Как полог, вдруг разверзлись небеса,
Божественные зрит он чудеса:
И ангелов небесных сонм
Бесчисленными шелестя крылами
Спускается сюда со всех сторон,
Как солнца луч над нашими главами.Вдруг свет божественный округу осиял волнами,
Вселив благоговейный в душу страх,
И Богородица предстала перед очами
С предвечным у нее младенцем на руках
И с сонмом ангелов, трепещущих крылами.Здесь ангелы всех рангов и чинов,
Как воинство небесное святое,
И Богородицы блистательный и чудный плат
Вдруг осенил, покрывши, спящий град.Как будто сам Архангел Михаил
С всем воинством своим
Его в минуты эти посетил,Взяв всех, своим идущих чередом,
и всех, когда-то живших в нем от века,
Живущих ныне в нем, и будущего века
Потомков, предков, праотцев, сих человецев всех
архангелогородцев,
Всех, всех, всех жителей его,
Не исключая никого,
святых и грешных,
По воле божьей, благодати,
Архангельск весь от века взят
Под Богородицы священный плат.Пробел семейных хроник прошлых лет
Бессилен возродить историк и поэт,
И все же я потщуся снова
Забытый образ воскресить
Елены Ивановны Сивковой,
Покойной матушки его,
Не упуская ничего.Сам православный христинин, Василий Дорофеев сын,
В Денисовке своей немалые пожертвованья свои
В постройку каменного храма заложил,
В котором дьяконом Иван всевышнему служил
И к небу в нем молитвы возносил,
И сколько он сокровище свое, Елену, единственную
дочь свою,
От глаз назойливых ни прятал,
Василий высмотрил ее,
Взял да на святки и посватал.А вскоре и Михайло уродился.
В фамильном храме дедом,
у матери он сидя на руках, как в облаках крестился,
Даров святых впервые причастился.
И Ломоносовых семейный жизни
ход был строго вписан весь
В церковный обиход.
В семействе том царила тишь и гладь,
Не побоюсь сказать, и божья благодать,
И разве в нем не божья сила
По буковкам Псалтири Михайлы
Детским пальчиком водила
И материнскими усты церковной грамоте учила?Михайло наш, Архангельска окрестный житель,
В отрочестве не раз с отцом по разным по делам его
И вдоль-поперек весь город исходил,
Знал весь его, как будто сам в нем жил,
Во всем его любил: с базарной сутолкой,
церквами, избами, верфями, пристанями,
Трактирами и площадями,
случалось посещать и кабаками, где щи и кашу уплетая
и, обжигаясь, чай горячий пил.
С отцом тогда еще он за границу не ходил
И, с интересом вслушиваясь в чужие речи
Голландских и норвежских рыбаков,
английских, датских моряков,
Хотя притом не понимал ни слова,
Но с жадностью ловил всю переменчивость
Лица, движения людского,
Притом не принимая во вниманье,
Все это было выше пониманья -
картечи русских самобытных слов.И сам Архангел Михаил -
Его небесный покровитель -
Работал ли Михайло, ел иль спал -
Ни на минуту никогда его не покидал.Благоговейная пытливость и вниманье -
Пусть отрока еще, не мудреца,
Пытается проникнуть в тайны мирозданья,
постичь величие Творца.С отцом Михайло с детских лет
Походы дальние морские совершает,
Морских течений тайный след,
Движения ветров законы постигает,Под парусом идет за горизонт
И бороздит окрестные просторы,
А челн то в бездну падает, то в вихре брызг
Взмывает к небу в водяные горы.Его внимания ничто не ускользнет -
Движение светил, теченье вод,
В познанье сущего презрев земной удел,
Гармонию он уловить стремится высших сфер.
Конечно, Михаил отважным был уже тогда матросом,
И все ж, кто был предтечею учености его,
Для нас осталось непростым вопросом.Стоял ли кто у врат учености,
Куда подростком Михаил,
С трудом преодолев стесненье робости,
В лаптях крестьянских приходил?Была ли в нем та радость узнавания,
Предназначения Творца,
Когда предчувствие познания
Коснулось юного лица?Кто, распахнув в науку двери,
"Врата учености моей",
Пусть в силы собственные веря,
В тени стоять остался тех дверей?Их имена теперь забыты,
Патиной времени покрыты,
И редко кто-нибудь из нас
Их имя вспомнит в добрый час.С почтеньем, даже в пиетете
Рискну назвать фамильи эти.Один из первых
Леонтий был Магницкий,
Под мышкой с арифметикой своей.
Другой – Мелетий сам Смотрицкий,
C грамматикой, подругой букварей.И все ж, труды их даром не пропали:
Науки храма двери распахнув
Для Ломоносова,
Как говорится, глазом не моргнув,
Они теперь уж навсегда
Превратники науки русской стали.И все ж пейзаж неполон будет наш,
Ведь там был третий персонаж,
Недаром Троицу Бог любит
И никогда ее не губит.Печатью гения отмечен,
Он для Михайлы был предтечей.
Немного славных есть имен,
Таких, как Полоцкий Симеон.Его стихирную Псалтирь
Михайло зачитал до дыр,
Ее, покинув край родной,
Он нес в котомке за спиной.В Москву вела его Псалтирь,
В Заиконоспасский монастырь,
Где академия была
И книжной мудростью цвела,
Объединив трех христиан:
Латинян, греков и славян,
Где бысть Михайло суждено
в науку прорубить окно.
ОТЕЦ ОТЕЧЕСТВА, ОТЕЦ ОТЧИЗНЫ
Петра реформы будто плуг
Россию вдоль и поперек перепахали,
Явив собой внезапный поворот,
Истории российской круто изменивши ход,
Весь быт российский, весь ее уклад
Переиначивши на европейский лад.Петр в мастерах нужду всегда имел,
В ремеслах и в трудах
Был жаден, зорок, цепок, хваток.
По миру мастеров искал,
зажечь, привлечь, сманить умел,
И сам испытывал их ум, пробел и недостаток.Ведь были те соратники Петра
Родов незнатных, звания самого простого,
Их называли всех тогда и не иначе как
"птенцы, что из гнезда Петрова".
Петр каждого их них на деле проверял
И лишь потом дела вершить большие доверял.
Работал вместе, рядом жил,
Пил, веселился вместе с ними и кутил,
Отцом посаженным на свадьбе был.Простонародью непривычен государь,
Что не в короне, не в порфире, не в чинах и орденах,
А с топором в руках и с трубкою в зубах.
Он одевался как матрос,
Пил водку как солдат,
Кафтан, манеры на немецкий лад -
Уж не антихрист ли ваш брат?Заставить нацию учиться он хотел.
Себя считал отцом Отечества, отцом Отчизны,
Алфавит новый дал,
За парты сесть велел,
В трудах не знал усталости и укоризны.
По цареву указу Демидов на Урале пушки льет,
На Балтике расправил паруса российский флот.Не только подлеца казнила власть,
Невинная, случалось, кровь лилась.
Пришлось крестьянам спины гнуть,
Немалого пришлось хлебнуть
На государевых работах лиха, даже мук,Но нам, потомкам, осуждать Отечества отца,
Признаться, не с руки, признаться, не досуг.Вернемся к нашему герою,
Пусть наш герой не царского двора,Неутолимая в нем та же жажда знаний,
неукротим в нем тот же дух Петра!
незавершенные петровские дела
В наследство, видимо, ему достались,
Они с кончиною Петра бесхозными остались.Дух созиданья, возрожденья дух
С кончиною Петра в России не потух,
Он не унесен был его могилой.
На почву благодатную упав, как огнь,
В душе Михайлы вспыхнул с новой силой.И на Великого Петра он был поистине похож -
Телесно и душевно схож -
Что пищей послужило для легенды неудачной,
Что, будто был он сын Петра внебрачный.Крайний русский север,
Быть в твоих просторах,
жизнь свою проживши,
Мне не довелось.
Не судьба родиться, жить среди поморов,
Дом родной покинуть, не проливши слез.
Сквозь пургу и холод, ветер и метели
Не шагать с обозом с рыбой тыщу верст.Но себе представлю – пусть в воображенье:
Через всю Россию вдаль идет обоз,
Явственно до боли в тот момент я вижу:
Вместе с ним, с Михайло, рядом шел Христос!
Мы говорили, что Псалтирь
Михайлу привела
в Заиконоспасский Монастырь
И, пользуясь всеобщею любовью всенародной,
Была ему звездою путеводной
С избранного пути ему чтоб в жизни не свернуть,
как вел Колумба Млечный путь,
Той самою звездой, что
помогла волхвам в конце пути
В хлеву Христа-младенца обрести.
Пройдя с обозом с лишком тыщу верст,
Михайло голодал и мерз
И спать ложился, где придется,
На лавке, ежели найдется,
А не найдется – на полу,
охапку сена бросивши в углу,
а ночь последнюю – ну что же -
В санях, на рыбе, под рогожей.
В ТРАКТИРЕ
Вы помните, ночною первою порой
В первопрестольной наш герой
Проспал на рыбе под рогожей.
Доподлинно, то промысел был божий.Мороз в ту ночь стоял нешуточный, декабрьский,
лютый, злой,
Такой, что по лесу деревья, лопаясь, трещали.
В первопрестольной – на улицах,
на рынках, площадях
Костры, дымясь, горели и пылали,Чтоб запоздалый путник,
Застигнутый врасплох пургой и непогодой,
Мог отогреться у костра
Назло и вопреки безжалостной природе.К утру Михайло так продрог,
Что под рогожею согреться уж не мог,
И у костра, что на базарной площади пылал,
Где разный люд московский, отогреваясь,
вкруг него стоял,
Он долго окоченевшие свои ладони согревал.