Саид(снимает халат, расстилает его на земле, закрывает глаза, поворачивается к ножу спиной и молится). О всемогущий, всемилостивый, ниспошли мне прощение за самовольную смерть! Никогда не был я избалован радостью, а теперь отнимают единственную и последнюю – мою Зульфи!..
Насреддин неслышно подкрадывается, вытаскивает из трещины нож и усаживается на пень.
(Закончив молитву.) О всемогущий, не наказывай меня слишком строго! Пусть я буду прахом твоего покрывала в раю!
(Встает с колен, зажмурившись, поворачивается, бросается на нож и попадает в объятия Насреддина.)
Насреддин. Ну как ты чувствуешь себя на том свете?
Саид(открывая глаза). Где я?
Насреддин. В объятиях Азраила, ангела смерти. Ты удивлен, что у меня нет крыльев? Я просто позабыл сегодня их захватить.
Саид. Зачем, зачем ты спас меня от смерти, путник?!
Насреддин. Поведай мне, юноша, что заставило тебя решиться на такое ужасное дело? Может быть, я тебе помогу.
Саид. Кто может мне помочь? Никто!.. Если бы я мог, я даже украл бы эти проклятые четыре тысячи таньга…
Багдадский вор(оживился). И я! И я бы украл…
Строгий взгляд Насреддина останавливает его.
Саид. Я люблю одну девушку. И через десять дней – о горе, о позор! – ее отдадут Агабеку, хозяину озера!
Насреддин. Агабеку?
Саид. Да, соединяющему в себе свирепость дракона и бессердечие паука! За полив он потребовал с нашего селения четыре тысячи таньга или мою возлюбленную.
Багдадский вор(услышав, что речь идет всего-навсего о любви). А-а!.. Любовь!.. (Отходит в сторонку и ложится.)
Насреддин. И давно вы платите за воду такие подати?
Саид. Целых шесть лет – с тех пор как Агабек стал хозяином озера. До сих пор он брал деньгами, но теперь… Уже близка была наша свадьба… И вдруг Агабек…
Насреддин(увидев яблоню в ленточках). Что это?
Саид. Эту яблоню посадил отец моей Зульфи в день ее рождения. Зульфи придумала каждый день украшать особой ленточкой свою яблоньку: в субботу – красной, в воскресенье – белой, в понедельник – желтой, во вторник – синей, в среду – розовой, в четверг – зеленой. А в праздничный день – всеми шестью ленточками. Ты видишь – сегодня пятница… (Зарыдал.)
Насреддин. Успокойся, юноша! Твоя Зульфи не достанется Агабеку. Я предсказываю тебе: ты соединишься с ней и будешь жить так долго и счастливо, как живу я с моей Гюльджан. И у вас родится столько детей, что ты даже будешь путаться, сколько их – семь, восемь, девять…
Саид. Ты смеешься над моим горем.
Насреддин. Я никогда не смеялся над чужим горем. Над своим – приходилось, а над чужим – никогда. Я тебе помогу.
Саид. Почему я должен тебе верить?
Насреддин. Хочешь знать почему? Хорошо, я откроюсь: меня зовут Ходжа Насреддин.
Саид. Ходжа Насреддин?! (Несколько мгновений стоит неподвижно, потом склоняется и благоговейно целует полу халата Насреддина.)
Насреддин(дергая халат). Сказал, помогу – значит, помогу! Только поклянись никому не рассказывать о нашей встрече!
Саид. Клянусь!
Насреддин. Впрочем, своей несравненной, ослепительной Зульфи ты все равно скажешь! Предупреди, что дело нешуточное, пусть она прикусит свой язычок – розовый и достаточно длинный, в этом я не сомневаюсь.
Саид. Клянусь, я и ей не скажу!
Насреддин. Где мне найти хозяина озера?
Саид. Каждый день в этот час он приходит в нашу сельскую чайхану.
Насреддин. Теперь я знаю все, что мне надо. Выбрось отчаяние из сердца, юноша, и помни: в твои годы ничего не теряют, а только находят. Надо верить, юноша, в счастье… Однако я трачу, кажется, свои наставления впустую? Ты вертишься, как будто тебя подкалывают шилом снизу! Куда ты спешишь?
Саид(шепчет). Зуль… фи…
Насреддин. Прости меня, юноша! Действительно, я постарел и поглупел, раз привязываюсь к тебе со своей дурацкой мудростью. Зульфи – вот для тебя наивысшая мудрость, иди же скорее к ней.
Саид убегает.
(Подойдя к вору.) Ну как твое здоровье, мой добродетельный спутник?
Багдадский вор. Целый день, долгий день мы едем с тобой… (Слезы выступили у него на глазах.) И я еще ничего не украл… Похорони меня в этой долине.
Насреддин. Смотри… (Взяв прутик, рисует на глинобитном заборе круг.)
Багдадский вор(просияв, вскочил на ноги). Лепешка! Слушаюсь и повинуюсь! (Порывается куда-то бежать.)
Насреддин. Какая лепешка?
Багдадский вор. Та, которую ты разрешил мне украсть! Или, может быть, ты думал о целой корзине лепешек? Или о серебряном блюде? Слушаюсь и повинуюсь. (Весь дрожит от нетерпения.)
Насреддин. Это не лепешка и не серебряное блюдо. А нечто более ценное.
Багдадский вор. Золотое блюдо!
Насреддин. Нет. Это – счастье!
Багдадский вор застонал и снова лег на землю.
И ради него я разрешаю тебе немного полечиться. Мы с тобой поедем в Коканд. И там ты достанешь четыре тысячи таньга.
Багдадский вор(вновь ожил, вскочил). Благодарю тебя, Ходжа Насреддин!
Насреддин. Только запомни: ты должен принести не просто деньги, а праведные деньги… Обязательно праведные!
Багдадский вор. Праведные деньги? Но чем они отличаются?
Насреддин. Не знаю, не знаю. Подумай сам. Жди меня у кокандской дороги. У меня тут еще одно дело. А в Коканд отправимся вместе. (Уходит.)
Багдадский вор. Праведные деньги!.. Четыре тысячи! Великий Аллах! Я даже не знаю, как они выглядят, праведные деньги: милостыню, что ли, должен собирать я у какой-нибудь мечети?!
Сцена третья
Сельская чайхана. Агабек неторопливо потягивает чай из пиалы. Возле чайханы шепотом переговариваются дехкане, им нужно поговорить с Агабеком. Но никто не осмеливается – каждый посылает другого. Наконец старикашка Ярмат подходит к Агабеку.
Ярмат(низко кланяясь.) Да позволено будет мне обратиться к высокочтимому Агабеку…
Агабек важно кивает.
Нам известна цена второго полива. Но мы не слышали еще цены третьего полива и не знаем, к чему нам готовиться.
Агабек(коротко и зловеще). Узнаете!
Ярмат, пятясь, возвращается к дехканам. Низко поклонившись Агабеку, они уходят. Входит Насреддин.
Насреддин. Чайханщик! Чайник крепкого чая и сноп клевера моему ишаку! (Садится рядом с Агабеком.)
Чайханщик приносит чайник и пиалу. Агабек внимательно оглядывает Насреддина.
(Про себя.) О злая судьба… О ветер невзгод…
Агабек. Тебя кто-нибудь преследует, чужеземец?
Насреддин. Несчастья, беды и неудачи – вот мои преследователи.
Агабек. И куда же ты направляешь свой путь?
Насреддин. Мне все равно: юг или север, восток или запад… (Потряс кошельком.) У меня были деньги, я проиграл их в кости. Осталось сто пятьдесят таньга. Этими деньгами я постараюсь распорядиться разумнее. Выберу себе дело по сердцу…
Агабек. Торговлю?
Насреддин. Нет, к торговле я не чувствую склонности. Служба, да, служба в каком-нибудь тихом уголке, где я мог бы продолжать свои ученые занятия. (Опять потряс кошельком.) Служба… пока я могу еще внести полновесный залог…
Агабек. Значит, ты едешь на поиски службы?
Насреддин. Не здесь же мне оставаться! Эй, чайханщик, сколько за чай?
Агабек. Подожди! Я знаю для тебя место. Недалеко, совсем рядом.
Насреддин. Достойному собеседнику благоугодно говорить загадками?
Агабек. Ответь сначала на мои вопросы, а потом я открою тебе смысл моих слов. Не приходилось ли тебе когда-нибудь раньше бывать в этом селении?
Насреддин. Нет, не приходилось.
Агабек. Не имеешь ли ты здесь родственников?
Насреддин. Нет. Все мои родственники в Бухаре.
Агабек. А друзья? Может быть, в этом селении есть человек, с которым ты дружен или когда-нибудь раньше был дружен?
Насреддин. Такого человека здесь нет.
Агабек. Тогда, может быть, твои родственники – те, что в Бухаре, – имеют здесь друзей или, наоборот, твои бухарские друзья имеют здесь родственников?