правда, капитао, - отвечал Малько, отирая рукой пот на лбу, - я был бы здесь давно, но господин мой остановился от этого места гораздо дальше, чем я предполагал, и, несмотря на сильное желание не опоздать на свиданье, которое вам назначил, мне было невозможно приехать раньше.
- Хорошо, это не беда, потому что сартанейо здесь. Несколько потерянных часов не составят ничего, если дело, которое он предлагает нам, хорошее.
- Я думаю, что хорошее; впрочем, вы сами увидите; скажите мне, однако, намерены ли вы еще прервать перемирие, которое тому назад семь лун вы заключили с белыми?
- Какое дело до этого сартанейо? - сухо отвечал гуакур.
- Я должен знать, прежде чем начну объяснять вождям, что привело меня к ним.
- Пускай воин говорит, вожди слушают его; они сначала разберут, правдивы ли его слова или нет.
- Отлично. Вот почему я тотчас предложил вам этот вопрос: я знаю вашу честность во всех делах с белыми, несмотря на ненависть, которую вы питаете к ним; если вы согласитесь, как вас с некоторых пор просят, продлить перемирие, в таком случае мне нечего предложить вам, потому что вы, без сомнения, отказались бы содействовать мне против людей, с которыми вы в мире, - вы не решитесь изменить им. Вы видите, что я говорю чистосердечно.
Эти слова, показывающие, что индейцы чрезвычайно уважали данное слово и были честны до известной степени, даже относительно смертельных врагов, - были выслушаны обоими вождями холодно и почти равнодушно, несмотря на похвалу, заключенную в них.
- Два раза солнце уже зашло, - гордо отвечал гуакур, - с тех пор как я прекратил перемирие с белыми.
Малько Диас обладал большой силой воли, но не мог сдержать жеста удовольствия при таком откровенном и решительном ответе.
- Стало быть, вы начали войну? - спросил он.
- Да, - отвечал индеец.
- В таком случае все хорошо, - продолжал метис.
- Жду объяснения, - сказал гуакур. - Ночь приближается, сартанейо опоздал на свидание, которое он сам назначил, чтобы объяснить ничтожные вещи могущественным вождям, - прибавил пейяг.
Малько Диас, казалось, в продолжение нескольких минут еще раз обдумал свои слова и потом сказал, бросив на индейцев алчный взгляд:
- Могу я рассчитывать на содействие моих братьев?
- Мы воины, пусть mamaluco объяснится; если то, что он хочет делать, будет выгодно для возобновляющейся войны, мы ему будем служить, сами пользуясь этим, - отвечал Тару-Ниом, презрительно улыбаясь.
Метис слишком хорошо знал индейцев, чтобы не понять иронического смысла в словах гуакурского предводителя.
Лицо его, однако, не обнаруживало этого.
- Я привел к вам, - продолжил он развязно, - многочисленный отряд, которым нетрудно овладеть, потому что, считая перемирие неоконченным, он подвигается вперед, почти не принимая предосторожностей.
- А! - воскликнули оба индейца.
- Да, - начал Малько снова, - к тому же я спешу, потому что в продолжение двух лун, то есть со дня отъезда каравана из Nelherohy , я служил ему проводником.
- Хорошо, следовательно, нельзя сомневаться? - сказал гуакур.
- Ни в каком случае.
- А куда направляется этот отряд?
- Он остановится - только достигнув реки Сан-Лоренцо.
Малько Диас сильно рассчитывал на эффект, произведенный этим открытием, чтобы успеть в своих намерениях; в самом деле, река Сан-Лоренцо находится в самой середине страны, принадлежащей гуакурам и населенной ими; но он обманулся: оба вождя остались холодными и неподвижными, и не было возможности заметить на их лицах ни малейшего следа волнения.
- Они павлисты? - спросил Тару-Ниом.
- Нет, - откровенно отвечал метис.
Вожди переглянулись.
Малько Диас заметил это.
- Но, - продолжал он, - хотя они не павлисты, все-таки враги ваши.
- Может быть, - сказал пейяг.
- Разве может быть другом тот, кто проникает в край с целью завладеть заключающимися в нем богатствами без позволения настоящих хозяев страны?
- А разве предводитель каравана имеет это намерение? - спросил Тару-Ниом.
- Это не только намерение его, но обдуманная и единственная цель.
- Что думает об этом сартанейо?
- Я?
- Да.
- Я полагаю, что ему надобно помешать.
- Очень хорошо, но какими богатствами хотят завладеть эти люди?
- Золотом и алмазами, находящимися в тех местах.
- Стало быть, они знают, что их там много?
Метис насмешливо улыбнулся.
- Не только знают про это, но им отлично известно местоположение, так что они могут доехать без проводника.
- А! - воскликнули индейцы, окидывая метиса проницательным взглядом.
- Это правда, - подтвердил он, не смущаясь.
- А кто им так хорошо рассказал о богатствах нашей страны? - спросил гуакур.
- Я, - смело отвечал Малько.
- Ты? - вскричал Тару-Ниом. - Значит, ты изменник.
Mamaluco пожал плечами.
- Изменник? - сказал он с иронией, - разве я из ваших? Разве я принадлежу к вашему племени? Вы мне не открывали этой тайны, поэтому и не можете запретить мне передать ее кому хочу; я ее открыл, я же ее и разгласил - на то я имел право.
- Если ты продал свою тайну этим людям, так зачем же ты теперь доносишь нам на них?
- Уж это мое дело и касается только одного меня, а что относится до вас, то подумайте, хорошо ли вы поступаете, впуская иностранцев в вашу землю?
- Слушай, - сказал строго Тару-Ниом, - ты действительно таков, как видно из цвета твоей кожи, то есть лживый белый, ты продаешь своих братьев; мы не станем узнавать причину, которая побуждает тебя к подлой измене, об этом ответит твоя совесть; пока измена эта нам выгодна, мы воспользуемся ей. Какую цену назначаешь ты? Отвечай и говори коротко.
Метис нахмурил брови при этом оскорблении, но, сейчас же оправившись, сказал:
- Очень мало - выбрать пленника, какого пожелаю, без малейшего препятствия с чьей бы то ни было стороны.
- Решено, все будет так сделано.
- Так вы соглашаетесь?
- Конечно; однако, так как ты сам сказал, что они не знают ничего о прекращении перемирия, то было бы бесчестно нападать на них врасплох, а потому мы известим их об этом.