Его отец, могучий великан,
Работал грузчиком.
На красноярских пристанях
Ему не знали равных.
Но в душе,
Как у ребенка чистой,
Он таил,
Как безнадежную любовь,
Мечту
Стать летчиком.Над Енисеем красные яры
Вздымали в небо головы и плечи.
Оттуда было видно хорошо,
Как в небе кружатся аэропланы.Крылатых братьев светлая община!
Он любовался ими,
Он любил их.
Он сердцем с ними поднимался в небо.
Он был одним из них.
. . . . . . . . . . .Но вот однажды небо содрогнулось,
И началась война.
Огромный Михаил,
Колонну ополченцев возглавляя,
Пошел на фронт.
И словно древний Пересвет,
Он пал в бою
И землю сжал в своих объятьях.
И победившая душа навек вошла
В общину светлую крылатых братьев.
. . . . . . . . . . .А Иннокентию шестнадцать лет…
В солдаты
Такого не возьмут.Да что он за солдат?
Он грезит стать актером.
Он родился,
Чтоб Гамлета сыграть.
Но это значит,
Что светлый Гамлет,
Благородства символ,
С рождения живет в его душе.
И он находит выход, чтоб оружье
Скорее в руки взять
И отомстить
За Родину-вдову и за отца.Военное училище не фронт,
Но все же ближе к фронту.
О, надолго
Затянется война!
Успеет он
В сраженьях побывать
И в плен попасть.
Успеет вовремя бежать из плена.
Добьет гадюку в логове ее.
И возвратится под родное небо.
И насладится торжеством полета.
Но он взлетит не на железных крыльях -
Незримые
Надежней и быстрей.
III
Теперь придется рассказать о том,
Во что никто, или почти никто, не верит.
Любовь двоих…Мы все Мессию ждем
И ждем, что у него
На всех любви достанет.
И мы его до слез любить готовы
Не ради хлеба вдоволь и задаром,
А потому, что он бескрылых нас
Крылами необъятными подхватит
И победит земное притяженье,
Которое враждует с нами вечно
И жаждет поглотить
И утвердить над нами
Могильным камнем торжество свое.О как сладка твоя любовь, Мессия!
Ты так немного требуешь взамен -
От каждого по огоньку – и в пламя
Они сольются общее,
И станет
Оно ответом на твою любовь.Любовь двоих – совсем другое дело.
Она трудна, она страшна:
Их двое -
И целый мир воюет против них.Как изворотлива земная тяга!
Обличий принимает миллионы.
Мильонами имен прозваться может,
Но всем другим предпочитает имя
Негромкое, но гордое – реальность.
Реальность противостоит тому,
О чем душа с младенчества мечтает:
Любви навеки,
Дружбе бескорыстной,
Свободному полету
И бессмертью.
Но главный враг ее -
Любовь.
Их – двое.
И сделать с ними ничего нельзя.
Реальность побеждая каждый миг,
Любовь двоих могучие крыла
Растит,
Подобные крылам Мессии.
И сделать с нею ничего нельзя.
Однажды
Любовь двоих Вселенную заполнит.
Любовь двоих Вселенную спасет.До той поры удел наш будет смерть,
Разлука вечная, страшнее смерти,
И горькое неверие в любовь,
Дарующую крылья и бессмертье.
. . . . . . . . . . .…Она была такой же старой девой,
Как тысячи и тысячи других,
Войною заживо и прочно погребенных.
Признаюсь, что вдова и сирота
Не так мне больно сердце ранят,
Как эти женщины, лишенные судьбы.Любить умершего никто не запретит.
Его чем больше любишь, тем он ближе.
Умерший не изменит, не предаст.Но у вдовы Подольского курсанта
Такого права нет.
В межзвездный мрак
Ее душа сигналы посылает.
И никакой надежды на ответ.Итак, она была одной из них.
С конца войны минуло десять лет.
Ей было тридцать.
Все ее подруги
Уже привыкли к участи своей.
Они пытались с жизнью примириться,
Любовников каких-то заводили.
Но это ничего не изменяло.
Любовник заменить любви не может.
Любовник – это суррогат любви.Она решила умереть, не сдавшись.
Она мечтала в детстве стать актрисой.
Но это не было желанье славы,
Подделанное под любовь к искусству.
А как иначе сделаться Джульеттой
И умереть, чтобы любовь восславить?
Воскреснуть – и опять Джульеттой стать!
Ты видишь, Время,
Кому-то удалось тебя схватить
И заключить в душе -
И пусть в локальной битве,
Но вышел победителем Шекспир!Актера ремесло – преображенье
Души, подвластной телу,
В душу без оков.
О счастье дивное – повиноваться
Тому, кто сотворил твою судьбу
И высший смысл вложил в поступок каждый!О если бы и в жизни было так!
О кто бы нашу горестную жизнь
Нам рассказал, за нас ее осмыслив!
Тогда не страшно жить,
Не страшно умирать,
И только вечно длится воскресенье.
. . . . . . . . . . .Она сумела вовремя понять,
Что ей талант актерский не достался.
Верна своей любви, она пошла в театр
Джульеттам-Розалиндам шить наряды.
И там, где золушкой она служила,
Она однажды стала королевой.
. . . . . . . . . . .Он полюбил ее еще до встречи.
Не первой юности актер провинциальный,
Со скрипом принятый на третьи роли,
Бездомный, ночевавший где попало,
Он задремал в гримерке
И во сне
Услышал, как позвали:
– Суламифь!Он так был изумлен, что просыпаться
Не захотел.
Но снова прозвучало:
– Да где ты, Суламифь?
И между сном и явью
Граница стерлась -
Вздумалось когда-то
Ее назвать родителям-евреям
Тем именем таинственным,
Тем словом,
Которое Всевышний Бог избрал
Любви-Мессии позывными.И он их принял и решил:
Она
Его полюбит.
И тогда свершится
Все, для чего он шел сюда годами
Через огромную, как мир, страну.
IV
С войны минуло десять лет.
В России
Настала небывалая пора:
Ни Сталина, ни немцев, ни царей,
Ни крепостного права, ни монголов.
Израненными крыльями взмахнув,
Она, не веря счастью, поднялась
В космическую высь.
Во всех театрах
От Эривани до Владивостока
В те дни Шекспира ставили взахлеб.И возвращались павшие в сраженьях
В объятья юных матерей.
Звучало
Над колыбелью их на все лады:
– Любить, любить
Отчизну, ближних, дальних!
Твоей душе принадлежит весь мир -
Земная глубь и высота небес,
День нынешний
И бесконечность Завтра.Так Павел некогда коринфян уверял.
И многие восприняли всерьез.
И вера их по кругу всей земли
Немало сотворила чудных дел.Но оказалось, что не кончен спор
Архангелов и полчищ сатаны,
И враг хитрей, чем мы предполагали.
Он отступил, перегруппировался
И двинулся на нас из всех щелей.Идет и топчет Павловы деянья
И все, что впопыхах успели сделать мы.Да где же мы сейчас?
Какие песни
Звучат кругом!
В них о любви – ни слова.
Здесь каждое дыханье славит смерть.Похоже, наш корабль прибило к аду…
Ну что ж, придется на берег нам выйти
И волоком тащить сквозь этот ад
Себя самих и все, чем живы мы.И ради тех, кто в нас
Живет любовью нашей,
Мы перетерпим все -
Чтоб не погибнуть им.
Коль нет иных путей -Прорубимся сквозь смерть.
И поглядим назад
И изумимся:
Пошел на убыль ад,
В небытие сползает.
. . . . . . . . . . .Коринфяне спускаются с небес
И землю принимают во владенье.
Все сбудется, как Павел их учил.Давайте им навстречу полетим!
Расскажем обо всем, что было с нами,
И песни наши лучшие споем.
Песня о боярыне Морозовой
I
На святой Руси,
На Руси великой
Жил боярин вельможный
Борис Морозов.
Все князья-бояре Морозова боялись,
Вся Москва пред Борисом трепетала -
Он царю был сыздетства наставник,
Он царице был родич любимый,
Он владел богатством несметным,
Изо всех бояр почитался первым.Лишь одна печаль боярина томила -
Не было у него детей,
А старость не за горами.
В горькой старости
Любой бедняк боярина богаче,
Когда малые внуки
Сидят у него на коленях.И взмолился к Богу боярин Морозов:
– Вот мой брат меньшой,
Он мне вместо сына.
Кабы мог я, Господи,
Найти ему невесту,
Да такую,
Чтоб ей равных не сыскалось:
Чтобы мудрой была,
И чистой,
И прекрасной видом,
Чтоб, вослед ей глядя,
Вся Москва дивилась,
Чтоб достойный наследник от нее родился
Моей славе – моему богатству.– Диво-дивное!
Исполнилась боярина молитва.
На другой же день
Докладывают ему сваты:
– Так, мол, и так,
Есть невеста в боярском доме -
И лицом прекрасна, и чудно стройна станом,
Так умна,
Что с ней старцы ведут беседу,
Так чиста,
Что птицы ей на руки садятся.
Входит в церковь -
В церкви Божьей делается светлее.Как обрадовался боярин Морозов! -
Обвенчал он брата Глеба с девицей Феодосьей.
Через год у них сын родился,
Что месяц ясный.Старый Морозов себя забыл от счастья -
Каждый день посылает невестке
Заморские яства,
Дарит яхонты ей,
Как у польской королевы,
Золотой возок,
Лучше чем у самой царицы.Ах, боярин Борис Морозов!
В том ли мудрость,
Чтоб есть дорогие яства?
Сердце чистое -
Не ярче ли яхонтов светит?
Позабыл ты,
Какими словами молился Богу.
Да Господь помнил!Сердце мудрое в том,
Кто, в высоком тереме сидя,
Слышит,
Как в слободе погорелой
Сироты от голода плачут,
Как стонут колодники
В сырых подвалах.