Да, есть работа, взрослость по крайней мере социально ангажирована профессией. Эту ангажированность можно усилить до одержимости, но тогда, как ни странно, это будет в ущерб настоящему. Всякое падение хроноизмещёния есть ущерб настоящему как высшему модусу времени, и это не отменяет того факта, что новый хронопоэзис возможен только через подобное падение. Обвал, обрушение вовнутрь, аскеза, цимцум и разбиение сосудов, кризис и катастрофа – всё это разные темпоральные бомбы, боевые и болевые приемы времени, посредством которых разворачивается событийность, по крайней мере событийность, пригодная для человеческого обитания.
Тем не менее настоящее, отпущенное в свободное плавание время, не подвержено хроническому дефициту и безнадежному зависанию. И вот каковы достоверные свидетельства пребывания в нем. Во-первых, чёткое сознание того, что это ещё не все. Работа – ещё не все, есть ведь и семья, дом, огород, грядки; но и семья не всё, есть ещё незаконченное странствие. Есть друзья, и дружбы, и просто отношения, которые отнюдь не завязаны в один узел. Есть, возможно, линии авторствования и линии хобби, и между ними, между всеми этими коридорами присутствия, проложена лёгкая хроноизоляция, такая что короткое замыкание неопасно, не грозит полным выгоранием. До периода взрослости речь шла об отдельных участках экзистенциального конвейера, когда стальные пружины темпоральностей "напирали" друг на друга, "взывая" к небесам об ущемленности собственного настоящего. Обретение взрослости как акме происходит тогда, когда эта беспокойная последовательность отчасти успокаивается в соотнесенности разномасштабных моментов, в уникальной прежде всего своей емкостью, вместимостью хроноструктуре.
Как прекрасно крупномасштабное чувство двух людей, пребывающих в своем акме, почти так же, как "чуден Днепр при тихой погоде". Любовь без спешки, без коротких замыканий, ведь чувство, что "это ещё не всё", не обманывает, всегда возможны новые расширения и новые сочетания, удивительные переплетения и натяжения свободно висящих нитей времени, говоря словами Александра Огаркова, "правильно упакованных интенсивностей". Любовь требует безоглядных инвестиций и провоцирует их, но и она выигрывает от сбережённого изыска. Сбережённого не из бережливости и уж тем более не из жадности, а потому, что он не поместился в перенасыщенный и форсированный момент сейчас.
Настоящее с высоким хроноизмещёнием, то есть подлинно настоящее, устроено как высший пилотаж жонглирования. Подросток жонглирует одной тарелочкой, затем откуда-то с небес на него сваливаются новые, и он, устремляясь к ним, без сожаления роняет ту (или те), которой успешно жонглировал. Старость тоже может успешно жонглировать одной тарелочкой, прокручивая видеозапись и подставляя её так искусно, что никто и не заметит подмены, – таково искусство старости.
Важнейшая примета высшего возрастного хронопоэзиса состоит не просто в умелом жонглировании несколькими тарелочками, а в обретении такого состояния, когда очередная подхваченная тарелка не только не мешает взлетающим предыдущим, но и вписывается в ансамбль как укрепляющее звено: сущее как бы начинает самим собой жонглировать.
Уже отмечалось, что взрослость – это умение справиться со скукой, трудно точнее описать суверенность собственного времени, а значит, и собственного бытия. Победить, преодолеть скуку можно тогда, когда всё предъявленное – это ещё не всё. Поэтому скука и нетерпение суть формы расплаты за отложенное настоящее и тем самым важнейшие приметы несамостоятельности, производности субъекта (разве не скука порождает острую и тотальную зависимость от других?). И независимость от этой зависимости лучше всего подходит для определения суверенности настоящего.
Возраст и насилие. Отношения между возрастами
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять
И мы должны, как старожилы,
Пришельцам новым место дать, -Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы, от озлоблений
На изменяющую жизнь;От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир;От желчи горького сознанья,
Что нас поток уж не несёт
И что другие есть призванья,
Другие вызваны вперёд;Ото всего, что тем задорней,
Чем глубже крылось с давних пор, -
И старческой любви позорней
Сварливый старческий задор.Ф. Тютчев
К.П.: Одной из важнейших проблем социальной философии является проблема насилия в отношениях между возрастами.
Мы обычно выделяем следующие этапы человеческой жизни: младенчество, детство, отрочество (тинейджерство), юность, зрелость, старость, причем младенчество может быть всецело отнесено к детству. Разумеется, вопрос типологии может решаться и иначе. Аристотель, например, выделял десять возрастов: человек живёт семьдесят лет, и каждые семь лет вступает в новый возраст. Но эти возрасты существуют и одновременно как поколения. А поколения суть социальные общности по времени рождения. При этом существенно, что всякое поколение связывается с тем или иным определенным историческим событием. Например, поколение "шестидесятников" в XIX в. – это поколение, связанное с освобождением крестьян от крепостной зависимости. "Шестидесятники" в XX в. – это в значительной степени поколение XX съезда. Поколение "восьмидесятников" связано с афганской войной, а затем – с перестройкой. 90-е годы ознаменованы появлением "новых русских".
Поколения сосуществуют в обществе, для которого значимо их взаимодействие. Чтобы понять это взаимодействие, нужно исходить из того, что каждый возраст, каждое поколение рассматривается как самодельное образование. Но в то же время каждое поколение оказывается средством для других возрастов. Например, детство самодельно и самоценно. Снова повторю, что детство не является только средством подготовки к взрослому состоянию. Будто бы ребёнок сейчас не живет по-настоящему, но лишь накапливает силы для того, чтобы стать взрослым: детство самоценно в каждый момент так же, как значим каждый момент жизни взрослого. Но в то же время дети должны служить. И если они не служат, они теряют своё предназначение и ценность. Прежде всего дети должны служить родителям, старшему поколению. В служении родителям дети реализуют свою самоцельность. Можно было бы сказать, что дети должны служить и самим себе в будущем. В таком случае в детстве присутствует момент подготовки к взрослости. Среди всех самоценностей сущностна самоценность зрелого поколения (как определение в-себе-и-для-себя), самоценность взрослости (хотя и взрослость обязана служить детям, подросткам, старикам). Старость также самоценна, но и служит зрелому поколению, подросткам и детям. (Ироническое общее место: внуки – это третье поколение, воспитание которого второе поколение предоставляет первому.)
С точки зрения самоценности наиболее интересны подростки. Ведь именно они, как никто другой, ставят под вопрос саму обязанность служения. Их первый вопрос на требование служения: а почему я должен служить? Отказ от служения может быть выражен и в резкой форме: "А не надо было рожать!".
В то же время подросток постоянно ставит под вопрос собственную самоцельность и самоценность. Именно подростку в предельной форме открывается бессмысленность человеческого бытия. Подростковый возраст является самым критическим, пересматривающим "справедливость" отношений возрастов, но по крайней мере в традиционных обществах именно отроки подвергаются наибольшей эксплуатации. Во всех языках отмечается, что само слово, обозначающее молодость, "автоматически" указывает на подчиненное положение: "холоп" – хлопчик, "бой" – в английском, "гарсон" – во французском.
И в настоящее время явная или скрытая эксплуатация подростков не исчезла. Мне известна семья, содержащая миниотель. Внешне он представляет собой огромную деревенскую избу с участком и евроремонтом, окруженную многочисленными пристройками, – всё это необходимо обслуживать, что и делает довольно большой семейный коллектив, своего рода "патриархальная семья". Меня с самого начала, до тех пор пока я не понял всех механизмов функционирования этого "предприятия обслуживания", поразил гуманизм возглавлявшей семейство зрелой четы. Они активно усыновляли деревенских детей, и на фоне окрестных неблагополучных деревень это выглядело очень благородно. Потом я понял, что эти усыновления имеют вполне утилитарный смысл – отелю нужна рабочая сила. Впрочем, для детей из проблемных семей, где, скажем, отец – беспробудный пьяница, где детей нещадно бьют, такая возможность усыновления оказывается благом. Хотя детям, подросткам и молодым людям приходится напряжённо работать от зари до зари. Таким образом, момент взаимного служения возрастов сохраняется и для самого проблемного, тинейджерского, возраста, как, естественно, и для всех остальных.