XIII. УЕЗДНАЯ
Я люблю печаль уездных городов,
Тишину ночей беззвездных, гул подков;
Площадей ленивых травы – подорожник и лопух –
И причудливые нравы пригородных молодух.Что мне в том, что машет осень рукавом,
Льется дождь, другим несносен – что мне в том?
Переклик неугомонный ржавых труб
Сердцу, ищущему звоны, – только люб!
Сердцу, любящему струны, – лучший друг
Ночь, несущая буруны, матерь вьюг.
На стене моей беленой два скрещенные ружья
И портрет необметенный – будто милая моя;
Затянуло паутиной взор усталый, неживой,
И над грудью лебединой окружило как фатой.Ударяет тихо в ставни чья рука, –
Или ты, друг стародавний, ты, Тоска?
Нежно бусы прозвенели на губах.
Этот пламень в гибком теле, детский страх!Ах, в пурпурных этих волнах мне ли к берегу доплыть?
Ты притихнешь и подсолнух станешь робко теребить.
На груди, не позабыла, принесла стыдливый дар
И, потупясь, говорила: муж хмелен и стар…Как любил я эти нравы молодух!
Площадей ленивых травы и лопух;
Тишину ночей беззвездных, заглушенный гул подков, –
Грусть забытых и безвестных, слишком русских городов.
XIV. "Ты в дубленом полушубке…"
Ты в дубленом полушубке
Хороша, как зимний день!
Целовал бы эти губки,
Да подняться что-то лень.Сапоги твои расшиты,
На подковке каблучок;
Брови хмуры и сердиты,
И нахохлился платок.А глаза – что у голубки:
Не видал таких во сне…
Целовал бы эти губки,
Только жутко что-то мне.Слово горькое отрубит
Иль ударит – не беда!
Страшно, если приголубит,
Зацелует навсегда.Брови хмуры и сердиты,
Ходят бусы на груди…
Нецелованный, небитый
Лучше мимо проходи.
СОФИЯ
"София, София, Небесная Дева…"
София, София, Небесная Дева,
Кропила и грела ты эти поля;
Но рдяные заросли вражьего гнева
Мне к лету высоко подъемлет земля.София, София, Царица, Царица,
От гарпий спасешь ли твой гибнущий всход?
Взмахнешь ли серпом, светлоликая жница, –
Крылатая стая мне сердце клюет!В победе неверной на миг возлетает
И кубком горячим упьется одна, –
Но мертвая снова, грозя, оживает
И вновь с победившей змеей сплетена.София, София, Небесная Дева,
Царица над сонмами ложных цариц,
Исполнись святого и правого гнева!
Сожженный к стопам твоим падает ниц…София, София, Царица, Царица,
Еще я не кончил молитвы моей, –
Как новая сладкая, страшная птица
Резнула мне сердце ударом когтей.
РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО
I. МОЯ СВИРЕЛЬ
Моя свирель – из белой косточки:
Слезами щели прожжены.
Когда взойдут, мигая, звездочки,
И копья льдистые ясны
Над белым и лазурным глетчером,
И зелень неба холодна, –
Еще белей холодным вечером,
Еще умильнее она.Ко мне свирель моя запросится,
Коснется губ моих, любя;
И с ней душа горе возносится,
И с ней - ищу, ловлю тебя!
Вожу очами оробелыми:
И там и здесь – неверный свет…
И мне ль за горними пределами
Найти твой перелетный след?
II. "Я не знаю, что было, как было…"
Я не знаю, что было, как было, –
А смерть – та будет потом.
И за что мое сердце изныло,
Расскажет Архангел с мечом.Расскажет Архангел гневный,
Потрясая пурпуром крыл,
Что очи любимой царевны
Я сам – убийца – закрыл.А впрочем, на свитке свершений
Так много заклятых имен…
Так темны сходящие тени,
Так жуток прощальный их стон!Не знаю, как было, что было, –
Вся мудрость моя изошла.
Кровавые смотрят светила
На холм, где царевна легла.
III. "Июль пылал, и вихорь пыльный…"
Июль пылал, и вихорь пыльный,
Крутясь, бежал и бил в лицо
И от невесты замогильной
Бросал разбитое кольцо.Лучились жгучие осколки,
Дымился золотистый прах…
И дале вихорь мчался колкий
И где-то падал – на полях.И где-то падал – в сизой дали,
И не восстанет никогда!
Ланиты, как июль, пылали
От грезы смутной и стыда.А кузнецы в траве звенели,
Ковали неразрывный сплав…
И кольца новые горели
На перегибах шатких трав.
IV. "Огнем пожара сожигая…"
Огнем пожара сожигая
Из темных, окруженных глаз,
Мою дорогу, роковая,
Пересекала ты не раз.И как губительной стихии,
Что победить не станет сил,
Я образа заповедные
Тебе навстречу выносил.Ты усмехалась и бледнела
И, вскинув горестно платком,
Как лиру, выгнутое тело
Топила в хаосе людском.Тогда я звал… Но ты молчала,
И я достичь тебя не мог,
Пока ты вдруг не вырастала
На перекрестке трех дорог!И через годы, – в этой пытке, –
На перекрестке трех дорог,
Судеб таинственные свитки
Я разбирал - за слогом слог.И ныне мне темно и сиро:
Уж не постичь твоих путей,
Ты, пламень сумрачных очей,
Ты, плоть, звенящая как лира!
V. "Довольно. Злая повесть кончена…"
Довольно. Злая повесть кончена
О возмутившемся рабе.
Чтоб улыбнулась ты утонченно,
Я посвящу ее – тебе.Ты в ней проходишь, маскирована;
Но, размышляя, ты поймешь,
Зачем с прожитым согласована
Однажды снившаяся ложь.И острия зачем притуплены
Былой снедающей тоски,
И много ранее искуплены
Пожатия твоей руки.Не повторить, что жизнью скажется
О возмутившемся рабе;
А как узлы в ней крепко вяжутся,
Ты верно знаешь – по себе.
VI. "Подошли мы к разбитому зеркалу…"
Подошли мы к разбитому зеркалу
И глядимся, глядимся туда…
Черной трещиной лица коверкало;
О былые, о злые года!Камнем выбит твой смех озаряющий
(Я осколок в душе схоронил).
Брезжит глаз, как огонь догорающий,
Как светляк на кусте у могил.Изувеченный резкими струями,
С омертвелым стоял я лицом.
Покрывай же его поцелуями
И рыдай о небывшем былом.
VII. "Натянешь ли ты голубую вуаль…"
Натянешь ли ты голубую вуаль,
Мерцая булавкой, – широко, округло
Откинувши руки, и смотрятся в даль
Глаза, где угрюмое пламя потухло;Иль руку в перчатке мне молча даешь
(Там бледный кружок у ладони любовно
Моим поцелуям оставлен!) – и ждешь
И слушаешь сердце, – забилось ли ровно;И тронешь дверную скобу и ко мне
Опять повернешься и медлишь, мечтая
О встречах давнишних, о милой весне,
И крадет румянец вуаль голубая, –Я знаю: я нищий… И чем отплатить
За чашу, где пенится горечь разлуки?
Не этой ли позой: недвижно скрестить
Тебя обнимавшие руки?
VIII. ПРОГУЛКА
И гуще кровь становится, и сердце,
Больное сердце, привыкает к боли.
Ап. Григорьев
Да, мы пройдем с тобой близ ветхого собора
И стену обогнем, и тот же жидкий сквер
Нас поманит иссохшими ветвями
К скамье убогой, где когда-то мы
Читали вензеля, слова – признанья
Любовников давнишних… Уж они
Те надписи забыли и затерли
Телами грузными, вкушая отдых
С детьми и няньками в закатный час.Под нами – Тускар. В голубых волнах,
Как жимолости цвет, снесенный ветром,
Тела людей отрадно розовеют –
Бесстыдные, зовущие тела.
Там, над водой часовенка и крест,
Которому так жарко я молился;
О чем – ты знаешь… Эти вечера,
Когда луна нас мягко озаряла,
Казалась ты далекой, как луна,
Как метеор, низвергнутый на землю…Теперь всё это – правда ведь – как сон?
И, может быть, пора с холодным смехом
Резнуть ножом усталую скамью
И начертать горящие два сердца,
Которые пронзил единый вертел,
Протянутый лукавою судьбой?Ты видишь, там – веселые гуляки,
Идут сюда… В нахохленном платочке
Девица краснощекая… Нам нужно
Скамейку уступить. Мечтать о жизни
Они не будут, если должно жить!
И отведем глаза, затем что опыт
Неправо судит бренную любовь.
IX. "Ты, дорассветной мечтою взволнована…"
Ты, дорассветной мечтою взволнована,
Никнешь к стеклу утомленным челом.
Белое небо, печально по-новому,
Смотрится будто незрячим бельмом.С плеч заостренных платок опускается;
Ночью греховной ты шепчешь упрек.
Жадные красные губы сжимаются,
Как на снегу оброненный цветок.К Царству Небесному сердце усталое,
Уж не противится, тихо идет.
Но и земное свое, запоздалое,
Счастье, как крест, покоряясь, несет.
X. "Солнце потоками крови горячей исходит…"
Солнце потоками крови горячей исходит.
Солнцем зажженные, мы улыбаемся двое.
Губы раскрылись, как рана, – и рану находят.
Солнце великое, кто твою рану закроет?