- Перес полагал, что нам следует направить курьеров к Мьюлшоу-Крику, прежде чем сиу займут позиции вокруг форта. Но ведь мы даже не видели ни одного индейца. Не могу же я вызывать подмогу из форта Лоринг в связи с осадой, которая даже не началась. Я стану посмешищем всей армии. - Командир форта прислушивался к собственным аргументам. - Да, я побьюсь об заклад, что сиу уже отошли и двинулись на север, где бы там ни лежал этот их лагерь, как говорил Клэнтон.
- Я бы присоединился к этому. - В поддержке Тендрейка было больше надежды, чем рассудка. - Всё это дело развеется вместе с бураном.
- Мне очень жаль, джентльмены. - Хауэлл был неразговорчивым, резковатым человеком и опытным командиром, пробывшим на фронтире дольше сроком, чем Тендрейк и Фентон. - Но ваши выводы совершенно ошибочны.
- Что за чёрт, Хауэлл? Уж не пали ли вы духом, а?
- Не совсем, полковник, - мрачно ответил офицер. - Но полчаса назад, когда я стоял на страже, Бог развёл занавески и дал мне возможность кое-что увидеть.
- Что же именно? - потребовал Тендрейк.
- Благодаря одному из таких прояснений в буране возникла брешь. С минуту-две я мог наблюдать чёрное небо и звёзды - примерно на три стороны света - на юго-востоке, юге и юго-западе.
- Ну, и что же? - Тон у полковника Фентона был нерешительный.
- Что ж, чернота неба да звёзды - это не всё, что я видел. Также дым, джентльмены. Много дымов. Насколько видел глаз, тонкие струйки дыма. Серо-сизые. Дым от костров. Такой, какой поднимается над дымоходами индейских типи ясным зимним вечером. Мы окружены.
- О Господи! - вырвалось у Тейндрека. - Нам пришёл конец.
- Есть один шанс на помощь извне! - Неожиданное заявление Фентона вселило надежду.
- Каким образом? - осведомился Хауэлл.
- Я только что вспомнил Бэйли и О’Коннора. Они наверняка остановятся в Мьюлшоу-Крике и телеграфируют полковнику Бойнтону в форт Лоринг. Несомненно же, они догадаются сделать это. Вы согласны, Хауэлл? Более того, Бойнтон мог уже и выслать колонну подкрепления по получении этого известия!
- Не пройдёт, полковник. - Тон Хауэлла был отрывисто-груб. - Пусть даже они и выслали депешу, и пусть даже Бойнтон придал ей значение, - всё равно он станет ещё дожидаться подтверждения депеши. Не забывайте: это милая, добрая старушка армия. Три копии каждого документа и подпись командующего, и всё для того, чтобы капрал смог наведаться в нужник.
- Тем не менее это наш единственный шанс, - пробормотал Фентон сварливо.
- Наш единственный шанс, - возразил ему Хауэлл, - состоит в том, чтобы послать вестника. Мы, быть может, продержимся здесь с неделю. Быть может, ещё день после того. Если верховой прорвётся - у нас будет шанс. Правда, ненадёжный, следует признать.
- Я не стану никого назначать приказом в эту поездку, Хауэлл; да если б я это и сделал, как, по-вашему, заставить кого-то двинуться в путь? Любой в трезвом уме предпочтёт скорее быть застреленным, нежели попасть в руки враждебных индейцев. И кроме индейцев, как насчёт этого бурана там, снаружи? До Мьюлшоу-Крика сто девяносто миль. При такой погоде приказ совершить подобную скачку превращается в смертный приговор. Справлялись ли вы о температуре за последний час?
- Тридцать ниже нуля, когда я входил. Но пусть будет даже девяносто - кому-то ведь нужно совершить эту скачку. Если вы не отдадите приказ, нам придётся вызывать добровольцев. Внутри форта, полковник, немало мужчин, чьи дети и жёны сидят в этом погребе. Доброволец отыщется.
Фентон помолчал с минуту, затем объявил устало:
- Хорошо. Созвать совещание сержантов через десять минут. В кухнях. Встретимся там.
Когда старший по чину вышел, капитан Тендрейк обернулся к своему товарищу.
- Добровольца не отыщется, Джим. В этом форте все люди напуганы до смерти и снизу доверху проморожены. И я в том числе.
- Пошли. - Приказ Хауэлла был краток. - Приведём сержантов к старику. Ты возьми восточную стену, а я западную.
- Есть, - отрезал Тендрейк. - Увидимся внутри.
Вскоре полковник Фентон и оба капитана в нетерпении сидели в кухне казарм. Инструкции сержантам были отданы, и Даффи послали к ним, чтобы он вернулся с ответом. Минуты затягивались - десять, пятнадцать, потом двадцать, а Даффи всё ещё не было. Через полчаса он ввалился, заиндевевший от мороза, и корка снега покрывала всю его фигуру.
- Во имя всех святых, ей-богу, этот термометр на северных воротах стоит на сорока ниже нуля! Мать-богородица, что за славная ночка выдалась для резни…
- Во имя всех святых, тебя ведь посылали не за тем, чтоб ты сообщал прогноз погоды, - передразнил его капитан Хауэлл.
Даффи нерешительно затоптался, опустив голову, держа меховую шапку в руках.
- Честное слово, парней трудно винить. Это дьявольски трудно…
- Значит, волонтёров нет, сержант?
- Так точно, сэр. В форте нет ни одного призывника, который совершил бы вам эту скачку. Мы опросили каждого дважды.
- Что же, - смех капитана был коротким. - Значит, остаёмся мы.
- Значит, остаётесь вы, - заявил Тендрейк не колеблясь. - Я не покину форт ради всех женщин и детей Вайоминга, вместе взятых.
- А я не имею права, - тупо добавил Фентон.
- Ну что ж, я его имею и пойду. - В реплике Хауэлла не было героики. - Как насчёт этого, полковник?
- Нет. Вы сами прекрасно знаете. Я даже не могу сказать, что вообще согласен с вашим предложением. Я не могу лишиться вас.
- Тогда нет никого в курьеры, и нам остаётся сидеть и ждать, пока Неистовая Лошадь явится и захватит форт.
- Именно так, капитан. Сидеть и ждать. Нет никого, кто бы отправился и…
Его речь была прервана грудным голосом Луры Коллинз. Девушка отказалась занять убежище в пороховом погребе вместе с другими женщинами, убедив полковника Фентона тем, что её присутствие необходимо на кухне. Теперь, незамеченная, она подошла и встала позади офицеров.
- Вы забыли об одном человеке, полковник.
Фентон в досаде поднял голову.
- Ах, здравствуйте, миссис Коллинз. Спасибо, кофе не нужно. Мы…
- Что вы сказали, миссис? - Капитан Хауэлл, не обращая внимания на полковника, задал вопрос непосредственно девушке.
- Вы забыли о лучшем человеке в гарнизоне, капитан.
Раскосые зелёные глаза были широко открыты, подвижный рот в волнении приоткрылся.
- Вы говорите о Пересе?
- Естественно. Конечно же, он всего лишь полукровка, - слова Луры Коллинз падали с намеренным упрёком, - но он мужчина. Он совершит эту ездку. Если, конечно, состязание не ограничено одними чистокровными представителями расы…
Никто не ответил девушке, и молчание, последовавшее за её едким замечанием, лишь нарушалось потрескиванием огня в дальнем углу комнаты да воем бурана снаружи.
Этот буран 66-го года нёс в своей морозной утробе судьбы множества двуногих и одного четвероногого создания. В своём, похожем на келью, крытом соломой стойле Малыш Кентаки вёл себя беспокойно. Мощный жеребец привык к королевскому обхождению - как следствие того, что был личной лошадью командующего, и вот с ним перестали подобающим образом обходиться!
Малыш Кентаки был чистопородный, голубых кровей конь, высокий, подвижный, гнедого цвета, шести пядей в холке, крупный телом, с длинными рёбрами, короткой спиной. Горяч кровью Малыш Кентаки, весь - тысяча триста фунтов породистой стати - из костей, мышц, мягкой, словно сатин, кожи, стройных конечностей мощного тела; буйный характером конь, нервный, с упругими мышцами, в общем, конь для мужчин; с железной челюстью, мягкими, как бархат, губами, с лёгкими, мощными, как у бизона, и сердцем храбрым, как у медведя; злобный, норовистый, племенной жеребец-шестилетка, с двадцатифутовой побежкой и брюхом, словно созданным для того, чтоб держать ход, пока не разорвётся сердце и не лопнут сосуды.
На большого гнедого жеребца не садились уже три дня, не кормили ни разу в прошедшие двадцать четыре часа. Он скучал по своему конюху, его ячменю, по отрубям, скребнице, тренировкам. И без того его вздорный характер разыгрался до ярости. Он то и дело потрясал тонкие прутья стойла задними копытами, стучал сердито в дверь передними, яростно кусал дерево яслей, уже трижды поддавал копытом ведро с водой, гоняя по стойлу; наконец расплющил его, пиная копытами передних ног. А после этого просто застыл, широко расставив ноги, откинув уши назад, блуждая глазами, то и дело оглашая тишину конюшни свистящим жеребиным ржаньем. Но всё тщетно, ибо снаружи буря свистела громче. Вызов его оставался безответным. Там, снаружи, ухо каждого насторожённо силилось уловить другой, более грозный вызов - боевой клич сиу с Высоких Равнин.
Малыш Кентаки перестал фыркать и прислушался. С полдюжины ответных радостных ржаний отозвались эхом вдоль ряда большеголовых кавалерийских меринов, а затем всё стихло. Жеребец всхрапнул и принялся мерить шагом стойло, время от времени беспокойно подавая голос.
А с наружной стороны бревенчатых конюшен двуногое существо подставляло своё слабое плечо ходу судьбы, идя по тропе, чтобы войти в дверь, за которой скрывался последний шанс форта Уилл Фарни - четвероногий шанс.
Лура Коллинз быстро вошла в помещение гауптвахты, и ветер, ворвавшийся вслед, захлопнул за ней дверь с силой, от которой задрожали прутья решёток.
- Хухахе! - приветствовал её Перес на языке сиу, ухмыляясь. - Добро пожаловать в мой типи! Который час?
- Около трёх дня. Я принесла вам кофе.
- И мяса, как я вижу. Поставь там, на стол, и выпусти меня отсюда. Ключи в столике у охранника, в верхнем ящике. Скорее.
- Я пришла не за тем чтоб тебя выпускать, Поуни. Я…
- Неси-ка ключи, девочка. - Глаза Переса сузились. - Ты же не намерена уморить меня здесь.