- Табак отомрет, - пояснил Алексей. - Не будет курящих при социализме… В Инчоуне мы, пожалуй, планетарий отгрохаем.
Нарты поднялись по склону сопки и остановились. Внизу простиралась тундра - на много километров вокруг.
- Жаль… Хорошее место пропадает, - сокрушенно покачал головой Алексей. Он в задумчивости теребил ухо. - А ну, Вуквутагин… встань вон там… Повыше. Руку вытяни…
Алексей отбежал на несколько шагов и поглядел на фигуру Вуквутагина снизу.
- Точно, - с удовлетворением заключил он. - Памятник здесь поставим товарищу Глазкову! На виду у всего чукотского пролетариата!.. Он вытащил листок, но в это время Вуквутагин что-то крикнул, указывая протянутой рукой в тундру.
Алексей обернулся.
- Наши!.. Ура!.. Наши идут!..
По склону соседней сопки опускались тяжело нагруженные нарты. Упряжка Алексея понеслась им навстречу.
- Ура!.. Товарищи!..
И вдруг, когда до встречи оставалось шагов сто, произошло непонятное.
Нарты резко остановились и, развернувшись, понеслись прочь.
И сразу же вдогонку им загремели выстрелы.
Снежная пыль летит из-под полозьев. Легкие нарты с Алексеем и Вуквутагином все дальше уходят от белых.
Следом за нартами петуховского воинства из-за холма выскочила еще одна упряжка.
- Подлый душа!.. - кричал кавказец. - Остановись, покажи твой офицерский честь!
Петухов, не оборачиваясь, погрозил каюру револьвером.
- Ах ты, джигит собачий!.. - кавказец пустил свои нарты наперерез петуховским. - Сам себе больше знаешь, да?!
Секунда - и упряжки столкнулись, превратившись в мохнатый, визжащий клубок. Петухов и кавказец отлетели в сторону, вскочили и, увязая в снегу, продолжили погоню пешком.
А сзади со склона уже катились нарты с остальными анадырскими министрами.
Упряжка начальника Чукотки влетела в Уйгунан, с разгону остановилась перед домиком.
Алексей ворвался в комнату.
- Арестованный! - крикнул он. - От вашего поведения эту минуту будет зависеть решение суда! - И, схватив пачку патронов, выбежал обратно.
На краю поселка за сугробами залегла цепь - человек тридцать мужчин во главе с Алексеем. Дула винтовок упиралигь в горизонт, пока безлюдный.
Чукчи держали пальцы на спусковых крючках, но вели себя как-то странно: переглядывались, вздыхали и, видимо, не очень хорошо понимали, что от них требует начальник.
Но вот вдали показалась черная точка.
- Товарищи! - приподнялся Алексей. - За социалистическую Чукотку! Залпом!.. Огонь!..
Над тундрой щелкнул одинокий выстрел.
Вместо одной на горизонте теперь чернело несколько точек, и они, приближаясь, росли. Чукчи по-прежнему лежали и не стреляли.
- Товарищи!.. - Алексей побежал вдоль цепи. - Что же вы, товарищи!.. Пора уже!.. Огонь!..
Выстрелил Вуквутагин. Остальные ружья молчали.
- Что же вы, товарищи?.. - растерянно повторил Алексей, опуская маузер. - Вуквутагин!.. Что же они?.. Почему не стреляете?.. - закричал он, толкнув ближайшего чукчу.
Тот виновато посмотрел на Алексея, передернул затвор, прицелился и… опустил ружье.
- Человека!.. - кивнул он.
- Ну и что?.. - Человека - стреляй нет… Нерпа - стреляй, песец - стреляй, человека - нет… - И чукча, отложив ружье, поднялся.
За ним, стараясь не глядеть на Алексея, начали подниматься остальные.
- Да какая же это человека?.. Это ж белые!.. - Алексей метался от одного к другому. - Они же за купцов, за мировой капитал!.. Товарищи чукчи!.. Что же с социализмом-то будет?
Со стороны нападающих понеслись выстрелы. Один из чукчей упал, и красная струйка потекла на снег.
Дверь курятника выломана…
Храмов лихорадочно возится у сейфа.
Вздрагивая от каждого выстрела, он тщетно набирает комбинации цифр. Стрельба все громче, ближе. Храмов обхватил сейф руками и попытался его приподнять.
В дом вбежали Алексей и Вуквутагин.
Храмов заслонил ящик телом.
Алексей попробовал оттащить Храмова от сейфа, но тот уперся ногами в пол, сопел и не поддавался.
Тогда Вуквутагин ухватил его за ноги. Храмов разжал пальцы, упал навзничь.
В оцепенении он смотрел, как Алексей открывает сейф, вытаскивает деньги, пояс и кидает все это в мешок.
Пуля выбила стекло, на пол посыпались осколки.
Вуквутагин вытолкнул Алексея на улицу.
Оцепенение Храмова длилось еще несколько секунд, а потом он бросился к двери:
- Стой!.. Отдай!..
Комната опустела. Но ненадолго. Через минуту сюда в полном составе ворвалось правительство Свободной Тунгусии.
Под обрывом стояла лодка. Вуквутагин пихнул в нее Алексея и оттолкнул лодку от берега.
Она заскользила в разводьях между льдинами.
- А ты?.. - закричал Алексей.
- Тундра большой! Прощай, начальник!
Покачиваясь, удалялся от Алексея чукотский берег. Горели яранги, черный дым стелился над тундрой…
На каменистой отмели за валуном примостился Алексей. Доставая из вещевого мешка смятые деньги, он тщательно разглаживает бумажку за бумажкой и раскладывает по по пачкам. Каждую пачку прижимает к земле камнем, чтобы не унесло.
Следом за деньгами Алексей извлек храмовский пояс. Морские волны обрушиваются на берег, подкатываясь к самому валуну.
Алексей сбросил ремень с маузером и приладил на себя пояс ценою в миллион. Нагнулся за маузером… маузера не было.
Перед Алексеем стоял Храмов.
Борода бывшего управителя Чукотки обледенела; но он выглядел довольным и держал комиссарский маузер наизготовку.
- А… арестованный?.. - попятился Алексей.
- Нету здесь арестованных! Тут демократия!.. - Храмов кивнул назад, и Алексей, подняв глаза, обомлел.
Над берегом возвышался полосатый столб с белым орлом и надписью: "Территория Соединенных Штатов Америки".
- Сейчас делить будем или как? - спросил Храмов.
- Чего делить?..
- Миллион!
Алексей ухватился за пояс, со страхом поглядывая на маузер.
- Не отдам… - прошептал он.
- А это нехорошо! - укоризненно сказал Храмов. - Я ж тебе верой и правдой… гордыню смирял!.. Скажи по совести, нешто за все услуги - половина не моя?..
- Не ваша!..
Храмов тяжело вздохнул.
- Ну тогда… прости меня, Алексей Михайлович!.. - Он низко поклонился и щелкнул предохранителем. - Вставай-ка вон туда, под камень…
- Зачем?..
- Не хотел греха брать на душу, да, видно, по-другому никак… Иди, иди, Алеша, не томи…
- Постойте, Тимофей Иванович!.. - крикнул Алексей. - Не усугубляйте вины… - заговорил он, когда Храмов опустил маузер. - Товарищ Зюкин вам не простит!..
- Сам себе не прощу, - сказал Храмов. - Предаю тебе, Господи, душу раба твоего Алексея… А может, так отдашь? Грех уж больно неохота брать. А?..
- Смерть мировому капиталу!.. - дрожащим голосом прокричал Алексей. Храмов вытер слезы и прицелился.
- Хэлло!.. - донеслось сверху. С горы быстро спускались несколько человек на лыжах в форменных куртках, с короткими карабинами.
- Прошу политического убежища! - раздалось им навстречу. - Политического убежища!..
Увязая в снегу, Алексей бежал навстречу патрулю.
- На двоих! - торопливо добавил Храмов, устремляясь следом. - На двоих!
Возле домика, над которым развевается звездно-полосатый флаг, стоят аэросани. У входа прохаживается закутанный часовой.
Две руки лежат на обложке Библии.
- С какой целью вы прибыли на территорию Северо-американских Соединенных Штатов?
Перед столом пограничного комиссара, с трудом читающего текст въездной декларации, - Алексей и Храмов.
- Коммерция!.. - поспешил ответить Храмов. - Бизнес по-вашему! - Комиссар перевел взгляд на Алексея.
- И я… - печально подтвердил тот.
- Не везете ли вы наркотики, алкоголь, семена авокадо н мушмулы, порнографические издания и другие предметы, запрещенные списком?
- Чего нет - того нет!.. - заискивающе пошутил Храмов.
- Ноу? - не понял комиссар.
- Ноу! Все - ноу!
- Располагаете ли вы имущественным цензом, необходимым для въезда в Штаты?
- Это йес! - Храмов с готовностью вытащил из-за пазухи доллары, отданные ему когда-то Алексеем. - Две тысячи! Ту фаузенд!
- Ю? - комиссар повернулся к Алексею.
- Нету! У него нету! - Храмов заслонил Алексея. - Ноу! Я плачу! За обоих!
Комиссар встал и по слогам прочел:
- До-бро по-жа-ло-вать в Америку!
"Глобус географический. Подлинник. 1922 год"
На экране знакомый нам по первым кадрам глобус, а в н>пограмме снова звучит Время… Тягучая негритянская песня и крики надсмотрщика над Африкой. "Рот фронт!"- скандируют голоса над Гамбургом. В Шанхае стреляют… А там, где на берегу Тихого океана написано "Сан-Франциско" и нарисован буржуй в цилиндре, гремит чарльстон.
Сан-Франциско тысяча девятьсот двадцать второго года… Вечерняя толпа несет по городу двух странных людей. Один - в облезлой меховой малице, галифе и торбасах, другой - в вицмундире с эполетом.
- А ведь мог я тебя еще на Аляске кончить… - сказал Храмов, сумрачно поглядывая на скопище людей и машин.
- Это где? - вяло поинтересовался Алексей.
- А как мы из салуна в Номе выходили… Темный был переулочек-то…
- Не могли, - сказал Алексей. - Там за углом полицейский стоял.
- Верно… - подумав, согласился Храмов. Мать его за ногу…
- А вот я - точно - сегодня мог сбежать!.. Когда толпа повалила…
- В порту?
- Ага!