В рамках рецептивной теории было описано не только то, как текст воздействует на читателя, но и то, как читатель реализует текстовое воздействие, какие акты его сознания обеспечивают эту реализацию. Развивая идею Ингардена о том, что чтение всегда осуществляется как конкретизация, рецептивно-эстетическая теория выделила разные типы читательской конкретизации текста, акцентировав идею того, что любая конкретизация есть результат взаимодействия текста с воображением читателя. С одной стороны, конкретизация может осуществляться в форме "актуализации". Это такой способ конкретизации, при котором читатель, осуществляя стратегию текста, актуализирует его коммуникативные требования, читает в той или иной степени соответствия с его адресной направленностью. Другой тип конкретизации – это "идентификация", иллюзорное самоотождествление читателя с миром читаемого произведения.
Описывая механизмы взаимодействия читателя с текстом, Г.-Р. Яусс актуализирует также гадамеровское понятие "горизонт ожидания". Напомним: мысль о том, что текст "ожидает" своей смысловой реализации, принадлежит именно Гадамеру. Опираясь на эту идею, Яусс описывает рецепцию как процесс взаимодействия "горизонта ожидания текста" и "горизонта ожидания читателя". "Горизонт ожидания текста" – это закодированные в тексте требования к читателю, т. е. те мыслительные процедуры, которые текст стимулирует у читателя и те эстетические результаты, на которые "рассчитывает" текст.
"Горизонт ожидания читателя" – это требования, которые предъявляются к тексту со стороны читателя. Они формируются на основе имеющегося у читателя эстетического опыта. Причем если горизонт ожиданий текста стабилен, то горизонт ожиданий читателя может изменяться в акте восприятия. Это происходит, когда текст предлагает неизвестный читателю эстетический опыт и требует от него смены ожиданий. Если читатель принимает это требование и выполняет труд по преодолению дистанции между горизонтом ожидания текста и своим первоначальным горизонтом ожидания, то может произойти "слияние горизонтов", что, по Яуссу, является залогом адекватного понимания.
Впрочем, слияние горизонтов может быть также изначальным пунктом восприятия, например, в ситуации рецепции массовой литературы, которая не предполагает особого труда, предлагая массовому читателю ожидаемый им эстетический опыт, потакая его вкусу.
Идея рецепции как взаимодействия горизонтов ожидания (текста и читателя) позволила Яуссу поставить проблему исторической изменяемости рецепции. Эта проблема составляет главный предмет такого направления внутри рецептивно-эстетических исследований, как собственно рецептивная эстетика. Программным трудом рецептивной эстетики является работа Яусса "История литературы как вызов литературной теории" (1967). Главное ее содержание составляет обоснование нового проекта литературной истории. Яусс отталкивается от идеи о том, что рецепция всегда имеет исторический характер: горизонт ожидания читателя всегда задан тем временным, тем историческим контекстом, к которому читатель принадлежит. Следовательно, горизонт ожидания читателей, принадлежащих к разным поколениям, не может быть одинаковым, в исторической перспективе читательские ожидания меняются. Поэтому на протяжении рецепции одного и того же произведения горизонты читательских ожиданий сменяют друг друга, и произведение переживает череду разных, исторически обусловленных типов восприятия. В связи с этим задача критики, по Яуссу, состоит в реконструкции истории воздействия данного текста на разные поколения своих читателей. Только выстроив историю последовательных, исторически обусловленных рецепций текста, выявив то, как отличается прочтение первых читателей от прочтения читателей последующих, возможно понять смысл произведения.
При этом Яусс замечает, что рецептивные истории разных текстов отличаются друг от друга. Их отличие связано с характером стратегии текста, характером его адресного воздействия. Так, замечает Яусс, более стабильны в ходе своей рецепции классические произведения в силу того, что их текстовая стратегия подразумевает вневременного читателя. Наиболее подвижная рецептивная история у модернистских, авангардных произведений, так как их текстовая стратегия отрицает то, что в данный момент составляет традицию, и так разрушает привычный горизонт ожидания читателя.
Также принципиально отличны рецептивные истории литературы массовой и литературы серьезной – и тоже в связи с тем, что принципиально отличны их текстовые стратегии. В качестве примера Яусс приводит истории восприятия двух романов на тему буржуазного адюльтера: роман Э. Фейдо "Фанни" и роман Г. Флобера "Госпожа Бовари". Их рецептивные истории зеркально противоположны друг другу: легковесный роман Фейдо имел потрясающий успех у своих современников в отличие от романа Флобера, обвиненного в оскорблении общественной нравственности. Однако последующие поколения забыли роман Фейдо, а роман Флобера вошел в историю мировой литературы как безусловный шедевр.
В более поздней работе "Эстетический опыт и литературная герменевтика" (1977) Яусс дает определение разным историческим типам художественной рецепции. Таковых в истории европейской литературы он выделяет пять.
Самый ранний тип – ассоциативный, он сложился в рамках зрительской рецепции средневекового театрального представления. Средневековый зритель, ассоциируя себя с героем драмы, понимает условность происходящего на сцене и свою отсраненность от него.
Следующий тип моделирует героический эпос. Яусс называет его "адмиративным". В рамках этого типа реципиент чувствует себя отстраненным от героя, который представляется ему недостижимым идеалом.
В рамках сентиментализма и романтизма возник "симпатический" тип рецепции. В его рамках читателю делегируется сочувствие и подражание герою.
Литература реализма порождает катарсический тип восприятия, в рамках которого читатель принуждается к идентифицикации с героем.
Наконец, модернистская литература моделирует ироническое отстранение читателя от героя.
Таким образом, рецептивная эстетика, выявив историческую изменчивость понимания, все-таки обосновала наличие в произведении стабильной семантики, связанной с тем, что в тексте присутствуют структуры, управляющие восприятием. На путях отслеживания того, как текст руководит пониманием и как понимание меняется в исторической перспективе, оказывается возможным объективное исследование литературы.
§ 5. Автор и читатель как субъекты смыслопорождающей деятельности: феноменологическая герменевтика П. Рикера
Новый подход в решении проблемы познаваемости/непознаваемости художественных феноменов предлагает французский философ Поль Рикер – автор такого направления в исследовании словесных феноменов, как феноменологическая герменевтика. В основе его теории лежит идея соединения герменевтики и феноменологии. Говоря о герменевтике, он имеет в виду ее дохайдеггеровское состояние, в рамках которого герменевтика представляла собой систему рациональных правил и принципов толкования произведения. Говоря о феноменологии, Рикер имеет в виду тот ее литературоведческий вариант, в рамках которого была обоснована принципиальная субъективность восприятии и невозможность реконструкции объективного смысла произведения (вариант, который ведет свое начало от идей Хайдеггера и Гадамера). Именно о соединении этих двух подходов и говорит Рикер. Если, по его выражению, сделать герменевтике "феноменологическую прививку", можно избежать крайностей и того, и другого подхода: и герменевтической веры в объективное наличие в произведении готовой семантики, ожидающей дешифровки, и феноменологического "превращения литературоведения в химеру".
Результатом такого синтеза подходов, по Рикеру, станет обоснование нового предмета толкования. Таковым для критики должен быть не текст как совокупность смыслов (объективно присущих или присваемых ему читателем), а особая деятельность субъекта, взаимодействующего с текстом. Рикер называет такую деятельность "повествовательной", под которой он подразумевает и деятельность по созданию повествования, и деятельность по его восприятию, т. е. писательство, рассказывание (устную форму текстопорождения) и чтение. Эти феноменологические акты и должны быть предметом герменевтического толкования (а не текст).
Причем в целевом плане повествовательная деятельность определяется Рикером как деятельность, направленная на самопонимание того субъекта, который ее производит. Цель любых форм повествования (письмо, рассказ, чтение), по Рикеру, всегда одна – стремление субъекта повествовательной деятельности (автора, рассказчика или читателя) понять самого себя. В этом случае повествование (созданный текст) рассматривается как посредник на пути человека к самому себе. Создание текста или его рецепция есть, по Рикеру, необходимое условие понимания человеком самого себя: "Понимать себя, – пишет Рикер, – значит понимать себя перед текстом".
То, что Рикер называет самопониманием субъекта, трактуется им в совокупности трех аспектов. Первый аспект – "Arhe", или "археология субъекта". В рамках этого аспекта самопонимание индивида связывается с его попыткой исследовать свое собственное становление как личности. В этом плане рефлективное проникновение в собственное детство, период, когда формируются сознательное и бессознательное начала психики, сопоставляется Рикером с "археологией", изучением собственного происхождения.
Второй аспект – "Telos", или "Teleos", связывает процесс самопонимания с рефлективным проникновением субъекта в свои собственные цели, в перспективный образ собственного будущего.
Третий аспект, вне которого самопонимание не будет целостным, – это "Sanctus", или "Священное", т. е. осознание индивидом своей собственной системы ценностей.