Суд неизменно должен нести обществу веления закона и правды. Судебные деятели должны ставить честное исполнение своего долга вне и выше всяких преходящих веяний и притом выработать себе такую ясную и прямую точку зрения на свое общественное место, которая отвечала бы их высокому и независимому призванию, ибо суд учрежден для общественного блага, судебные чины действуют в публичных интересах. He популярность, а одно лишь уважение имеет ценность с этой точки зрения; не тревожная чуткость к общественному мнению, а твердая невозмутимость высшего служения ей свойственна.
Если нельзя отрицать или игнорировать взаимодействия суда и общественного самосознания, общественного мнения, столкновения суда с окружающими явлениями и даже с настроением и течением среды, то не следует и поддаваться этому взаимодействию или преувеличивать его.
Благодаря публичности производства, юстиция не теряет связи с мирению и уважения к ее требованиям. Публичные споры входят в обыкновенный круг идей и общество привыкает более интересоваться результатами судебных дел. Оно создает и развивает общественный дух.
Судебное зрелище дает воспитание столь же легкое, как и интересное. To, что узнают здесь, никогда не забывается. Наставление закона остается запечатленным в уме при помощи происшествия, с которым оно связано. Даже театральные средства, соединяющие все, что может поддержать иллюзию, не прочны и слабы, как тени в сравнении с теми действительными драмами, в которых видны во всей мельчайшей подробности, во всей легальной правде результаты преступления, унижение виновных, мучения от угрызения совести и катастрофа от осуждения.
Гласность служит примером и поучением; но она ни в каком случае не должна превращаться в источник сильных впечатлений, вырождаться в беспорядочное или соблазнительное зрелище, удовлетворяющее лишь праздному любопытству, или вредным вожделениям толпы, отчего ее оберегают и судебные формы, не представляющие пороков в таком виде, чтобы они могли возбуждать воображение или способствовать развращению.
Пороки на суде открываются не иначе, как окрашенные всею обстановкою бесчестия, которым клеймит их публичность. Самые развращенные из зрителей вынесут из суда не иное, что, как страх самому подвергнуться бесчестящему следствию.
Председательствующий обязывается бдительно и энергически оберегать порядок в заседании, решительно пресекая его нарушение и без стеснения применяя к нарушителям меры воздействия. Поэтому и суд не имеет основания колебаться в пользовании своим правом ограничения судебной гласности, когда она может явно вредить коренным устоям государственной и общественной жизни, которые далеко превосходят полезное значение публичности. Если, напр., в печальных обстоятельствах семейного процесса, в особенности, в процессах о прелюбодеяниях и тайнах супружеского ложа правосудие исцеляет рану, то публичность растравляет другую рану, столь же болезненную, как и неизлечимую.
В особенности честь женщины до такой степени деликатного свойства, что следует всегда прикрывать от публичного злословия легкомысленные ошибки, которые могут унизить или привести в отчаяние молодых особ хорошего происхождения, хорошего воспитания, возвышенных чувств.
Или, если напр., отец совершит проступок по отношению к своему сыну не столь важный, чтобы лишить его авторитета, то публичное рассмотрение его проступка может повредить его репутации, его родительской власти; тогда как критика его злоупотребления в закрытом заседании и даже тайный выговор ему, не ослабляя его власть в принципе, не унижая его в глазах сына, может быть прикрыт видом добровольного примирения.
Если суды следует рассматривать как школы добродетели и нравственности, то надо удалять из них, по крайней мере, женщин и детей в таких делах, которые могут оскорблять порядочность и стыдливость.
Публичность укрепляет доверие к юстиции, содействует развитию в обществе уверенности в правдивости постановляемых судом приговоров.
"Когда, - говорит Миттермайер, - публика видит, что как бы ни были скрытны свидетели, как бы ни было замаскировано преступление, все-таки оно открывается и виновный не избегает заслуженного наказания, тогда производится на публику огромное нравственное влияние".
С доверием народа к юстиции выигрывает действительность уголовной санкции, так как в обществе усиливается общее убеждение в строгости и силе уголовного наказания.
Для действительно виновных публичность усиливает репрессию состоявшегося обвинительного приговора.
Наоборот, для невинного она дает возможность употребить все средства к восстановлению своей поруганной чести и общественного положения, дает нравственное удовлетворение за напрасно причиненные судебным производством страдания. Один французский криминалист замечает: "На негласном суде невиновный никогда не будет вполне оправдан".
Гласность дает подсудимым большие гарантии в том, что им даны будут все средства защиты. Ложь может быть смела при секретном допросе; но трудно допустить, чтобы она была смела перед публикою; это даже невероятно для человека, еще несовсем развращенного.
Все взоры, направленные на свидетеля, смущают его, если он имеет план обмануть. Часто случалось, что находившиеся в публике лица знали факты, относящиеся к показаниям, и доставляли судьям полезные указания.
Если председатель обставит свидетеля вниманием, сообразным его воспитанию, если торжественность и форма прений напомнит ему в то же время, что обвиняемый не остается без защиты, что общество требует повинности свидетельства и, зная его показание, будет наилучшим его защитником от несправедливых обид со стороны обвинения или защиты и нелицеприятным его судьей, и что всякий зритель может быть жертвой злодея, избежавшего правосудия, то свидетель будет более ободрен и поражен мыслью об обязанности его все открыть.
Если нравственная санкция сильно содействует в определении отношений людей между собою в обыкновенных случаях жизни, то она еще сильнее применяется к судебным показаниям. Она пропорциональна важности дела, торжественности случая, размышлению, которого вправе общество ожидать от того, кто призывается влиять на решение судей и на важнейшие общественные интересы.
О силе нравственной санкции в этом отношении можно судить по презрению, которое повсеместно связано с названием лжеца. Известно, что упрек во лжи заключает в себе самое вызывающее из всех оскорблений. Это обвинение, как и все другие, тем ненавистнее, чем более оно заслужено.
Бывают храбры против осуждения, но не против презрения. Поэтому часто встречаются люди, соединяющие в себе характер бретера и лжеца: одно помогает другому.
"Ежели, - говорит Глазер, - в уголовном правосудии должно содержаться нравственное противодействие преступлению, то необходимо, чтобы деятельность судов не представлялась обществу таинственной, загадочной, неопределенной и неизвестной".
Бентам признает начало гласности столь важным, что предлагает даже назначать по наряду в зал заседания, если бы охотников на это не оказалось.
Когда судебное действие производится втайне, то легко создается подозрение, что за стенами судебного заседания скрывается несправедливость и произвол.
Тайна производства порождает неуверенность в правильности приговора и сострадание, ибо публика, по естественному чувству, всегда сочувствует угнетенному, сочувствует участи подсудимого, на которого смотрят, как на жертву тирании и которого хотят спасти от слишком сурового наказания, в особенности, когда дело идет о законах, несогласных с общественным мнением.
Негласное разбирательство допускает большую долю небрежности и торопливости; оно позволяет относиться бесцеремоннее и к сторонам и к присяжным.
Главнейшие пороки, разъедавшие юстицию, совпадали с теми историческими эпохами, когда отправление правосудия пряталось в четырех стенах. Чем более суды были тайны, тем более они были ненавистны. Средневековой тайный суд, инквизиция, совет десяти опозорили те правительства, которые их установили. Им приписали, может быть, в сто раз более преступлений, чем сколько они их совершили.
Если судам нечего бояться взглядов публики, то им нет надобности замыкаться в круг сумерек. Тайною стремится прикрыться угнетение во всех формах. Оно всего более боится публичности. Кто прячется, тот наполовину изобличен.
4. Понятие и необходимость теории доказательств
Едва ли в науке права есть учение, которое имело бы такую благородную и человеческую цель, как часть теории доказательств, занимающаяся установлением правил, ограждающих невинного человека от напрасного уголовного преследования.
Свободная научная теория доказательств есть ничто иное, как свод, совокупность практических правил, составляющих продукт многовекового человеческого опыта, созданных непроизвольным измышлением, а выработанных чрез изучение логических и психологических законов, управляющих действиями человека, законоведением, философским мышлением и судебной практикой и приведенных в систему целым рядом мыслителей.
Они выведены из природы человека, как нравственно разумного существа, и основываются на началах любви к ближнему, естественной философии, здравом смысле, исторических истинах и ежедневном наблюдении и опыте, а потому и должны быть главнейшим источником для общих руководящих правил о силе доказательств.
Теория доказательств не ограничивается установлением правил о собирании, разработке и пользовании, эксплуатации, доказательствами, но и выработкой правил о доказывании на суде истины, материалов, из которых можно построить и то и другое здание.
В деле обнаружения истины существенным элементом представляются рядом мысли исследователя и логический путь их развития.