Лукич, тыча скрюченным пальцем в каменную стену, растолковал нам, в чем заключается "главное". Через этот дом как бы прошла вся история Златоуста. Здесь жили первые заводчики, отсюда бежали они два века назад в страхе перед "разбойником Емелькой", и здесь Пугачев вершил свой скорый и правый суд над притеснителями простого люда. Потом долгие годы прожил в этом доме великий инженер, творец русского булата Павел Петрович Аносов. На Арсенальной площади перед домом в марте 1903 года сатрапы последнего из русских царей расстреливали рабочих, вышедших на улицу, чтобы заявить свой протест против нищеты и бесправия… Спустя четырнадцать лет здесь разместился первый Совет рабочих депутатов и штаб Красной гвардии.
- Так-то, дружок. А ты говоришь - самородок, - обернулся Лукич к Лизе. - Сама ты самородок.
В музее мы задержались в Аносовском зале, где выставлены образцы булатной стали, украшенные дивным орнаментом златоустовской гравюры. Кстати, Антон вспомнил, что где-то читал, будто в кремлевской Оружейной палате есть златоустовская сабля с личной меткой Иванко-Крылатко (Бушуева). И будто саблю ту привезли из Германии наши солдаты в сорок пятом. Семен Лукич заинтересовался и перестал наставлять. Из "экскурсовода" он превратился в экскурсанта и сам уже готов был расспрашивать.
В зале современных экспозиций мы остановились у стенда с портретами знатных металлургов Златоуста, и Антон начал было рассказывать про своего учителя - известного сталевара, но Семен Лукич неожиданно прервал его:
- Выходит, мы совершили экскурсию по кругу: от Аносова до твоего учителя, Антон… - Помолчав немного, добавил: - Да, ребятки, это понимать надо! Коренное место.
Больше ничего мы в тот раз от Лукича не услыхали. Зато месяц спустя, на Октябрьских праздниках, за столом в доме Тагановых узнали замечательную историю.
III. КЛИНОК
Давно это было… Сказывают, будто лет этак поболе ста назад прусский король Вильгельм был в гостях у русского царя Николая Первого. Ну, как водится, выпили они по чарке и пошел тут царь-государь своему другу-неприятелю дива да чудеса во дворце показывать. Фасон держал.
Дошли этак до ружейной палаты. В ту пору оружие известно какое было, все больше холодное, ближнего боя. Немцы, они насчет мастерства люди дошлые, удивить их трудно. Ухмыляется прусский король Вильгельм: эка-де невидаль какая, нашел чем хвастаться друг Миколаша!
Только видит он саблю. Видит и глаз отвести не может - такая сабля особенная, золотом вся изукрашена. Не то, чтобы цветочки там какие намалеваны, а целые баталии изображены тонко-тонко на обеих сторонах. В самом же верху, у эфеса, золотой конь распластал крылья и звездочка над ним сияет.
Вертит царский гость ту саблю в руках и так и этак, губами причмокивает, а хозяин возьми да и подбрось платочек, тонюсенький такой, легонький, как пушинка. Упал платочек на лезвие сабли и развалился пополам.
- Э! Золинген! - воскликнул тут прусский король. Наша, мол, сталь, немецкая.
Тогда приказал царь слугам рубануть той саблей по клинку, сделанному из лучшей золингеновской стали немецкими мастерами. И разлетелся он на куски на глазах у пруссака.
- Нет, герр Вильгельм, не Золинген это, а наш, златоустовский, - сказал царь. - Инженер Аносов изготовил, мастер Ивашка Бушуев изукрасил искусно.
Муторно тут стало на душе у короля прусского, а глаза так и загорелись: далеко немцам до такого искусства! Выпросил он у царя ту саблю в дар и увез с собой. Может, надеялся разгадать тайну булата, похитить славу русского оружия, да где там!
…Давно это было и быльем поросло. Да только случай недавно вышел один такой, что пришлось вспомнить о былом.
В Великую Отечественную войну, гоня фашистского зверя, вступили наши воины-освободители на прусскую землю. Немало увидели они там всякого добра, награбленного гитлеровцами у разных народов. Побывали и в том дворце, где прусский король когда-то жил. Между прочим увидели там выставку старинного оружия. И был там клинок один красоты необыкновенной, узора дивного.
- Игрушка! - дивились солдаты. - И кто только мог сработать чудо такое?
Показали своему офицеру. Осмотрел он тот клинок со вниманием, улыбнулся про себя и сказал:
- Вот я вам покажу, какая это игрушка. А ну-ка, подставляй, какие там еще сабли есть!
И пошел рубить немецкие шашки, словно прутья березовые, только хруст идет. А на клинке у него между тем и зазубринки не оказывается.
- Вот чудо-то! - дивятся солдаты. А офицер только посмеивается. - Да это же, говорит, настоящий аносовский булат! Вот, глядите. - Он показал метку на клинке: крылатый конь золотом выведен. И надпись чуть различимая сохранилась: "Иван Бушуев. Златоуст".
- Супротив булата ни одна сабля не устоит.
Тут один молодой офицер - он до того молчал все, только поглядывал - вынимает из ножен свою саблю - без украс - и говорит:
- А ну-ка, папаша, рубани, да посильнее!
Рубанули раз - ничего. Еще и еще много раз попробовали - все равно никаких следов от ударов, оба клинка целы-невредимы.
- Что за притча такая? - опять удивляются солдаты. - Выходит, есть сталь и покрепче булата?
- Да, есть, - сказал молодой офицер и гордо поднял свою саблю. - То - булат аносовский, хорош он. А это вот - сталь нынешняя, еще лучше. И родина у них одна - Златоуст. И сам я из Златоуста.
Обрадовались бойцы, что все так ладно получилось, и порешили тут же оба клинка в Кремль доставить - в память о великих победах русского оружия. Так и сделали…
Юрий Зыков
СТИХИ
БРИГАДА
От первой ударной
Ведем мы истоки -
Рабочие парни
Рабочей эпохи.Мы вместе с рассветом
К заводу шагаем,
Зимою и летом
Встречай, проходная.Нам трудно бывало
В рабочей науке:
Пропахли металлом
Спецовки и руки,Но пусть нам железо
Оставило метку,
Наш лозунг, как прежде:
"Даешь пятилетку!"
НИТИ
Ах, чудо-мастерица!
Смотрю, и сердце тает.
Две спицы, точно птицы,
В твоих руках порхают.
Узорную накидку
Размеренно сплетают:
Серебряная нитка
И нитка золотая.
Коса мерцает слитком,
Тяжелая, тугая -
Серебряная нитка
И нитка золотая.
* * *
Каленые брызги
Остыли по серости.
Прокатчики рыжи
От света и дерзости.
Все в цехе гремело
и все грохотало:
Листы прокатало,
листы прокатало.
Закончилось лето;
Березы в подпалинах.
Стоит полпланеты
В весенней окалине.
И листья звенят
благородным металлом,
Как будто и их
невзначай прокатало.
Александр Кутепов
ТИМОХА
Рассказ
Над городом низко стелются тучи, рассеивая мелкий холодный дождь. В узких улицах, как в трубах, гудит с подвывами ветер. Очертания ближних гор размыты, и кажутся они ворохами грязной ваты. Дальние горы не видны, затянуты мглой.
В такую тоскливую погоду начинается у Тимохи как бы раздвоение личности. Вот он сам, парень как парень, а вот еще один Тимофей - непонятный и странный, а то и страшный. Он терзает Тимоху, нашептывает, сманивает ехать куда-нибудь.
"Куда ехать-то! - пугается Тимоха. - Опять к Ледовитому океану? Да был я там! В реках тонул, в снегах тонул, болотный дух нюхал. Хватит с меня! Одичал я. Среди людей, а как в пустыне. Мне никто не нужен, я никому не нужен. Сошлись-разошлись… Не хочу!" Чтобы отвязаться от такого наваждения, Тимоха работает со злостью, как бы наказывая себя. А вечером, не заходя в общежитие, бродит по улицам, пристально смотрит в лица встречных и силится понять, что это за люди, куда они все спешат и спешат, о чем они думают. Вот же смотрят они на Тимоху - и что? Разве не догадываются, как неуютно и одиноко ему? А если догадываются, то почему молчат? Вот бы остановил кто и спросил. Я бы, думает Тимоха, порассказал кой-чего…
После этого возникает мысль: а не махнуть ли в деревню? Тимоха сразу же представляет, как вышел бы он из автобуса близ глухого хутора, выпустившего его в мир, надвинул на глаза новую шляпу с серебристым блеском и с видом дальнего путешественника, знающего более прелестные места на земле, оглядел унылую деревенскую улицу. А потом пошел бы, куда глаза глядят.
Но никуда Тимоха не поедет и не пойдет. До отпуска еще далеко, да и с какой стати думать теперь о деревне, когда весь настрой его жизни стал совсем другим?
Тимоха не заметил, как сбился с привычного маршрута и оказался в тихом переулке, где небо заслоняют громады старых тополей. Под деревьями, еще не растерявшими листву, тепло и сухо. Он сел на скамейку, закурил.
"Не от людей надо, а к людям", - сказал ему напарник по работе старый наладчик станков Михеев, когда в минуту откровения Тимоха признался, как мучает его одиночество.
"Тогда женился бы", - посоветовал Михеев и популярно объяснил, что значит семья для таких вот шатунов, как Тимоха. "Чем дольше бродите по свету, - сказал Михеев, - тем больше этот бес-шатун одолевает…"
Мимо Тимохи по тротуару идут парень и девушка. Она вся розовая - розовое пальто, розовые брюки, розовый платок и щеки у нее тоже розовые. Он же весь голубой, строен и высок. Одной рукой обнял розовую девушку, в другой руке несет маленький чемоданчик-магнитофон. И песня к месту. Она резанула Тимоху прямо по сердцу - бывает иногда такое состояние. Сперва сожмет тебя как острой болью, нагонит тоску, но в следующий же миг как бы распахнешься от восторга и радости.