А на перроне
Звенят гитары,
А на перроне
Прощаются пары.
Девчонки-кокетки,
Слёзы – в руку.
А парни смеются,
Не веря в разлуку.
Горят, угасают
Зелёные спички.
И с криком проносятся
Электрички.
А люди снуют,
Сидят, жуют.
И нет уюта,
И вот – уют.
Прожекторы ночь,
Как порох, сжигают.
Громадным пожаром
Вокзал полыхает.
Восторг распирает -
Вот это размах,
Вот это по-русски -
На всех парусах!
"Какая мука – сидеть во Внуково…"
Какая мука -
Сидеть во Внуково.
Смотреть сквозь стёкла,
Как всё намокло.
И знать, что где-то
Гуляет лето.
И перламутром
Сияет утро.
Аэродромы -
В раскатах грома…
А здесь, пожалуйста, -
Капризы августа.
И самолёты
Сидят, как птицы,
Поджавши крылья,
Им – не летится.
А мне б – до дому.
А дождь со свистом
В сто тысяч гномов
Буянит твистом.
В сто тысяч гномов
Пошёл вприсядку
Аэродромом,
Как танцплощадкой.
Терпенье тает,
И я билетом
Грожу кассирше,
Как пистолетом.
В ответ спокойно:
Погода, если б…
Я, как покойник,
Пустую в кресле.
Смотрю сквозь стёкла,
Как всё намокло.
А рядом вещи
И тьма народу -
Весьма зловещий
Вид на погоду.
Но вот, как прежде,
Смыкаю вежды
И засыпаю
В плену надежды.
Ангелы любви
Галине
У каждой любви есть ангелы,
Умиротворённые, как деревни,
Их крылья потрескивают, как факелы
Зелёных прохладных деревьев.
У озера, Лебединого,
Танцующих в полумгле,
Я видел их не картинно,
Я видел их на земле.
И – поверил в мечтания,
Их сокровенность тая,
Что к озеру прилетает
Лебедь одна – моя.
Конечно, хотя я не принц,
Но в этом у всех один принцип,
Ее, отыскав среди множества лиц,
Я сам стал – принцем.
И как-то всё интересно -
На что уж с базара лук
Она принесёт,
Положит на место,
А он – как цветы из рук.
Такое – так просто не может,
Ангелы существуют.
И в чувствах быть нужно построже,
Они без любви тоскуют.
Но если вы мне не верите,
То сами сходите туда.
Вас ждут белокрылые лебеди,
Вас ждут там они всегда.
Вам драться придётся с волшебником,
Там силу любви измерите.
Помогут влюблённому ангелы,
И вы в них, как я, поверите!
"Жизнь течёт, и уходят друзья…"
Николаю Савину
Жизнь течёт, и уходят друзья,
И иначе, наверно, нельзя.
И для каждого есть этот путь -
Мы ведь тоже когда-нибудь…
Я стою средь надгробий немых,
Как-то странно сугробы подтаивают,
Может, мёртвые дышат на них,
Только это от нас утаивают?!
Потому что не может быть,
Чтобы друг мой умер совсем,
Ведь он жизнь так умел любить,
Как дано это нам не всем!
Жизнь течёт – капли падают с плит.
Знай, дружище, что ты не забыт.
Жизнь течёт, жизнь течёт даже здесь -
Значит, что-то живое в вас есть.
Мне ж за это ещё воевать,
Мне ж за это ещё умирать -
Чтобы так же ранней весной
Приходил кто-то близкий ко мне
Ощутить, что я тоже живой,
Что я в жизни, что я на войне.
"Я правлю страной Феерия…"
Я правлю страной Феерия,
Подо мною трон не качается,
Потому что моя империя
В моём я, начинаясь, кончается.
Королём быть не плёвое дело,
Здесь ответственность всюду нужна,
Что-то выполнил
неумело,
А расплачивается страна.
Иногда забываешь об этом,
Потому что незыблем трон,
И проматываешься поэтом,
И долги жмут со всех сторон.
И уже по стране – нищета.
Превращается в ноль Феерия,
И сжимается круга черта,
За которой конец империи.
И поэтому я обращаюсь
Ко всем людям умной земли:
Берегите свою империю,
Только с нею вы – короли.
Барабанщик
Девятое августа 1945
Я помню хорошо дождливый день
И серый сквозь туман рисозавод.
Матросов в бескозырках набекрень,
Идущих за шоссейный поворот.
Я помню, как струился белый пар
Над мокрой крышей, а гудок всё рос,
И в кожанках японских за амбар
Вели двух диверсантов на допрос.
А после мы обедали в углу,
И помню я, как девочка одна,
Смеясь, стучала ложкой по столу,
Никак не понимая, что – война!
А вечером отец пришёл в детсад,
Поднял меня под самый потолок
И дал мне подержать свой автомат,
И научил, как нажимать курок.
"Солдатские шинели, я вижу вас…"
Солдатские шинели,
я вижу вас,
Когда лежу в постели,
не открывая глаз.
И детство набегает,
как тёплая волна,
И парус поднимает
"Зелёная страна".
Я босиком по тропке
В колхозный клуб спешу,
Наган из медной трубки
За пазухой держу.
Окопы – поле боя
С фонтанами огня.
Солдаты, что вам стоит,
Возьмите в бой меня.
Я буду бить их, гадов,
Ей-богу, я не вру.
А если что… как надо
За Родину умру.
Я так упрямо верил
В тот медный свой наган
И в потайные двери
Из зала на экран.
Солдатские шинели,
Зачем я вижу вас?
Ведь пацаны другие
На улицах сейчас.
К сердцу подступает
тёплая волна:
Я сам теперь солдат твой,
"Зелёная страна".
Барабанщик
Наш ротный барабанщик
Такой большой чудак,
Наш ротный барабанщик
С улыбкою всегда.
Наш ротный барабанщик
С усиками-клин,
Наш ротный барабанщик
Лёва-армянин.
И то, что плохо знает
Он наш язык, – обман.
Его мы понимаем,
Играл бы барабан.
Его мы понимаем,
И если он в строю,
То нашу роту просто
По шагу узнают.
Но иногда в субботу,
В час отдыха солдат,
Вдруг загрустит о чём-то
И словно виноват…
И словно в барабане
Вся грусть его живёт,
Встряхнёт его, ударит
И тихо запоёт.
Слова, нам непонятные,
На ротном барабане
Ясность обретают.
И слышно, как устало
В далёком Ереване,
Яблоко упало.
Яблоко упало,
Скатилось под окно,
А молодой хозяин
В армии давно.
И мы грустим о доме,
Каждый о своём.
И слова Армении
По-русски мы поём.
А завтра утром снова,
Заря чуть зацветёт,
Нас барабанщик Лёва
Вдоль плаца поведёт.
И то, что плохо знает
Он наш язык, – обман.
Его мы понимаем,
Играл бы барабан.
"Я на посту, я – часовой…"
Я на посту, я – часовой,
Смелы должны быть часовые.
Слова, конечно, золотые,
И потому я сам не свой.
Легко ль – впервые часовой?
Запоминаю все лазейки
И, если честно, не дышу,
Когда, как умную ищейку,
Взгляд по оврагу провожу.
И начинаю молча злиться
На непонятный мне озноб:
В овраге что-то шевелится,
Что шевелится не должно б.
В траншею прыгаю. Зарница
Опередила спуск курка, -
Да это ж кустик шевелится
От лёгкой ласки ветерка.
И по периметру я снова
Хожу, как прежде, сам не свой.
Впервые понял часового,
Как часового часовой,
Руками, сердцем, головой.
"Бесконечный тихий поток…"
Бесконечный тихий поток.
Осыпается золото сада -
Это осень пришла на восток,
Это время пришло листопада.
Под берёзой хлопочут ежи,
Их заботы неповторимы.
Серый заяц куда-то бежит -
Всё живое готовится в зиму.