- Я знал, я не верил, что вы умерли, - причитал Томас. - И когда в газетах сообщили, не верил… И когда отпевали, не верил, и когда хоронили - сомневался. Ах, как я счастлив, господин барон!
- Умоляю, не называй меня так, - замахал руками Мюнхгаузен. - Говорят же тебе - Миллер.
- Для меня вы всегда - барон Мюнхгаузен.
- Тогда добавляй "покойный" или "усопший", как тебе удобней.
Новая группа уличных музыкантов подхватила песню. Чуть протяжнее, чуть печальнее. Вечерние тени упали на землю.
В опустевшем трактире они сидели вдвоем за дальним столиком. Перед ними стояла бутыль вина и блюдо с жареной уткой.
- И тогда я пальнул в воздух, - закончил свой рассказ Мюнхгаузен, - попрощался со своей прошлой безумной жизнью и стал обыкновенным садовником по фамилии Миллер.
- Откуда такая фамилия? - удивился Томас.
- Самая обыкновенная. В Германии иметь фамилию Миллер - все равно что не иметь никакой.
Томас улыбнулся:
- Вы шутите?
- Давно бросил. Врачи запрещают.
- С каких это пор вы стали ходить по врачам?
- Сразу после смерти, - объяснил Мюнхгаузен.
- И не шутите?
- Нет.
Томас огорчился:
- А говорят, ведь юмор - он полезный. Шутка, мол, жизнь продлевает…
- Не всем, - перебил барон. - Тем, кто смеется, тем продлевает, а тому, кто острит, - укорачивает.
Томас кивнул:
- И чего делаете?
- Ничего. Живу. Ращу цветочки.
- Красивые?
- Выгодные. По талеру за штуку. А если учесть количество свадеб, юбилеев, премьер… Да одни мои похороны дали мне больше денег, чем вся предыдущая жизнь.
- А по виду не скажешь, - усмехнулся Томас. - Одеты вы скромно.
- Не хочу бросаться в глаза, - подмигнул барон. - Зачем мне разговоры: простой садовник, а живет лучше барона. Вот я хожу в холстине… Зато белье! - Он рванул рубаху на груди. - Батист с золотым шитьем! Можешь потрогать. Томас с восхищением покачал головой:
- А как фрау Марта?
- Все хорошо, - он принялся жевать мясо, - то есть, значит, все тихо. У нас сыночек родился.
- Ну? - Да!
- Хороший мальчик? - оживился Томас.
- Двенадцать килограмм.
- Бегает?
- Зачем? Ходит.
- Болтает?
- Молчит.
- Умный мальчик. Далеко пойдет.
- Знаешь что, - сказал Мюнхгаузен, - едем ко мне. Покажу дом… Для Марты это будет сюрприз…
Свет от канделябра расцветил тысячами огней хрустальные вазы, засветились ажурной голубизной фарфоровые сервизы и украшенные позолотой статуэтки.
Мюнхгаузен вел Томаса по залу, уставленному антикварной мебелью.
- Мебель павловская… из России, - хвастал захмелевший барон. - Это саксонский фарфор… Это китайский… А вон там - индийский… Только руками ничего не трогай. Это там… в том доме все было шаляй-валяй, а здесь порядок!
- Извините, конечно, господин, Миллер, - Томас печально посмотрел на Мюнхгаузена. - А не скучно?
- Что? - не понял барон.
- Не скучно вам здесь?
- Почему? - пожал плечами барон. - У меня музыка есть… - он подошел к огромной шарманке, взялся за ручку. - Музыкантов я прогнал. Ящик надежней! Все ноты правильно берет и в нужной тональности…
Он закрутил ручку, раздалось невнятное бренчание, которое доставило Мюнхгаузену видимое удовольствие.
- Марта, Марта! - громко позвал он. - Иди к нам!
В дверях появился испуганный мажордом в расшитой золотом ливрее.
Его взгляд насторожил Мюнхгаузена. Он бросил шарманку:
- Где Марта?
Мажордом не ответил, отвел испуганный взгляд. Побежали быстрые тени. Мюнхгаузен с горящим канделябром вошел в огромную темную комнату.
Повсюду были следы торопливых сборов. В распахнутом шкафу все платья висели на своих местах. Но на огромном зеркале губной помадой было начертано: "Прости, дорогой, но мне все осточертело. Больше так жить не могу. Прощай. Марта".
Мюнхгаузен приблизился к зеркалу. В его тусклых глазах вдруг появился какой-то странный лихорадочный блеск.
В комнату вошел Томас, изумленно уставился на фарфоровые вазы, стоявшие на подставках.
- И это саксонский? - спросил он, указывая на одну из ваз.
- Нет, - ответил барон. - Это дневнеиндийский.
- Да как же вы их различаете?
- По звону! - объяснил Мюнхгаузен и с силой запустил вазу в зеркало. Осколки разлетелись в разные стороны. - Слышишь? А это - саксонский! - Взял вторую вазу и с силой шарахнул ее об стену.
- Точно! Саксонский, - удовлетворенно кивнул Томас.
Мажордом выскочил в коридор и замер от ужаса. Вслед ему донесся новый удар и звон разбитой посуды.
- Китайский, - заключил мажордом.
Баронесса прошла через гостиную к огромной картине, изображающей героического Мюнхгаузена на вздыбленном коне, и поправила стоящие возле картины цветы.
С кресла поднялся ожидающий ее молодой офицер и ринулся к ней с букетом в руках.
- Как вы сюда попали, Вилли? - спросила баронесса с улыбкой.
- Через дверь, естественно, - поклонился офицер.
- Какая проза! - поморщилась баронесса. - Я же вам, кажется объясняла… Существуют определенные традиции.
- Момент! - Офицер тотчас бросился прочь из дома.
Баронесса прошла в свой будуар и выбросила через окно веревочную лестницу.
Сверху было видно, как по ней стал быстро взбираться мужчина.
Баронесса приняла несколько рискованную, но эффектную позу.
- Ты спешишь ко мне?
- Да! - раздался голос за окном, и на подоконник влез Мюнхгаузен.
Баронесса вскрикнула, инстинктивно запахнула пеньюар.
- Не волнуйся, свои! - Мюнхгаузен спрыгнул в комнату.
- Карл! - ужаснулась баронесса. - Какое безрассудство!.. Тебя могли увидеть… Кто-нибудь из прислуги.
- Ничего страшного! - подмигнул ей Мюнхгаузен. - Сочтут за обыкновенное привидение.
- Что тебе надо?
- Поговорить с тобой.
- Сегодня? Мюнхгаузен кивнул.
- Ты сошел с ума! - Баронесса нервно заметалась по комнате. - Я занята. Завтра годовщина твоей смерти. Ты хочешь испортить нам праздник? Это нечестно. Ты обещал… Сюда идут! Боже милостивый, умоляю тебя, поговорим в другой раз…
- Хорошо. Сегодня в полночь у памятника.
- У памятника кому?
- Мне! - Барон направился к окну. В окне появилась физиономия офицера.
- Я здесь, - радостно сообщил он.
- Очень приятно, - вежливо сказал Мюнхгаузен. - Прошу! Офицер спрыгнул с подоконника, барон занял его место и быстро начал спускаться по веревочной лестнице.
Несколько мгновений офицер оставался неподвижным, затем бросился к окну:
- Ой! Разве вы не умерли?
- Умер, - спокойно отозвался барон.
- Слава Богу, - офицер вытер вспотевший лоб. - Я чуть было не испугался!
Рамкопф с победоносным видом оглядел студенческую аудиторию:
- Таким образом, господа, мой научный трактат разрушает последние возражения моих оппонентов и свидетельствует о том, каким порой извилистым путем шагает истина во второй половине восемнадцатого столетия, иными словами, в наше время. - Он откашлялся и подошел к огромной схеме - плакату, на котором был изображен барон Мюнхгаузен, утопающий вместе с конем в болоте. - Перед нами уже ставшая классической схема вытягивания самого себя из болота за волосы, гениально проделанная в свое время незабвенным бароном! Нынешние схоласты и демагоги и сегодня еще кое-где твердят: не-воз-мож-но! - Рамкопф усмехнулся. - Как близкий человек покойного, я неоднократно видел этот взлет своими собственными глазами… Как ученый и теоретик утверждаю: главное - правильный вектор приложения рычага! Берется голова, - Рамкопф указал на схему, - берется рука…
Неожиданно из-за схемы появилась чья-то рука и взяла его за шиворот.
- После чего рука подтягивает туловище вверх, - объяснил Рамкопф.
Появившаяся рука подняла Рамкопфа и утащила за схему. Здесь он нос к носу встретился с Мюнхгаузеном.
- Ровно в полночь! - прошептал барон. - У моего памятника. Важный разговор. Быть обязательно. - И он разжал ладонь.
Рамкопф шлепнулся на пол на глазах изумленной аудитории. Студенты вскочили со своих мест.
- Вот и все, - сказал Рамкопф, вставая с пола. - Видите, как просто. Есть вопросы?
В ответ раздался гром аплодисментов.
Кабанчик бежал по лесу, сопровождаемый далеким улюлюканьем охотников и лаем собак. Неожиданно на него накинули сеть, и кабанчик беспомощно забарахтался в веревках, которые держали егеря.
На лесную поляну верхом на лошади выскочил бургомистр, недовольно посмотрел на кабанчика и егерей.
- Господин бургомистр, - быстро доложил старший. - Его величество герцог опять промахнулись. Четвертый раз гоним этого кабанчика мимо его величества, а его величество, извините за выражение, мажет и мажет.
- Прикажете прогнать в пятый раз? - спросил другой егерь.
- Нет, - сказал бургомистр. - Неудобно… он уже запомнил его в лицо.
- Кто кого?
- Герцог кабанчика! - строго пояснил бургомистр. - Позор! И это - королевская охота! Докатились! С одним кабанчиком справиться не можем…
- Осмелюсь доложить, господин бургомистр, - заметил старший, - его величество вообще в этот раз лесом недоволен. Вот если бы, говорит, подстрелить медведя!
- Где я ему возьму медведя? - в отчаянии воскликнул бургомистр.
- Разве у цыган одолжить? - предложил кто-то из егерей.
- Одалживайте! - крикнул бургомистр и спрыгнул с лошади. - Через полчаса медведь должен быть в лесу! Все!
Егеря бросились к лошадям.