Леон Дьеркс
Лазарь
И мертвый Лазарь встал на Иисусов глас,
Весь бледный, встал во тьме своей глухой
гробницы
И вышел вон, дрожа, не подымая глаз,
Один и строг, пошел по улицам столицы.Пошел, один и строг, весь в саване; вперед
И стал бродить с тех пор, как бы ища
кого-то,
Встречая на пути приниженный народ
И сталкиваясь вновь то с торгом,
то с заботой.Был бледен лоб его, как лоб у мертвеца,
И не было огня в его глазах; темнели
Его зрачки, храня блаженство без конца,
Которое они, за гранью дней, узрели.Качаясь, проходил он, как дитя; угрюм,
Как сумасшедший. Все пред мертвым
расступались;
И с ним не говорил никто. Исполнен дум,
Он был подобен тем, кто в бездне
задыхались.Пустые ропоты земного бытия
Он воспринять не мог; мечтою несказанной
Охвачен, тайну тайн в своей душе тая,
По миру проходил он, одинокий, странный.По временам дрожал, как в лихорадке, он;
Как будто, чтоб сказать, вдруг простирал
он руку, -
Но неземным перстом был голос загражден,
И он молчал, в очах тая немую муку.И все в Вифании, ребенок и старик,
Боялися его; он, одинокий, строгий,
Внушал всем смутный страх; его завидя лик
Таинственный, смельчак спешил сойти
с дороги.А! кто расскажет нам страданья долгих дней
Того, кто к нам пришел из сумрака могилы!
Кто дважды жизнь познал, влача среди
полей
На бедрах саван свой торжественно-унылый!Мертвец, изведавший червей укусы! ты
Был в силах ли принять заботы жизни
бренной!
Ты, приносивший нам из вечной темноты
То знанье, что вовек запретно для вселенной!Лишь только отдала свою добычу смерть,
Ты странной тенью стал, сын непонятной
доли!
И шел ты меж людьми, смотря без слез
на твердь,
Не ведая в душе ни радости, ни боли.Живя вторично, ты, бесчувствен, мрачен, нем,
Оставил меж людьми одно воспоминанье
Бесследное. Ужель ты дважды жил затем,
Чтоб дважды увидать бессмертное сиянье?О, сколько раз в часы, когда ложится ночь,
Вдали от всех живых, в высь руки простирая,
Ты к ангелу взывал, кто нас уводит прочь
Из жизни сумрачной к великим далям рая!Как часто ты бродил по кладбищам пустым,
Один и строг, в тоске бесплодного томленья,
Завидуя тому, под камнем гробовым
Кто безмятежно спит, не ведав воскресенья.
Чехия
Ярослав Врхлицкий
ТРИ ВСАДНИКА
Три всадника ехали мраком дубравным,
Болотом и лесом, путем многотравным.
И кровью червонною запад горит,
А первый ездок за других говорит:
"Я в бой никогда не стремился – тоскуя,
Но дома сегодня оставил сестру я.
Так юное жалко ее мне житье,
Чужой – неприятель – похитит ее".
Тут новый раскинулся сумрак на небе,
И всадник другой повествует свой жребий:
"Сестра позабудет о горе своем,
Чуть звякнет подкова, сверкнув под окном.
Но горько мне – дома оставил жену я,
Чуть вспомню – и болью я полон, горюя.
Там детки остались, и грусть тут, и страх:
Под сердцем одно, и другое в руках.
Как терпкий терновник и горек, и ранит,
Так дети, где в доме сиротском отца нет".
Не ветер повеял от скал из могил,
И третий из глуби души возопил:
"Сестра ли, жена ли, то муки живые,
Но мать я родимую бросил впервые.
О, матушка, в старость, с надрывом,
с тоской,
Как ива с надломом она над рекой.
Испьет у ней очи та кара Господня.
Впервые я с ней разлучился сегодня.
Чуть только подумаю, в сердце гроза:
Ей кто же по смерти закроет глаза?"
В затишье угрюмом, все дале и дале,
Чрез топи, чрез скалы, им те же печали.
А прежде чем месяц сверкнул на горе,
Как первый ездок позабыл о сестре.
И только что ратную песню запели,
Весь лик у второго был полон веселий.
И вот уж в пожаре весь вражеский стан,
А третий все той же тоской обуян.
И, прежде чем мгла опустилась на травы,
Уж был довоеван весь бой тот кровавый.
Орел закогтился у первого в бровь,
В росе охладилась горячая кровь.
И волк на другого накинулся в чаще,
Добычу нашел в нем и пир настоящий.
Но с знаменем третий держался, как вал,
И с именем матери наземь упал.
А в смерти – и в смерти – о ней вся
кручина,
Из тела сыновнего встала калина.
Она зеленеет, цветет в свой черед,
И белая пташка на красной поет.
Поет пред рассветом, звенит, как рыданье:
"О мать!" – "О дитя!" – "О, какое
свиданье!"
Польша
Адам Мицкевич
Романтика
Methinks, I see… Where?
In my mind’s eyes!Shakespeare
Девушка, что ты?
– И не ответит. -
Нет ни души здесь. Ну что ты?
Тихо местечко. Солнышко светит.
С кем говоришь ты в эти минуты?
Руки простерла к кому ты?
– И не ответит.То в пустоту ненароком
Смотрит невидящим оком,
То озирается с криком,
То вдруг слезами зальется,
Что-то хватает в неистовстве диком,
Плачет и тут же смеется."Здесь ты, Ясенько? Вижу, что любишь,
Если пришел из могилы!
Тише! меня ты погубишь,
Мачеха дома, мой милый!Слышит? – и ладно, пусть я в ответе!
Ты ведь не здесь – на том свете!
Умер? Как страшно в сумраке ночи!
Нет, мне не страшно, ты рядом, как прежде,Вижу лицо твое, губы и очи!
В белой стоишь ты одежде!Сам ты холстины белее,
Боже, как холодны эти ладони!
Дай их сюда – отогрею на лоне,
Ну поцелуй же, смелее!Умер! Прошли две зимы и два лета!
Как холодна ты, могила!
Милый, возьми меня с этого света,
Все мне постыло.Люди все злобою дышат,
Горько заплачу – обидят,
Заговорю я – не слышат,
То, что я вижу, не видят.
Днем не придешь ты… Не сон ли?..
Как странно!
Я тебя чувствую, трогаю даже.
Ты исчезаешь. Куда ты? Куда же?
Рано, совсем еще рано!Боже! Запел на окраине кочет,
В окнах багряные зори.
Стой же! Уходит. Остаться не хочет.
Горе мне, горе!"Так призывает девушка друга,
Тянется следом и плачет.
Голос печали слышит округа,
Люди толпятся, судачат."Богу молитесь! – твердят старожилы. -
Просит душа о помине.
Ясь неразлучен с Карусей поныне,
Верен был ей до могилы".Я в это верю, не сомневаюсь,
Плачу, молиться пытаюсь.
"Девушка, что ты? – крикнет сквозь ропот
Старец и молвит солидно: -
Люди, поверьте, поверьте в мой опыт,
Мне ничего здесь не видно.Духи – фантазия глупой девицы,
Что вы за темные души!
Спятила – вот и плетет небылицы,
Вы же развесили уши!""Девушка чует, – отвечу я сразу, -
Люди без веры – что звери.
Больше, чем разуму, больше, чем глазу,
Верю я чувству и вере.Будет мертва твоя правда, покуда
Мертвый твой мир настоящим не станет.
Жизни не видишь – не видишь и чуда.
Было бы сердце, оно не обманет!"
Свитезянка
Баллада
Кто этот юноша скромный, прекрасный,
Рядом с ним дева кто эта,
Идут по берегу Свитези ясной
В проблесках лунного света?Дева ему предлагает малины,
Он ей цветов предлагает;
Знать, то виновник девичьей кручины;
Видно, по ней он вздыхает.Каждую ночь я в условную пору
Тут их под дубом встречаю.
Здешний стрелок он и рыщет по бору;
Кто эта дева – не знаю.Скрылась – куда? И откуда? Поныне
Это никто не узнает.
Всходит она, как цветок на трясине,
Искрой ночной пропадает."Друг мой, скажи мне, зачем ты скрываешь?
Тайна к чему нам пустая?
Что за тропинку глухую ты знаешь?
Где твоя кровля родная?Лето минуло, дождлива погода,
Лист пожелтел на вершинах, -
Буду ль всегда твоего я прихода
Ждать на прибрежных долинах?Полно блуждать, словно облачко дыма,
Серной мелькать молодою,
Лучше останься ты с тем, кем любима!
Милая, следуй за мною!Домик мой здесь недалеко; раздольно
В нем меж кустами ольшины;
Там молока и плодов с нас довольно,
Всякой довольно дичины"."Стой! Стой! Отвечу пред гордым мужчиной,
Вспомня отцовский обычай:
В голосе вашем привет соловьиный,
В сердце же помысл лисичий.Страшно! Любви я не верю, робею;
Хитрый обман злонамерен.
Может быть, я и была бы твоею,
Только ты будешь ли верен?"Юноша пал на колени, хватает
Землю, клянется ей светом,
Ясной луною и адом… Кто знает,
Будет он верен обетам?"Этим обетам будь верен, мой милый!
Кто нарушает подобный,
Здесь ему горе, и там, за могилой,
Горе душе его злобной".Дева венок свой надела в смущенье,
Смолкла, махнула рукою
И, поклонившись стрелку, в отдаленье
Скрылась знакомой тропою.