Уж не знаю, для кого эта техника предназначена. Кстати, трюк с вагонами, может, и старый, а ни ты, ни я не «догнали». Так-то, брат. Максим подумал секунду, затем повернулся к спутнику.
– Ну что, поехали за милицией?
– За милицией? – усмехнулся Проскурин. – И что тебе даст твоя милиция?
– Как что? Завод накроют.
– Завод-то накроют, – согласился Проскурин. – А вот нам с Алексеем как быть? Вдруг самолетов здесь не окажется? Как тогда? На нас на обоих уголовные дела висят, между прочим. Об этом Максим не подумал.
– Вообще-то, конечно, это все снять надо. Ты умеешь фотографировать? Максим покачал головой.
– У меня-то фотоаппарат есть, – вздохнул Проскурин, – да я домой не могу попасть. Меня там, наверное, засада дожидается. Коллеги караулят, в рот им ноги.
– И что делать будем? – спросил Максим. Что касалось лично его, то он знал, что делать: вызвать опергруппу и повязать всю эту компанию к чертовой матери.
– Приедет милиция, потребует впустить, – вдруг, словно прочитав его мысли, произнес майор, – а эти парни свои «калашниковы» выставят и скажут: «Не имеете права. Стоять, а то всех положим». Пока до твоего начальства доберутся, пока оно со штабом округа свяжется, пока Саликов или Сивцов «надумают», пока ордер выпишут, солдаты спокойно весь состав успеют разобрать. И номера на технике наверняка замазаны.
– ОМОН вызовут. Те ворвутся. Они профессионалы.
– А здесь что, по-твоему, любители собрались? Да эти парни омоновцев так отбуцают – мать родная не узнает.
– Да о чем ты говоришь! Этой части наверняка в природе не существует. Она незаконна.
– Ты в этом уверен? – хмыкнул Проскурин. – А если существует? Если Саликов эту часть провел документально, рассчитывая изъять документы после отправки состава? Что скажешь? Опять же хорошо, если у них на все это хозяйство нет бумаг. А если есть? Пусть липа. Но пока разберутся, что это липа, день пройдет как пить дать. Они же за день отсюда все до последнего болтика вывезут. Вернется твой ОМОН, а тут пусто. Саликов же скажет, что видеть ничего не видел и знать не знает ни о каком заводе.
– Ну, так этих людей задержат, – кивнул Максим.
– Их-то задержат, а ты уверен, что они на Саликова покажут? Я сильно сомневаюсь. Поверь на слово, они Саликова и в глаза не видели. И Сивцова тоже. Нет, те, конечно, бывали здесь, это без вопросов. Но, вероятнее всего, ночью. Подъехали, покрутились, посмотрели и уехали. А здесь какой-нибудь человечек сидит, который молчать будет словно могила. Потому что знает: отмажут его. Как только выяснится, что дело в компетенции военных, документы передадут куда?
– В военную прокуратуру.
– Тебе, значит?
– Значит, мне.
– А ты что с ними делать будешь?
– Отправлю в Москву.
– Опс. Ошибочка. Никуда ты их не отправишь. Во-первых, у тебя нет доказательств, что Саликов и Сивцов причастны к этому делу.
– Показания лейтенанта.
– О чем? О трагедии, случившейся в Чечне? Ну и что? Кто теперь узнает, сгорели те танки или их украли? Ничего не докажешь. Сиротская рота? В ней ничего незаконного нет. Мало ли кого могут под одним флагом собрать.
– Алексей и его полетная карта! – воскликнул Максим.
– Да не кричи ты так, – поморщился майор. – А то сбегутся сейчас. Смотри-ка, уже второй вагон закончили грузить. Шустрые ребята.
– Так что насчет карты?
– Насчет карты? А насчет карты вот что: как только ты заваришь всю эту кашу, Алексею придется выбраться из берлоги. И, если Саликов к этому моменту все еще будет гулять на свободе, Алексея тут же убьют. А без него карта гроша ломаного не стоит. Как и Алексей без карты. Сивцов тебе мило улыбнется и скажет, что никакому летчику никакой карты не давал.
– Мы перевезем Алексея в безопасное место.
– Нет такого места, – жестко обрубил Проскурин. – И ты это должен знать лучше меня.