В ПОИСКАХ ТРАМВАЯ "ЖЕЛАНИЕ"
(О Теннесси Уильямсе и Теннесси Уильямс о себе)
Юнис (не сразу). Что вам, милочка? Заблудились?
Бланш (в шутливом ее тоне проскальзывает заметная нервозность).
Сказали, сядете сперва в один трамвай - по-здешнему "Желание", потом в другой - "Кладбище", проедете шесть кварталов - сойдете на Елисейских полях!
Юнис. Ну вот и приехали.
Теннесси Уильямс "Трамвай "Желание" (Перевод В. Неделина)
Ну вот и приехали в самое сердце американского Юга - Новый Орлеан, экзотический уголок света, город-памятник, город-концерт, который джазовые музыканты называют "раем прямо здесь на земле", город-космополит, где, по мнению Уильямса, "люди разных рас живут вперемешку, а в общем, довольно дружно. Ритмы "синего пианино" переплетаются тут с уличной разноголосицей". Цель путешествия - легендарный трамвай "Желание", основной символ знаменитой пьесы.
Широкогубый портье элегантного отеля "Клэрион", находящегося в деловой части города, ослепительно улыбается: "Уильямс из Теннесси? Нет, сэр, здесь Луизиана. И потом, Уильямс - очень популярная у нас фамилия. А трамвай - нет ничего проще: ровно полквартала по этой же стороне - остановка на пересечении Кэнал-стрит и Каронделе. Плата за проезд - шестьдесят центов. Всегда пожалуйста".
"Сейчас в Америке есть только два города, пронизанные романтическим духом, тоже, впрочем, исчезающим, и это, конечно же, Новый Орлеан и Сан-Франциско". (Сборник эссе Т. Уильямса "Где я живу".)
На углу одной из самых широких американских улиц, Кэнал-стрит, останавливается серо-зеленый вагончик с тринадцатью боковыми окнами. На фоне ярких, бешено летящих "хонд", "понтиаков" и "шевроле" он кажется забавным и неуклюжим птеродактилем. На вопрос "куда он следует?" шоколадный вагоновожатый в белоснежной рубашке и синей форменной фуражке, не повернув головы, поставленным тенором объявляет: "Авеню Сент-Чарльз, Зеленый район" - и, не садясь, нажимает на рычаг; звенит колокольчик - двери закрываются.
Зеленый район? В памяти возникают шикарный особняк зловещей миссис Винэбл, решившей здесь послать на ужасную операцию свою ни в чем не повинную племянницу, и жуткий сад-джунгли ее сына Себастьяна из пьесы Уильямса "И вдруг минувшим летом"… А где же "огромные цветы-деревья, похожие на оторванные части тела"? Они должны расти где-то рядом. Но нет, ничего зловещего. Никаких пронзительных криков и резких звуков - все тихо и спокойно. Дорогие, не похожие друг на друга двухэтажные особняки - большинство из них в викторианском стиле. И возле каждого выходящий на авеню, неогороженный и прекрасно ухоженный садик. А рядом - вполне дружелюбные дубы, камелии, пальмы. В прошлом веке Зеленый район был центром американской аристократии, жизнь в нем била ключом; а сейчас здесь безлюдно, зелено и очень уютно. В один из первых приездов в Новый Орлеан именно в этом районе Уильямс пишет одноактную пьесу "Несъедобный ужин". Но трамвай "Желание" здесь не ходит. Может быть, на набережной?
"Мои самые счастливые годы прошли там. Я был беспредельно беден, заложил все, кроме пишущей машинки, но у меня была хорошая квартира за пять долларов в неделю. Новый Орлеан - мой самый любимый город в Америке и, по правде говоря… во всем мире". (Интервью Г. Уильямса журналу "Теннессиец".)
На набережной, в книжном отделе центра международной торговли ("Уорд трейд сентр"), продается книга "Беседы с Теннесси Уильямсом". В нее входят около сорока интервью, взятых у писателя различными людьми в разные годы. В одном из них Уильямс вспоминает: "Видите этот дом, эту дверь под аркой? Да, там я жил в 1939 году, пытаясь писать. Тогда это был небольшой домик - в нем сдавались комнаты, с ужином. Женщине, которая их сдавала, очень нужны были деньги - вот я и решил помочь ей. Даже придумал рекламу: "Комната и ужин - кто еще вам нужен?" - раздавал ее на улице, а потом бежал домой, надевал белый пиджак и становился официантом. Так я платил ей за жилье".
"Интересуетесь Уильямсом, сэр? Он - наша знаменитость, - говорит розовощекий продавец по имени Том. - Трамвай "Желание"? Нет, на набережной только "Риверфрант". Впрочем, если хотите подробнее, вот адрес одной дамы - она о нем знает все".
"Одно из самых приятных воспоминаний ребенка, выросшего в Новом Орлеане, это как мы, ребята, играя, вдруг слышали звуки музыки - будто землетрясение произошло. И хотя звуки раздавались совсем рядом, мы не переставали спрашивать друг друга: откуда они? А потом, спотыкаясь, бежали в их направлении - туда, туда! И вдруг понимали, что находимся совсем рядом, рядом с музыкой. И она звучала всегда, в любое время. Город был буквально наводнен музыкой". (Книга Н. Шапиро, Н. Хентоффа "Послушай, что я тебе скажу".)
А рядом с набережной - "Вьё Карре", Французский квартал, жемчужина Нового Орлеана. Его построили еще в 1718 году французские переселенцы, но через семьдесят лет случился пожар, квартал почти весь сгорел, а город в это время был уже в руках у испанцев, вот они и перестроили квартал в своем стиле. Сегодня "Вьё Карре" - это выкрашенные в неяркие тона двух-, трехэтажные домики, главное украшение которых - увитые зеленью высокие ажурные балконы, нависающие над прямыми и довольно узкими улицами. Садиков, как в Зеленом районе, нет; вместо них "патио" - внутренние дворики с неизменными фонтанчиками. Современный Французский квартал зовут "золотым гетто"; это настоящая творческая мекка, куда стекаются музыканты, художники, писатели. Здесь родился и жил король джаза Луи Армстронг, пел король рок-н-ролла Элвис Пресли, творили классики литературы Марк Твен, Шервуд Андерсон, Уильям Фолкнер. Колоритны и оригинальны улицы "Вьё Карре": элегантная и респектабельная Ройял-стрит, пахнущая рекой и рынком Дейкетер-стрит, шумная и порочная Бербон-стрит, самая известная улица Нового Орлеана.
"Творчески мыслящие американцы полагают, что этот город необычайно своеобразен и не имеет ничего общего с реальной американской действительностью… Уильямс пытается обрести единство и с самим романтическим кварталом, и с призраками - его обитателями". (Статья Т. Ричардсона "Город дня и город ночи: Новый Орлеан и экзотическая нереальность".)
А вот как обрисовывает Французский квартал сам Уильямс:
"…небо проглядывает такой несказанной, почти бирюзовой голубизной, от которой на сцену словно входит поэзия, кротко унимающая все то пропащее, порченое, что чувствуется во всей атмосфере здешнего житья. Кажется, так и слышишь, как тепло дышит бурая река за береговыми пакгаузами, приторно благоухающими кофе и бананами. И всему здесь под настроение игра черных музыкантов в баре за углом. Да и куда ни кинь, в этой части Нью-Орлеана вечно где-то рядом, рукой подать, - за первым же поворотом, в соседнем ли доме - какое-нибудь разбитое пианино отчаянно заходится от головокружительных пассажей беглых коричневых пальцев. В отчаянности этой игры - этого "синего пианино" - бродит самый хмель здешней жизни". (Из пьесы "Трамвай "Желание".)
Тулуз-стрит, дом № 722. Двухэтажный розовый дом с голубыми ставнями и белым балконом. Мемориальная доска, не имеющая, впрочем, к Уильямсу никакого отношения. Но именно в этом доме происходят события его ранней одноактной пьесы "Королева насекомых" (1941), новеллы "Ангел в алькове" (1943) и, наконец, поздней драмы "Вьё Карре". В ремарках к ней Уильямс пишет:
"Вначале мы слышим эти странные, приглушенные уличные звуки - тяжелый снег как бы благословляет город; уличное движение замедлено, огни притушены. Сцена постепенно освещается и возникает атмосфера "мира вне мира"".
А вот Уильямс беседует об этой пьесе с известным писателем Уильямом Берроузом сразу же после ее премьеры на Бродвее в 1977 году.
"Берроуз. Когда спрашивают, до какой степени мои произведения автобиографичны, я отвечаю: "Каждое слово - и автобиография, и одновременно вымысел". А что бы вы ответили?
Уильямс. Мой ответ таков: каждое слово - это автобиография, в то же время ни единого слова из пьес в мою автобиографию не вошло. Нельзя одновременно творить и придерживаться голых фактов. Например, в моей новой пьесе есть парень, живущий в том же доме, что и я, и с ним происходят некоторые из событий, происходивших со мной, когда я только начинал как писатель. Но это совершенно другой человек. Он и говорит-то по-другому, поэтому я не считаю пьесу автобиографической. Хотя события действительно происходили.
Берроуз. Все?
Уильямс. С двумя персонажами - парнем и девицей - я познакомился позже, не в этом доме. Но все другие жили в доме № 722 на Тулуз-стрит в 1939 году.
Берроуз. А что с этим домом теперь?
Уильямс. Все еще существует, но сейчас пуст. Парень же говорит в этой пьесе: "Дом сейчас опустеет, они исчезают - уезжают…"
Берроуз. Странная штука - этот Французский квартал.
Уильямс. Угу. В первый раз я приехал туда в 39-м и с тех пор видел там всякое, но ни за какие коврижки с ним не расстанусь (так поступает и Писатель из "Вьё Карре"). И даже не знаю почему… Помню, жил я рядом с кларнетистом, тогда еще совсем без денег. И приходилось ловить голубей, чтобы существовать. Но это уже другая пьеса.
Берроуз. А как насчет образа хозяйки?