ЭДМИН:
Я помню,
я помню только занавеску в вашем
мучительном окне! Вы проплывали
в чужих объятьях… Я в метели плакал…
МИДИЯ:
Какой смешной… И весь растрепан… Дайте,
приглажу. Вот. Теперь смеются пальцы?
Оставьте… ах, оставь… не надо…
ЭДМИН:
Счастье
мое… позволь мне… только губы… только
коснуться… как касаются пушка,
биенья бабочки… позволь мне… счастье…
МИДИЯ:
Да нет… постой… мы у окна… садовник…
………………………………………………
МИДИЯ:
Мой маленький… не надо так дышать…
Стой, покажи глаза. Так, ближе… ближе…
Душе бы только нежиться и плавать
в их мягкой тьме… Постой… потише… после..
Вот! Гребень покатился…
ЭДМИН:
Жизнь моя,
любовь моя…
МИДИЯ:
Ты - маленький… Совсем,
совсем… Ты - глупый мальчик… Что, не думал,
я так умею целовать? Постой,
успеешь ты, ведь мы с тобой уедем
в какой-нибудь громадный, шумный город
и будем ужинать на крыше… Знаешь,
внизу, во тьме, весь город, весь - в огнях;
прохлада, ночь… Румяный отблеск рюмки
на скатерти… И бешеный скрипач,
то скрюченный, то скрипку в вышину
взвивающий! Ты увезешь меня?
Ты увезешь? Ах… шарканье… пусти же…
он… отойди…
Входит Господин Морн, в темном халате, взъерошенный.
МОРН:
Ночь? Утро? Перехода
не замечаю. Утро - продолженье
бессонницы. Виски болят. Как будто
мне в голову вдавили, завинтили
чугунный куб. Сегодня выпью кофе
без молока.
(Пауза.)
Опять газеты всюду
валяются! Однако… ты невесел,
Эдмин!.. Вот удивительно: мне стоит
войти, и сразу вытянуты лица -
как тени при вечернем солнце… Странно…
МИДИЯ:
Ненастная весна…
МОРН:
Я виноват.
МИДИЯ:
…и новости ужасные…
МОРН:
И в этом
я виноват, не правда ли?
МИДИЯ:
Столица
горит. Все обезумело. Не знаю,
чем кончится… Но, говорят, не умер
король, а в подземелье замурован
крамольниками.
МОРН:
Э, Мидия, будет!
Я, знаешь, запрещу, чтоб приносили
газеты. Мне покоя нет от этих
догадок, слухов, новостей кровавых
и болтовни досужей. Надоело!
Передо мной, поверь, Мидия, можешь
не умничать… Скучай, томись, меняй
прически, платья, удлиняй глаза
чертою синей, в зеркало глядись, -
но умничать… Да что с тобой, Эдмин?
ЭДМИН:
(встает из-за стола)
Я не могу…
МОРН:
Что с ним? Что с ним? Куда ты?
Там на террасе сыро…
МИДИЯ:
Ты его
оставь. Я все скажу тебе. Послушай,
я тоже больше не могу. Его
я полюбила. С ним уеду. Ты
привыкнешь. Я тебе ведь не нужна.
Друг друга мы замучим. Жизнь зовет…
Мне нужно счастья…
МОРН:
Я понимаю,
где сахарница?.. А, вот. Под салфеткой.
МИДИЯ:
Ты что ж, не хочешь слушать?..
МОРН:
Нет, напротив
я слушаю… вникаю, постигаю,
чего же боле? Ты сегодня хочешь
уехать?
МИДИЯ:
Да.
МОРН:
Мне кажется, тебе
пора и собираться.
МИДИЯ:
Да. Ты можешь
не гнать меня.
МОРН:
По правилам разрывов -
через плечо еще должна ты кинуть:
"Я проклинаю день…"
МИДИЯ:
Ты не любил…
Ты не любил!.. Да, проклинать я вправе
неверный день, когда в мой тихий дом
твой смех вошел… Зачем же было…
МОРН:
Кстати,
скажи, Мидия, ты писала мужу
отсюда?
МИДИЯ:
Я… Я думала - не стоит
докладывать… Да, мужу написала.
МОРН:
Что именно? Гляди же мне в глаза.
МИДИЯ:
Так, ничего… Что я прошу прощенья,
что ты со мной, что не вернусь к нему…
что тут дожди…
МОРН:
И адрес свой послала?
МИДИЯ:
Да, кажется… Просила веер выслать…
там, у себя, забыла…
МОРН:
Ты когда же
отправила?
МИДИЯ:
Недели две тому.
МОРН:
Отлично…
МИДИЯ:
Я пойду… там надо… вещи…
Уходит направо.
Морн один. На террасе, сквозь стеклянную дверь видна неподвижная спина Эдмина.
МОРН:
Отлично… Ганус, получив письмо,
мой долг напомнит мне. Он проберется
из марева столицы сумасшедшей,
из сказки исковерканной, сюда,
на серый юг, в мои глухие будни.
Недолго ждать. Должно быть, он в пути.
Мы встретимся опять, и, протянув
мне пистолет, он, стиснутый и бледный,
потребует, чтоб я себя убил,
и буду я готов, быть может: смерть
созреет в одиночестве…
Мне дивно…
не верится… так резко жизнь меня
покинула. И только бы не думать
о родине, - не то метаться буду
в темнице с тюфяками вместо стен
и с цифрою безумия над дверью…
Не верится… Как жить еще? Эдмин!
Поди сюда! Эдмин, ты слышишь? Руку,
дай руку мне… Мой верный друг, спасибо.
ЭДМИН:
Что мне сказать? Не кровь - холодный стыд
течет по жилам… Чувствую: ты должен
глядеть теперь в глаза мне, как глядят
на те срамные снимки, что за грош
увидеть можно в щелку… Стыдно сердцу…
МОРН:
Нет, ничего… Я только изумлен…
Смерть - изумленье. В жизни иногда
нас так же изумляют: океан,
цвет облака, изгиб судьбы… Как будто
на голове стою. Все вижу так,
как, говорят, младенцы видят: пламя
свечи, концом направленное вниз…
ЭДМИН:
Мой государь, что мне сказать тебе?
За женщину ты царство предал; дружбу
я предаю за женщину - все ту же…
Прости меня. Я только человек,
мой государь…
МОРН:
А я, я - Господин
Морн - вот и все; пустое место, слог
неударяемый в стихе без рифмы.
О, королю никто бы никогда
не изменил… Но - Господину Морну…
Ты уходи. Я понял - это кара.
Я не сержусь. Но уходи. Мне тяжко
с тобою говорить. Одно мгновенье,
и словно в трубке стеклышки цветные
встряхнул, взглянул - и жизнь переменилась..
Прощай. Будь счастлив.
ЭДМИН:
Я вернусь к тебе,
лишь позовешь…
МОРН:
Тебя я встречу только
в раю. Не раньше. Там, в тени оливы,
тебя представлю Бруту. Уходи…
Эдмин уходит.
МОРН:
(один)
Так. Кончено.
Пауза.
Проходит слуга.