Уильямс. В 1943 году я работал билетером в бродвейском театре "Стрэнд" за 17 долларов в неделю. Спектакль назывался "Касабланка", и в течение нескольких месяцев я имел возможность слушать, как Дули Уилсон пел "А время проходит". И вдруг мне сказали, что меня продали "Метро-Голдвин-Майер" за неслыханную сумму - 250 долларов в неделю. Но для этого нужно было сделать сценарий по ужасному роману для мисс Ланы Тернер, актрисы, которая вечно путалась в своих кашемировых шалях. Сделал - продюсер Пандро Берман вернул мне его и сказал: "Твой диалог для нее слишком литературен - она его не понимает" (а ведь я старался избегать эклектики). И они взяли лишь две мои реплики.
"П л е й б о й". С кем вы дружили в Голливуде?
Уильямс. Мой самый старый друг на побережье - Кристофер Ишервуд. Через него я познакомился с Томасом Манном. Еще один друг - Гэйвин Лэмберт. Но только с Мэй Уэст я знакомился специально. Хотел выразить ей свое уважение, сказал ей, что она - одна из самых ярких звезд экрана. Две другие - У.К. Филдс и Чаплин. Она ответила: "Хм, это, конечно, здорово, но кто такой этот У.К. Филдс?"
"П л е й б о й". В ваших собственных пьесах и фильмах играли многие знаменитые и прекрасные актеры. Стал кто-нибудь из них вашим другом или, может быть, сыграл важную роль в вашей жизни?
Уильямс. Я всегда стеснялся актеров. Однако все они любили Фрэнка - он как бы осуществлял между мной и актерами двустороннюю связь, облегчал установление контактов. Помню Майкла Уорка и его жену Пэт; Майкл просто очаровательный, очаровательный молодой человек, но самое главное, что он - великий актер. Хорошей подругой стала Морин Стэплтон, она гениальна. Недавно я видел Джерри Пейдж, у нее был ужасный вид, она распустилась, и ее дом стал похож на крысиную нору. Таких актеров, как Брандо и Пол Ньюмэн, я встречал после спектаклей, когда заходил к ним в уборную поздравить. Когда приезжаю в Рим, общаюсь с Анной Маньяни.
"П л е й б о й". Однажды она, вроде бы, заявила, будто хочет выйти за вас замуж.
Уильямс. Что ж, значит, уцелела. Но не думаю, что она сказала это всерьез. А кроме того, я люблю изящную грудь.
"П л е й б о й". У вас были какие-нибудь связи с этими звездами?
Уильямс. Я не тот человек, который позволяет актерам с собой заигрывать, - ведь это мешает интересам дела. Не одобряю драматургов, режиссеров или продюсеров, которые используют актеров в качестве сексуальных партнеров. Я, правда, был в постели с одним помощником режиссера, да, но это было задолго до того, как он им стал. В этом вопросе я законченный пуританин. Хотя знаю, что многие режиссеры делали прекрасные спектакли с актерами только потому, что с ними спали.
"П л е й б о й". Какие из фильмов, снятых по вашим работам, вы считаете наиболее удачными?
Уильямс. Мне понравились "Трамвай "Желание" и "Куколка" - но их снимали по моим сценариям. Люблю также "Римскую весну миссис Стоун" - фильм по моему роману - и "Сладкоголосую птицу юности" (картина, возможно, даже лучше, чем пьеса). Хотя "Стеклянный зверинец", может быть, лучшая моя пьеса, а "Кошка на раскаленной крыше" все еще самая любимая, - этот фильм я ненавижу. По-моему, в нем не хватает чистоты, а в пьесе она есть. Фильм сыгран чересчур быстро и местами звучит фальшиво. Я одобрил назначение на роль Брика Берла Айвза, после того, как он прочитал первую реплику, но никогда не думал, что Мэгги-Кошку будет играть Элизабет Тейлор.
"П л е й б о й". Говорили, что у вас было трудное время, когда вы писали "Трамвай", что он всецело "овладел" вами.
У и л ь я м с. Я работал над ним года три, а то и больше. Боялся, что для театра пьеса слишком велика, да и речь в ней идет о том, что на сцене раньше не показывали. А "овладела" мной Бланш - сладострастная демоническая женщина. В "Трамвае" много всего, но садизма там нет - это единственный вид секса, который я не одобряю. А есть жестокость, которую я считаю единственным смертным грехом. Насилие над Бланш - не садизм, а естественное мужское возмездие. Стэнли говорит Бланш: "Мы же назначили друг другу это свид&ние с первой же встречи", - и он знает, что говорит. Он должен был доказать свое превосходство над этой женщиной, и он знал для этого только один способ.
"П л е й б о й". Вы когда-нибудь были у психоаналитиков?
Уильямс. Только по необходимости, и они действительно помогали. Не думаю, что сеансы повредили моему творчеству; в конце концов, вы просто проводите пятьдесят минут, болтая с ними о чем угодно. Писатели - параноики, потому что живут двумя жизнями - творческой, в которой наиболее защищены, и обычной, человеческой. Но они должны быть защищенными в обеих жизнях. Для меня главная жизнь - творческая. В угоду ей жертвую даже личной, но когда не могу работать или когда преследуют тотальные неудачи, тогда - кризис. Хотя бывают в жизни минуты, когда наступает пик кризиса, и надо полностью уйти в себя.
"П л е й б о й". Другие писатели как-нибудь повлияли на ваше творчество?
У и л ь я м с. Не сомневаюсь во влиянии Чехова и Д.Г. Лоуренса. В совершеннейшем восторге от Рембо, люблю Рильке. Жид мне всегда казался чересчур правильным. Очень люблю Пруста, но на меня он не влияет. Самым великим, без сомнения, был Хемингуэй. У него было поэтическое чувство слова, и он расходовал его весьма экономно. Ранние книги Фицджеральда, по-моему, очень плохие - я так и не смог дочитать до конца "Великого Гэтсби", но роман "Ночь нежна" перечитывал неоднократно. Очень мало писателей, которых я терплю; правда, это ужасно? Но я в восторге от Джейн Боулс и от Джоан Дидион и, конечно, люблю "южанок" - Флэннери О’Коннор и Карсон Маккалерс, свою любимую подругу. Это был единственный человек, с которым мы могли работать в одной комнате. Часто читали друг другу Харта Крейна. Первый роман мисс Дидион "Беги, река" написан хорошо, но он начинается с убийства, а я всегда с подозрением относился к книгам, начинающимся с убийства.
"П л е й б о й". Вы не думаете, что путешествия с "прекрасными людьми", которые совершал, например, Капоте, мешают работе?
Уильямс. Нет, я так не считаю. А Капоте они только обогатили. Как и Пруста; они, должно быть, служили ему источником творческого вдохновения. И он ничего не говорил о том, что его спутники оказались неинтересными людьми. У некоторых из них был неописуемый шарм и достаточно культуры.
"П л е й б о й". Вы хотели бы жить, как он?
Уильямс. Нет, я никогда не хотел иметь дом в Беверли-Хиллз или Палм-Спринг, как Трумэн. И никогда не хотел жить на пьяцца, как Гор. Никогда не хотел иметь большую виллу, яхту и никогда не мечтал купить "кадиллак". И вообще машину иметь не хочу. На калифорнийских дорогах душа в пятки уходит. Всегда ношу с собой маленькую фляжку, и если забываю ее, то не могу найти себе места. Когда мне нужна машина, - я ее нанимаю.
"П л е й б о й". Вы однажды написали эссе, в котором говорили, что успех и безопасность это нечто вроде смерти для художника.
Уильямс. Да. После "Стеклянного зверинца", который принес мне мгновенную известность, я прервал связи с внешним миром и начал подозревать всех и каждого, включая самого себя, в лицемерии. Хотя, по-моему, оно мне все-таки не так свойственно, как другим. Думаю, лицемерие присуще нам всем. Может быть, лишь с его помощью мы и выглядим пристойно. Я бы не назвал это маской, которую надевают по какому-то случаю, просто бывает необходимо вести себя иначе, чем тебе подсказывает инстинкт. Но мое общественное "Я", это хитрое зеркало, перестало существовать, и я понял, что сердце человека, его тело и мозг ради конфликта доходят до белого каления. Этот накал для меня и есть творчество. Роскошь - это волк у двери, а его клыки - тщеславие и самодовольство, порожденные успехом. Когда художник об этом узнает, он понимает, откуда исходит опасность. Без борьбы и лишений нет спасения, и "Я" - это просто меч, которым рубят маргаритки.
"П л е й б о й". Будучи католиком, вы посещаете мессу или исповедуетесь?
У и л ь я м с. Я бы исповедовался, если бы мог рано вставать. Но ведь творчество - это тоже исповедальня, кроме того, я чувствую, что могу исповедоваться и в таких интервью. Что еще сказать на эту тему? Мой брат Дэйкин обратил меня в католицизм, когда ему показалось, что я умираю; это мне не повредило. Я всегда был приверженцем церкви, раньше епископальной, теперь католической, хотя и не согласен с очень многим, с чем нужно было бы согласиться, например, с верой в бессмертие. Не верю также в папскую непогрешимость. По-моему, как раз папам-то и свойственно грешить. Ересь несу, не так ли? И все же люблю поэзию церкви. Люблю наблюдать и высокую англиканскую службу, и римскую католическую. И еще люблю причащаться, но в воскресенье по утрам я работаю, так что причащаюсь обычно на похоронах.
"П л е й б о й". Ваш католицизм примечателен чем-нибудь еще?
Уильямс. Ну, например, когда я буду умирать, мне все равно - будут со мной совершать помазание или нет; раз уж с этим пришли - ничего не поделаешь. И я верю в любые противозачаточные средства. Не думать о демографическом взрыве нельзя, перенаселение разрушает экологию планеты. Человек, которого куда-нибудь выбирают и который не заявляет о том, что допускает аборты, меня пугает. По-моему, политик должен стоять только за то, во что действительно верит, а не вилять, как это пытался делать Макговерн.
"П л е й б о й". Ведь вы его поддерживали, не так ли?