Троян не знал, что днями Каминский доложил: "глухой" фармацевт, который и не думал уезжать из города, встретился на Варваровском мосту с человеком из Заречья, с той стороны Буга, где находится Большая Корениха и богатые немецкие колонии. Свидание состоялось под вечер, когда мост наводнен рыболовами, и| "глухой" был тут же с удочкой. Он сидел на бревнах наплавного моста, сначала в одиночестве, потом к нему подсел мрачноватого вида человек в военной форме. По описанию он не походил на того, с кем "глухой" виделся, когда за ним присматривала Валя.
А тут еще сигнал - Андрей Дахио беспокоится о покрышках. Это уверило Горожанина в правоте его рассуждений о том, что бывший управляющий аптечным складом не может не знать о покрышках. Если же он о них знает, то подобное обстоятельство заставит его быть до конца откровенным по делу о хищении медикаментов и перевязочных материалов.
- Вызвать арестованного Дахно, - распорядился Горожанин.
- Мне идти, Валерий Михайлович? - опросил Троян.
- Нет, Саша, останьтесь. Вы сейчас поймете, почему не надо торопиться с арестом барышника.
В комнату ввели бывшего управляющего аптечной базой Дахно. Он нервно теребил измятую шляпу, испуганно оглядывался по сторонам, будто впервые попал в этот кабинет.
- Садитесь, Дахно, сюда, поближе, - предложил Горожанин. - Надо кончать канитель. Вот вам бумага, карандаш. Пишите всю правду. Кому вы продали спирт и медикаменты?
- Что писать, начальник? Я сам удивляюсь, куда это все могло подеваться? Тут просто ошибка в описи... Часть, может, рабочие растащили.
- Рабочие, которых вы заставляли продавать спирт, ушли в Красную Армию. После установления Советской власти вы больше не поручали Ивановне продавать сахарин.
- Это вам, значит, Ивановна... Верно. Так это же было при белых. Все равно деникинцы чуть ли не каждый день брали спирт на складе. Тогда я сам по доверенности хозяина, который находился за границей, мог распоряжаться всей фирмой. А теперь... При нашей-то власти, чтобы я хоть грамм взял... - ожиревшее лицо Дахно с маленькими плутоватыми глазками выражало спокойствие.
- Значит, сами не брали и не хотите сказать, кто взял.
- Вот Христом богом клянусь, чтоб я на этом месте...
- Погодите, погодите, - прервал его Горожанин. - Сколько раз вы христом богом клялись? Что ж, еще раз запишем: не брали. И передадим дело в Революционный трибунал. Некогда нам с вами возиться.
- Пусть трибунал, - пожал плечами Дахно. - Все равно расстрела не будет. Говорят, Дзержинский отменил расстрел...
- Во-первых, не Дзержинский, а Советское правительство по предложению Дзержинского. Во-вторых, к нашему городу Николаеву это пока отношения не имеет. Мы находимся в прифронтовой полосе.
- Значит, могут и расстрелять? - приуныл было Дахно, но тут же выпрямился: - Против меня никаких улик. Ведь правда?
- Улик хватает, - сказал Горожанин.- Но вы сами должны честно обо всем рассказать. Конечно, если хотите выглядеть перед трибуналом полностью раскаявшимся человеком.
- Но я ничего не знаю! Что мне говорить? Я ничего не сделал...
- Можете для начала хотя бы рассказать о покрышках для мотоциклов. Где вы их достали?
- Какие покрышки?
- А те, что припрятали у Андрея в Большой Коренихе.
- Вы знаете... - задохнулся Дахно и побелел. На лбу у него проступили капельки пота.
- Товарищ Троян, налейте ему воды.
Дрожащей рукой, расстегнув ворот, Дахно медленно выпил всю кружку.
- Не могу... не могу, гражданин начальник. Писать не могу, Руки, вот, не слушаются. Вы уж, пожалуйста, сами, - и Дахно стал говорить.
В декабре, когда прошел слух, что красные освободили Харьков, в Николаеве среди белых офицеров поднялась паника. Дахно вызвали в контрразведку генерала Слащева и предложили уволить по причине неблагонадежности двух фармацевтов: пожилого мужчину Стасенко и женщину Гринберг. Вместо них велели пока никого не принимать. Потом их арестовали. А после нового года их трупы среди других нашли у кладбища за 9-й Слободской улицей. Всего расстреляли тогда шестнадцать человек.
Вскоре Дахно опять вызвали в контрразведку и приказали принять новых фармацевтов. Но так, чтоб никто не знал, кем они посланы, - иначе расстрел, У Дахно взяли подписку о неразглашении тайны. На следующий день на базу пришла молодая, очень красивая женщина Благоволина, сказалась беженкой из Вознесенска.
- Она и сейчас работает? - уточнил Горожанин.
- Да,- подтвердил Дахно.
Через несколько дней, перед самым отступлением белых, к Дахно пришел еще один фармацевт Красков. Интеллигентный внешне человек, тихий, послушный, но в фармацевтике мало что понимает и к тому же совершенно глухой. По просьбе этого Краснова, уже после ухода белых, Дахно несколько раз оставался вечерами, чтобы научить его обращаться с лекарствами.
- Если бы вы знали, каких трудов мне стоило все время кричать ему в трубку! Однажды Красков передал чей-то приказ: "Для дела нужен спирт, йодистый калий в кристаллах и перевязочный материал".
Красков назвал такое количество, что мне даже страшно стало, - продолжал Дахно. - Я взмолился. - "Не сделаешь, тебе капут". Так и сказал. "Подписку, мол, дал?" "Завтра, говорит, к концу работы на повозке приедет красноармеец с документами и ты все отпустишь по закону. А сторожа надо на это время сбагрить куда-нибудь".
На другой день, когда все уже разошлись, приезжает на повозке красноармеец. Все чин-чином, буденовка со звездой, и дает требование санитарной части 41-й стрелковой дивизии. Тут пришел сторож, и, как всегда, под мухой. Я на него навалился, наклюкался, мол. Наливаю ему еще полстакана спирта, добавляю воды и говорю: "Бери, опохмелись, и пойди, сукин ты сын, выспись хорошенько, пока я еще здесь".
Дахно снова попросил воды, медленно, блуждая глазами, выпил, и, поставив кружку, стал почему-то застегивать ворот рубахи.
- Сторож ушел. Мы с Аполлоном Васильевичем, Красковым этим, и дворником, которого он привел и который часто помогал нам при разгрузках, вкатили бочку со спиртом на подводу, уложили все прочее. Аполлон Васильевич говорит: "Бумагу давай обратно, красноармейцу, она нужна: вдруг остановят по дороге?" А я говорю: "Как же без документа?" Он ответил: "Выкрутишься, мол, как-нибудь, а бумага все равно фальшивая. Печать и штамп через картошку скопированы и потом, глянь, там в углу написано "копия". Это только для сопровождения". Мне чуть плохо не стало. Аполлон Васильевич давай меня успокаивать. "Не обидим, - говорит. - Хороший товар тебе передам, продашь, богатым будешь". И дал адрес к немцу Генриху Шульцу в немецкую колонию Карлсруэ, что по шляху на Вознесенск. "Скажи, - говорит, что ты от Аполлона Васильевича, и он тебе передаст пятьдесят новеньких покрышек для мотоцикла. При теперешних ценах это - куча золота". Подумал я, с медикаментами как-нибудь выкручусь: йод разведу пожиже и разолью в бутылки, да вот из-за внезапной ревизии не успел. Поехал за покрышками с моим родичем Андреем. А перевезти их через Варваровский мост невозможно - патрули стоят. Я и оставил их у Андрея в Большой Коренихе и попросил подыскать покупателей.
- Как фамилия дворника, который вам помогал? Где он живет? - спросил Горожанин,
- Не знаю, - ответил Дахно. - Еще при царе видел его швейцаром ресторана при Лондонской гостинице. Ну, скажите, ради бога, гражданин начальник, может, не будет мне расстрела? Я все, все сказал!
- Это дело трибунала. Там учтут.
Горожанин распорядился перевести Дахно в отдельную камеру и проследить, чтобы он ни с кем не общался.
- Валерий Михайлович, теперь будем всех брать? - спросил Сашка.
- Как это "всех"?
- Ну, "глухого", барышника и барышню эту, Благоволину. Ее ведь тоже контрразведка подослала.
- Ох, и прыткие! Почему вы считаете, что это уже "все"? Подумайте, Троян, для какого дела потребовалось "глухому" и "барышне", безусловно агентам деникинской контрразведки, такое количество медикаментов? Здесь вопрос посерьезнее. Они не одни.
Их заберем, других напугаем. Тогда у нас, действительно, все провалится. И барышника сейчас не надо трогать. Никуда он не денется со своими покрышками.
На другой день около полудня в комендатуру губчека явилась очень расстроенная Ивановна, уборщица базы аптекоуправления. Не слушая никаких уговоров, она принялась шуметь:
- Мне срочно Сашка нужен! - кричала, Ивановна дежурному, - Сашку мне позови.
- Какой тебе, мамаша, Сашка нужен? - спросил у нее дежурный комендант.
- Как какой? Троян, комсомолец, что когда-то работал у нас на базе.
- Зачем он тебе? Я доложу начальнику.
- "Зачем? Зачем?" Раз говорю, значит нужен. Лопоухие вы тут все! Срочное дело к нему. - И она стукнула кулаком по столу.
Она шумела, пока не прибежал Сашка.
- Успокойся, Ивановна, успокойся. В чем дело?
- Как в чем? Тебя зачем в чеку послали? Работать? А ты? Ивановна вдруг расплакалась и стала вытирать кулаком слезы.
- Барышню нашу новенькую, Варвару, убили. Смотрим, утром не пришла. А заведующему какие-то там журналы потребовались. Он и послал меня за барышней, чтобы срочно на работу явилась и ключи дала от шкафа. Бегу к ней на Привозную, стучу. Дверь никто не открывает. Стучу еще, без толку. Нажала я на дверь, а она нараспашку. Оказывается, не заперта. Вхожу, а Варвара, царство ей небесное, лежит, красавица, на кровати одетая, и не дышит. Я ее за руку, а она как есть холодная. Соседи сбежались, я говорю никому не входить, бегу, говорю, в чека. Нашелся один добрый человек, стал у двери, а я к вам - сюда.
- Пошли к начальнику! - Сашка взял для Ивановны пропуск и провел к Горожанину. Не дослушав до конца, тот приказал Трояну выехать на место происшествия.