Посидев еще немного, Алексей снял бекешу, развязал машинку, заправил в нее чистый лист и начал печатать:
"Приказ № 1.
Исходя из революционной совести, реквизировать владение частного капитала (склад) для сохранения пошатнувшегося пролетарского здоровья граждан Уйгунана…"
Потом послышалось подозрительное шмыганье носом, и машинка застучала опять:
"Начальник Чукотки А. Глазков (согласно мандата)".
Снова белая предрассветная тундра, домик в одно окошко, северное сияние, догорающее в небе.
Из булькающего котелка торчат ощипанные куриные лапы. Храмов из-за решетки озабоченно потянул носом:
- Готово?
Новый начальник Чукотки поднялся с табуретки, стоящей возле курятника, и, не выпуская винтовки, сонно направился к печке. Когда он просунул котелок Храмову, тот неторопливо перекрестился, попробовал и отдал обратно.
- Недосолил!
Алексей принес соль, посыпал в котелок. Храмов попробовал снова.
- А теперь пересолил! Накормить - и того не можешь.
Крутя головой и морщась, Храмов приступил к еде. Через минуту что-то с грохотом упало.
Усиленно моргая, Алексей поднял с пола винтовку.
- Эй, власть! - засмеялся Храмов. - Не положено на посту спать!
- Стой! Кто идет? - вдруг вскочил Алексей, оборачиваясь к скрипнувшей двери.
На пороге стоял Вуквутагин.
Он подошел к столу и выложил несколько шкурок.
- Не надо сердитый начальник! Старик сказала - тебе шкурка будет, все будет! Только сердитый не надо, уезжай не надо!
- И мне ничего не надо, - мрачно сказал Алексей.
Но Вуквутагин решительно помотал головой:
- Так хорошо! - и направился к двери.
- Постой! - окликнул Алексей. Вуквутагин остановился.
- Погоди…
Некоторое время Алексей молчал, соображал.
- Ты, Вуквутагин, - наконец сказал он, - прежней властью обиженный… вроде как политкаторжанин… Знают, тебе особое доверие. На! - неожиданно заключил Алексей, вставая и протягивая винтовку. - Назначаю тебя при нем часовым. Садись, охраняй!
Вуквутагин послушно сел, а Алексей сразу же направился к лавке.
- А ну, брысь! - рявкнул из-за решетки Храмов. Вуквуагин испуганно вскочил.
- Садись! - приказал Алексей. - Чего испугался? Я начальник?
- Начальник…
- Ну так вот. Раньше он тебя - ик ектагып, а теперь ты его… Экспроприация экспроприаторов! Если чего - прямо стреляй.
Он упал на постель и мгновенно заснул. Со страхом поглядывая на Храмова, Вуквутагин опустился на табуретку.
На Чукотке начинается лето.
Тронулся лед в Беринговом проливе. Все дальше на север уносит ветер ломающиеся с грохотом белые поля. Нетронутым остается только ледяной припай.
Лето шагает глубже на материк. Под лучами солнца оттаивает тундра.
На бурых островках просохшей земли потянулись вверх цветы рододендрона.
- Вот теперь совсем другое дело!
Разомлевший на солнце кавказец поднес цветок к носу и шумно втянул воздух.
На улице перед домом, где еще недавно размещался Анадырский совет, толпится купечество в праздничных поддевках.
Маленький человечек в пенсне и шарфе торжественно выступил вперед и вручил хлеб-соль полковнику Петухову.
- Исполать тебе, доблестное воинство!
Петухов взял хлеб-соль. За его спиной переминались ободранные люди с винтовками.
- Ваши славные победы заставили большевиков отступить, - продолжал человек в пенсне. - Но и мы здесь не дремали! В условиях глубокого подполья мы сформировали правительство, и я как премьер счастлив предложить вам, господин Петухов, портфель военного министра!
Купцы захлопали.
Полковник Петухов отщипывал потихоньку от каравая по кусочку.
- Веселие Руси есть пити! - говорил премьер. - А посему во имя праздника я распахиваю навстречу освободителям двери своей аптеки. Спиритус вини!.. - Премьер сделал знак - и двое купцов подняли ружья.
- И пусть этот победный залп, - заключил он, - ознаменует конец большевизма во всех городах и весях Свободной Тунгусии!
- Эх, промазал… - Алексей опустил винтовку.
Услышав за спиной тихий смех Вуквутагина, он прицелился и выстрелил снова.
Вуквутагин засмеялся громче.
- Ай, начальник! - стонал он. - Надо нерпа стреляй!.. Море убивай не надо!
Храмов, которого тоже взяли на охоту, но ружья не дали, сидел поодаль и тоскливо смотрел в океан.
Достав еду, охотники принялись завтракать, отрезая по чукотскому обычаю мясо у самого рта.
- А тепло! - сказал Алексей, жмурясь на солнышке. - Задерживается что-то товарищ Зюков… Конечно, у него в Анадыре своих дел хватает. И с отчетностью ему без меня трудновато… Думаешь - простое это дело, новую-то жизнь строить?.. Чтоб у людей было всего вдоволь: и одежды, и дров… и чтоб грамотные все?..
- Интернационал? - спросил Вуквутагин.
- Социализм! Интернационал - это когда все пролетарии как братья. А социализм - это когда они еще и живут хорошо, в достатке. Понял?
- Понял… - ответил Вуквутагин, и, пошептав над остатками еды, аккуратно сложил их у берега.
- Опять?!
- Бога нет, бога нет!.. - виновато забормотал Вуквутагин.
Алексей вздохнул.
- Учиться тебе надо… срочно… Арифметику изучать, географию. Ну вот, страна твоя, все это… - Алексей широко развел руками. - Как называется?
- Лыгоравэтланутэнут!
- А согласно географии - Чукотка! А это? - кивнул Алексей на отдаленную полоску земли.
- Пынаквыльнутэнут!
- А согласно географии… - Алексей запнулся. - Храмов! Пынаквыльнутэнут что такое?
- Америка… - печально отозвался Храмов.
Алексей настороженно посмотрел на бывшего управителя, не спускавшего глаз с океана.
- А ну, идите-ка сюда, Тимофей Иванович…
- Иди, начальник звала! - прикрикнул Вуквутагин.
Храмов подошел.
- Ешьте лучше, - сказал Алексей. - И запомните: случае побега стрелять буду без предупреждения!
Охотники медленно приближались к стойбищу: впереди Вуквутагин, за ним, согнувшись под тяжестью ноши, Храмов, сзади Алексей.
У первой яранги их встретила фигура, вооруженная большой граммофонной трубой.
Чукча, покачиваясь, направился к Алексею. Указывая на трубу, он что-то огорченно бормотал.
Храмов оживился, глаза его забегали, на вопросительный взгляд Алексея он объяснил почти весело:
- Интересуется гражданин, почему труба не играет!
- Иам учвэткылин? - шатаясь, произнес чукча.
Вслед за ним к Алексею подошел улыбающийся старик и протянул чайник.
- А этот выпить предлагает… за компанию! - все более веселея, сказал Храмов: - Выпей, выпей, начальник! Для храбрости!
Алексей вырвал у старика чайник, выплеснул на снег остатки мутной жидкости. Чукча заговорил торопливо и обиженно, а потом принялся есть снег, пропитавшийся водкой.
В стойбище были пьяны все. Те, кто уже не мог держаться на ногах, лежали вповалку. На многих были странные одеяния: безрукавки поверх малахая, бейсбольные гетры поверх торбасов, на одном - даже форменная фуражка с кокардой. Из яранги выбрался ребенок лет пяти. Он сделал несколько нетвердых шагов, споткнулся, упал, поднялся и запел. Вокруг бегала и лаяла собака…
Возле склада теперь возвышалась ограда из колючей проволоки, а над ней - звездно-полосатый фанерный щит с надписью по-английски.
- Это что же такое делается? - повернулся Алексей к Храмову.
- Мистер Стенсон! - торжественно произнес тот.
- Иам учвэткылин! - голосом, полным тоски, снова прокричал чукча, так и не добившийся от своего приобретения никакой музыки. Он сидел на снегу и горько плакал.
- Знаешь что, Вуквутагин… - сказал вдруг Алексей, - снимай-ка флаг с крыши…
На палубе американского корабля собралась вся команда.
К шхуне приближалась лодка. На ее носу стоял Алексей с флагом, на веслах сидел Храмов, на корме - Вуквутагин с винтовкой.
Алексей поднялся по трапу первым, окинул собравшихся вглядом и подошел к самому толстому человеку:
- Имею объявить протест!
Человек замотал головой и кивнул на неприметного сухощавого господина.
Возле того уже стоял Храмов. Оба глядели на Алексея. Загибая пальцы, Храмов перечислял:
- Патронов роздал сорок коробок. Сахару - шесть пудов. Муки - пять мешков.
Иди-ка сюда, начальник! - обратился он к Алексею. - Вот тебе и сам мистер Стенсон!
Алексей подошел.
- С кем имею честь? - осведомился Стенсон.
- Честь-то не больно велика! - заметил Храмов.
- Начальник Чукотки!.. Согласно мандата! - Алексей протянул бумагу.
Стенсон прочел и поднял удивленные глаза.
- О!.. Комиссар Глазков! - он повернулся к своим помощникам, сказал несколько слов по-английски и, указывая на дверь каюты, пригласил:
- Прошу вас!
- Я много слышал о вас, мистер Глазков! - говорил Стенсон, разливая в чашечки кофе. - И рад приветствовать в вашем лице единственно справедливое правительство России!
- А я имею заявить протест! - непреклонно повторил Алексей.
- И оружие ко мне применил! - снова ворвался в разговор Храмов.
- Простите, - оглянулся Стенсон. - теперь мистер Храмов?
- Мистер Храмов… арестован и мобилизован переводчиком!
Чашечка кофе, направившаяся было в сторону Храмова, застыла на полпути и вернулась обратно. Храмов изумленно проводил ее взглядом.
- О складе не беспокоитесь. Сочтемся! - миролюбиво сказал Стенсон, усаживаясь в кресло напротив Алексея. - Итак, я слушаю ваш протест.