Скромно ответствовал Герман, отцовскою речью смущенный:
"Верно, я вам не перечил в желании вашем и думал
Дочку соседа просватать. Давненько мы знаем друг друга,
Сызмала вместе на рынке играли мы с ней у фонтана.
Часто от дерзких мальчишек в ту пору ее защищал я,-
Все это прошлое дело. Постарше девушки стали.
Время проводят в дому, недостойных забав избегая.
Слишком они щепетильны. Ходил я, как старый знакомый,
Время от времени к ним, сообразно с желанием вашим,
Но неприятно мне было в их пышном и чопорном доме.
Там задирали меня, там выслушивать мне приходилось:
Дескать, сюртук длиннополый, сукно неказисто и грубо,
Дескать, причесан нескладно, и волосы дурно завиты.
Тут и взбрело мне на ум нарядиться, подобно тем самым
Купчикам, что в воскресенье насупротив ходят, красуясь,
И полушелком дрянным щеголяют целое лето.
Только я вскоре приметил, что не́ к чему были старанья,
Горько мне сделалось, гордость моя возмутилась, всего же
Было больней потому, что моим побуждениям добрым
Отклика я не нашел, особливо у Минхен, у младшей.
Ибо, когда напоследок явился я к ним перед пасхой
В новом камзоле, который с тех пор и висит в гардеробе,
Был я не хуже других наряжен и причесан по моде.
Только вошел я, они захихикали. Я не смутился.
За клавикордами Минхен сидела, был тут же родитель.
Слушал он дочери пенье, блаженствуя, тая от счастья.
В песенке этой, однако, я многого просто не понял,
Только и слышал все время "Памина" и следом "Тамино".
Вставить словцо захотелось и мне. Лишь Минхен замолкла,
Робко спросил я о тексте, об тех неведомых лицах.
Прыснули со смеху все, на вопрос не ответя. Отец же
Молвил: "Должно быть, он знает одних лишь Адама и Еву!"
Хохот общий раздался. Смеялись девушки звонко,
Юноши вторили дружно, отец за бока ухватился.
Выронил шляпу из рук я, горя от стыда, а насмешки
Не унимались кругом, что б ни пели они, ни играли.
И поспешил я домой, досадой томим, оскорбленный,
Запер камзол свой в шкафу, растрепал щегольскую завивку,
Дав себе крепкий зарок - в этот дом ни ногою отныне.
Был я по-своему прав - бессердечны они и надменны.
Ходит молва, что у них я досель прозываюсь "Тамино".Мать возразила на это: "Не должен бы, Герман, так долго
Быть на девиц ты в обиде, по сути они еще дети.
Минхен, ей-богу, добра и тебя посейчас не забыла,
Давеча лишь о тебе справлялась, ее и засватай".Сумрачно сын отвечал: "Не знаю, уж слишком глубоко
То оскорбленье проникло мне в душу, и я не хотел бы
Видеть ее за клавиром и вновь ее песню услышать".Вспыхнул мгновенно хозяин и голос на сына возвысил:
"Мало ты счастья принес мне! Про это не раз толковал я,
Видя, как ты отдаешь предпочтенье лишь коням да плугу.
То, что работник последний у честных людей выполняет,
Делаешь ты. Между тем отец твой без сына, который
Честь бы ему приносил, вращаясь средь граждан достойных.
Мать неизменно меня бесполезной надеждой кормила
С дней твоих школьных, когда не хотел ты прилежно учиться
Чтенью-письму, как другие, и в классе считался последним.
Так-то бывает всегда, если малый лишен самолюбья
И полагает излишним расти и умом возвышаться.
Если б со мной возились, как я провозился с тобою,
Определили бы в школу, держали б учителя в доме,-
Верь мне, я был бы почище хозяина "Льва золотого"!"Сын поднялся и, ни слова не молвив, направился к двери,
Бледный, но с виду спокойный, а следом отец раздраженный
Бросил ему: "Убирайся, тебя-то я знаю, упрямец!
Ну, и ступай себе с богом хозяйничать, чтоб не серчал я.
Лишь на носу у себя заруби, что крестьянскую девку
В дом ко мне не введешь как жену, - с мужичьем не якшаюсь!
Жил я на свете немало и знаю с людьми обхожденье -
Я господам угождаю и дамам, и всякий бывает
Мною доволен, - уж я подольститься к проезжим умею.
Но потому и хочу, чтоб невеста сполна возместила
Все, что я сделал для сына, заботы мои и расходы.
На клавикордах пусть дочка играет, и пусть в моем доме
Знать городская всегда с удовольствием, столь же отменным,
Ежевоскресно бывает, как там, у соседа". Дверную
Ручку тихонько сын повернул да из комнаты вышел.
ТАЛИЯ
ГРАЖДАНЕ
Так от сердитых попреков послушный юноша скрылся.
Но продолжал отец разглагольствовать в этом же духе:
"Если чего-либо нет в человеке - того и не будет.
Вряд ли дождусь исполненья своих задушевных желаний,
Чтоб не таков, как родитель, был сын мой, а много повыше.
Ибо что сталось бы с домом, что сталось бы с городом, если
Каждый из нас не старался б поддерживать их, обновлять их
И украшать на манер иноземный, по нынешней моде.
Ведь человек не гриб, чтобы где-нибудь вылезть в овраге,
Покрасоваться да сгнить на том же месте, где вырос,
Бренного существованья ничем на земле не отметив.
Глядя на дом, без труда угадаешь, каков здесь хозяин,-
Так же как, в город въезжая, поймешь, кто его опекает.
Там, где обрушились башни и стены, где в каждой канаве
Мусор скопился и мусор на улице каждой навален,
Там, где кирпич отстает и на место его не посадят,
Балки прогнили и дом месяцами ждет не дождется
Новой подпоры, - там явно блюстители города плохи.
Где чистоту и порядок внедрять не стараются свыше,
Там привыкает легко обыватель к будничной грязи -
Так же, как исподволь нищий к лохмотьям своим безобразным.
Вот почему я хотел, чтоб теперь же Герман поездил,-
Пусть он своими глазами увидит хоть Страсбург да Франкфурт
И живописный Мангейм, где царят прямизна и опрятность.
Ибо любой, побывав в городах, просторных и чистых,
Город свой, как он ни мал, не замедлит и сам приукрасить,
Разве не хвалит приезжий ворот починенных наших,
Свежеокрашенной башни, отделанной заново кирки?
Разве, к примеру, не славим своей мостовой иль подземных,
Водообильных каналов, с которыми без опасений
Можем огонь потушить тотчас же, при самом начале?
Новшества эти у нас не с того ль пожарного года?
В ратуше я шестикратно строителем был; благодарность
И похвалы снискал обывателей добросердечных.
Всякое дело начав, до конца доводил я, а также
Планы болтливых людей, что забросить они собирались.
Так, наконец, захватило усердье всех в магистрате,
Захлопотали теперь и уже приступают к постройке
Новой дороги, что нас неразрывно свяжет с проезжей.
Но молодежь, боюсь, такой расторопной не будет,
Ибо одних влечет к щегольству да к праздным забавам,
Ну, а другие сидят но домам, забившись за печки.
Вот и боюсь я, чтоб Герман таким навсегда не остался".Тотчас в беседу вмешавшись, разумная мать возразила:
"Знаю, всегда ты горазд принизить нашего сына,-
Вряд ли подобным путем своего ты добьешься. Не можем
Мы приневолить детей по-нашему мыслить и думать,
Мы принимать их должны такими, как бог нам послал их,
С толком, с любовью растить, не глуша природных задатков.
Этот одним одарен, а другой тяготеет к иному.
Каждый призваньем своим дорожит, и по-своему каждый
Счастлив. Я сына родного хулить ни за что не позволю.
Право ж, мой Герман достоин того, что получит в наследство.
Он и отменный хозяин, и славный работник. Я верю,
Что и в совете сограждан он также не будет последним.
Но ежедневной хулой и попреками ты человека
Бодрости всякой лишаешь, как сделал, к примеру, сегодня".
Комнату тотчас покинув, она поспешила за сыном,
Чтобы его постараться найти и сочувственным словом
Приободрить хоть немного, - ведь юноша этого стоил.Только она удалилась, промолвил с усмешкой хозяин:
"Экий чудной народ эти женщины - чистые дети!
Каждой хочется жить по собственной прихоти только,
Да потакай им к тому же, да гладь их еще по головке,
Но справедлива всегда и везде поговорка латинян:
"Кто не стремится вперед - всегда позади!" Это верно…"