Зима над Россией
Когда над Россией сгущается тьма
И льдом затянулись затоны,
Когда колесит издалече зима
И в такт громыхают вагоны,
Когда бесконечны унылые дни
И после "Прощанья славянки" -
Огни, полустанки и снова огни,
И снова в огнях полустанки
Мелькают виденьем в морозном бреду
И тонут в объятиях ночи,-
Россия, ты словно в двадцатом году
Не прячешь разбойные очи.
И снова с надеждой, что все впереди,
Что там – веселее и лучше,
С размаху рванешь на широкой груди
Степной пугачевский тулупчик.
И снова ломаешь коленца, присев
В похмелье бездумного пляса…
Сокрытый веками Батыев посев
Дождался урочного часа.
Россия, молись за уделы свои -
Крамола в полуночном стане.
Пусть каждый акафист, как Спас на Крови
Над дымной воронкою встанет!
Ни Гришка Распутин, ни Тушинский вор
Тобой не управят вовеки.
И птицы весной возвратятся на двор,
И тронутся стылые реки.
На этой земле
На Сретенье – лужи, на Пасху – пурга.
То степи, то чащи лесные.
Что скажешь? – "Россия -
и вся недолга?!"
Что сделаешь? Это – Россия.
Здесь нет колыбелей. Качают пращи
Каме?ния судеб бедовых.
И здесь не дают на разжив палачи
Отступникам тридцать целковых.
На этой земле, где сражаясь, не ждут,
Что к смерти состарится тело,
Доносчику первый достанется кнут
За слово его и за дело.
И дешева пусть подъяремная месть,
И нету для катов Мессии,
Но в этой земле Благовещенье есть,
Чтоб верила в завтра Россия.
Чтоб знала: в черед зацветет краснотал
Церковный от солнечной ласки.
Но будут погосты по свежим крестам
Считать не доживших до Пасхи,
И, в свиток свернувшись, чернеть небеса,
Кричать заплутавшая стая…
Что скажешь? – "Россия – кругом
чудеса!"
Что сделаешь? Участь такая.
Плач по российским поэтам
В небеса пошлет прощальный глас
Колокол людского покаянья.
Скольких нас не стало? Сколько нас
За чертой признанья и призванья?
Скольких нас не стало! Сколько нас Эшафот в утробе равелина.
Приняла российская равнина.
Ждал на Черной речке алый наст,
Скольких целовала вьюга в лоб! А душа – зегзицей со стены,
Скольким вслед струился шип змеиный!
Положи, Елабуга, на гроб
Асфодель Кавказа для Марины.
Мысью с древа грянется на травы. Как наград посмертных для поэтов.
Мы еще вернемся с той войны,
Где стихи – горящий край державы.
И пройдем по россыпи листов
Пасквилей, доносов и наветов.
И не хватит Родине крестов -
Реквием по юности (Леониду Колганову)
На годах-камнях семидесятых
Наше поколенье полегло…
Л. Колганов
А юность все-таки была,
Как некогда была Россия.
Зимою – снег, земля бела,
Под осень – грязь, дожди косые.
Нас нежно пе?стовали те,
Те – гимназистки и славянки,
Чьих под Сморгонью в немоте
Отцов покоятся останки.
Изящность бабушкиных рук
Мне вспоминать всю жизнь
с любовью.
Плыл электричек ближних стук.
Средь сосняка, по Подмосковью.
И знать откуда было мне,
Что оборотни взгляды вперили
В то, что любил в своей стране -
Великой и больной империи.
Наверное, я верил зря
В то, что сейчас зовут застоем.
Но были книги и друзья,
А остальное все – пустое.
Лишь: "Русь за нами!" – ратей клик
В дали мерещился туманной,
Лишь "Незнакомки" Блока лик
Манил в былое неустанно.
Бабушке
Рудневой Зое Владимировне – рожденной 6 февраля, упокоенной 16 февраля и день ангела имеющей 26 февраля
Юная бабушка, кто целовал
Ваши надменные губы?..
М. Цветаева
Бабушка, в мире уснувших страстей,
Где не заботят печали и толки,
Ждешь ли на Пасху желанных гостей,
Шьешь ли костюмы для праздничной елки?
Снимешь ли добрыми пальцами воск
Свечек, стекающих в жерла кануна?
Внук твой матер, поседел, словно волк,
Только душа неприкаянно-юна.
Только на памяти – осени дым,
В лужах стоит босоногое детство.
Только во взгляде с прищуром твоим
Крови степной иссякает наследство.
Бабушка, дождиком с горних высот,
Белой метелью с хвостом горностая,
Выпади, пусть, как упрямый осот,
Правнуки в небо твое прорастают.
Пластырем туч застилает глаза.
Смутен покой под Ваганьковской сенью.
Бабушка, где ты? Молчат образа.
Вещие сны не приносят забвенья.
Воспоминание детства
М. Г.
Дорога в Ильинку открыта,
Ворота – Казанский вокзал.
Как в детстве, колеса-копыта
Гарцуют по лестнице шпал.
Гудок оглушительно-четкий
К отправке сигнал подает,
И станций бесчисленных четки
Отщелкает поезда ход.
Куда мне деваться от лета?
Куда мне избыть эту грусть?
На улице солнечной где-то
Цветет по утру майский куст.
Мои полудетские были
Сквозь колкий шиповник бредут.
Отростки его на могиле
У бабушек наших растут.
Пока еще сердцем не поздно
Избыть суету бытия:
Я с вами – ильинские сосны,
Я помню вас – детства друзья.
Дорога в Ильинку открыта,
Ворота – Казанский вокзал.
Как в детстве, колеса-копыта
Гарцуют по лестнице шпал.
Март
Брызжет даль белизною и паром.
Свежий воздух пьянит, как первач.
По поляне блестящим гусаром
Проскакал одуревший косач.
Громким писком шальные синицы
Нас приветствуют в чащах сосны.
Мы на лыжах стоим – у границы,
У границы зимы и весны.
И в капельном разбуженном шуме
В синеве высоко-высоко
Облаков боевые ушкуи
Мчат под звонкие гусли Садко.
Незабвенные детские были,
Заповедного счастья миры…
Что ж вы голову так забелили,
Сорок зазимков, с этой поры?
Где вы, тонкие пальчики-спички,
Растопившие лед без следа?
Но несутся звеня электрички
В те родные места и года,
Где жилось с ощущеньем азарта,
Где дышалось легко на бегу
В первых днях долгожданного марта
По последней лыжне на снегу.
* * *
Нет, ничего не говори.
В ложбины лес струится кровью,
И золотые сентябри
Костром горят по Подмосковью.
Я позабыл, в какой главе
Давно прочтенного романа
Вот так же, по сырой траве
Стелился белый хвост тумана.
И босиком,
и босиком
По листопаду,
листопаду
Ко мне бегом,
ко мне бегом
Ты вырывалась за ограду.
Как листьев – лет волос с плеча,
И губы с запахом полыни.
И запоздалый клин крича
Тревожно тает в нежной сини.
А память сказку повторит.
В ложбины лес струится кровью,
И золотые сентябри
Костром горят по Подмосковью.
Прощание у стен Донского монастыря
В кирпичной чаше древнего собора,
Среди полуразваленных столбов,
Не опуская пристального взора,
Та женщина внимала про любовь.
Спускалось солнце плавным полукругом,
И мелкий снег по мрамору рябил.
Она меня своим считала другом,
И я об этом знал… но позабыл.
Забыл, что в этом мире все непросто,
Что горек сладкой встречи дикий мед.
Смотрели удивительные звезды
На двух теней озябших хоровод.
О нежность бесполезная поэта!
О повторенность и банальность фраз!
Ну кто тебя из солнечного света
Соткал такой, с морщинками у глаз?
И кто мне даст неведомые силы,
Словами не затмить твою красу?
В кирпичной чаше тихо спят могилы
И застывают хлопья на весу…
* * *
Эта ночь для двоих.
Тихо в комнату утро вплывает.
Серебристая пыль
Осыпает прибрежный балкон.
Нежный девичий профиль
На левом плече засыпает.
Мне встречались нежней
Лишь в полотнах рублевских икон.
Двадцать солнечных дней
Нам с тобою не будут обузой.
Двадцать солнечных дней
Нам с тобой не уйти от судьбы.