Насреддин. Ты, наверное, думаешь, что у твоего кувшина выросли ноги и он сам прыгнул в мою сумку?
Второй путник. Выросли ноги?.. Сам прыгнул в сумку?..
Третий путник. Они еще смеются над нами!
К несказанному удивлению Насреддина, кувшин обнаруживается в его переметной суме.
Второй путник. А это что?!
Все с воплем бросаются на Насреддина и безбородого.
О презренные воры!..
Третий путник. О нечестивцы!..
Первый путник. Бейте их!..
Второй путник. Вот вам, бродяги!..
Первый путник. Бейте!..
Четвертый путник(первому). Бей его пяткой!.. Так… Вот так!..
Некоторое время видны только поднимающиеся и опускающиеся кулаки.
Второй путник. Это вам наука, бродяги! (Уходит со своими друзьями.)
Насреддин(поднимается и, чихая от пыли, говорит лежащему ничком безбородому). Откуда взялся в моей сумке кувшин? Может быть, ты, добродетельный странник, ответишь мне?
Безбородый. Хорошо еще, что они были босиком.
Насреддин. Не понимаю, что в этом хорошего.
Безбородый. Когда босиком, то бьют пятками. А пятка по силе удара несравненно уступает носку.
Насреддин. Тебе лучше знать, как я вижу.
Безбородый. Особенно прискорбны для ребер канибадамские сапоги. Не пробовал? Жаль! Тамошние мастера подкладывают в носок жесткую подошвенную кожу.
Насреддин. Нет, я не пробовал на своих ребрах канибадамских сапог и не собираюсь пробовать. Прощай!.. (Берет ишака под уздцы.)
Безбородый(вдруг залился слезами и, упав на колени, загородил Насреддину путь). О благородный странник…
Насреддин. Деньги? Я дам тебе деньги… (Лезет за кошельком.)
Безбородый. Зачем мне деньги, если я всегда могу их украсть? Да, я вор! Гнусный преступник! Я знаю это! Но поверь, я сам больше всех страдаю. Выслушай меня, благородный странник! И тогда, может быть, ты не покинешь меня…
Насреддин. Ладно, посмотрим, что ты скажешь еще.
Бозбородый. История моей жизни соткана из тысячи скорбей. Неудержимая страсть к воровству обнаружилась у меня в раннем возрасте. Еще грудным младенцем я украл серебряную заколку с груди моей матери, и, когда она переворачивала весь дом в поисках этой заколки, я, еще не умевший говорить, исподтишка ухмылялся, лежа в колыбели. Потом, научившись ходить, я тащил из нашего дома все, что попадалось под руку. Наконец терпение моего отца истощилось, он проклял меня и выгнал. Я ушел, прихватив его единственный халат и последние деньги – двадцать шесть таньга. Мне было тогда восемь с половиной лет. С тех пор я скитаюсь, подобно бродячему псу, подвергая свою жизнь опасным случайностям и смертельным превратностям…
Насреддин. Хм… Ты хочешь, чтобы отныне вместе с тобой превратностям подвергался и я, как уже случилось сегодня?
Безбородый. Я побывал всюду – в Мадрасе, и в Герате, и в Кабуле, и даже в Каире. Всюду я воровал. Скажу не хвастаясь, в презренном воровском ремесле вряд ли кто со мной сравнится.
Насреддин. А знаменитый Багдадский вор?!
Безбородый(засмеялся). Багдадский вор?! Знай же, что я и есть тот самый Багдадский вор!
Насреддин с изумлением смотрит на него.
(Некоторое время молчит, наслаждаясь произведенным впечатлением.) Мне было восемнадцать лет, когда я в Багдаде ограбил халифскую сокровищницу. И я стал знаменит.
Насреддин. Рассказывают, что Багдадский вор впоследствии женился на дочери халифа…
Багдадский вор. Ложь! С детских лет я презирал женщин и, благодарение Аллаху, никогда не был одержим тем странным помешательством, которое называют любовью. Кроме того, женщины, когда их обворуешь, поднимают такой крик, что человек моего ремесла не может испытывать к ним ничего, кроме отвращения. Ни за что в мире я не женился бы ни на какой принцессе, даже самой прекрасной!
Насреддин. Подождем, пока ты не изменишь к лучшему своего мнения о китайской либо индийской принцессе. Тогда я скажу: полдела сделано, остается только уговорить принцессу.
Багдадский вор. Можно подумать, что сам Ходжа Насреддин подсказал тебе этот ответ.
Насреддин(насторожившись). Тебе приходилось встречать Ходжу Насреддина?
Багдадский вор. Однажды, шныряя по самаркандскому базару, я услышал шепот: "Ходжа Насреддин! Ходжа Насреддин!" Его лицо я увидел лишь на мгновение. Так вот он, Ходжа Насреддин, имя которого благословляют одни и проклинают другие, подумал я. И в душу закралось дьявольское искушение…
Насреддин. Продолжай, продолжай…
Багдадский вор. Тихонько подошел я к его ишаку и засунул ему под хвост вывернутый наизнанку стручок красного перца. Почуяв невыносимое жжение, ишак начал вертеть хвостом, потом решил, что под его задом разложен костер, заревел и бросился в сторону, опрокидывая корзины с лепешками и абрикосами, разбивая глиняную посуду. Ходжа Насреддин погнался за ним, возникло смятение, и я без помехи взял его халат.
Насреддин. Так это был ты, о сын греха и позора! Сколько мне пришлось тогда заплатить за одну только разбитую посуду! Клянусь Аллахом, никто до тебя не устраивал надо мной подобных шуток!
Узнав, что перед ним сам Ходжа Насреддин, Багдадский вор смущенно возвращает ему кошелек.
(Схватился за пояс, кошелька нет.) Пока я тебя слушал, ты уже успел?
Багдадский вор(упав на колени, схватил полу халата Насреддина и благоговейно приник к ней губами). Ходжа Насреддин…
Насреддин. Пусти!
Багдадский вор. Да будет благословенна дорога, на которой мы встретились! Спаси меня, о Ходжа Насреддин, излечи от моей презренной болезни!
Насреддин. Где это записано, что я обязан спасать всех воров, шатающихся по дорогам?! Пусти!
Багдадский вор. О Ходжа Насреддин! Но покидай меня! Я устал быть презренным и одиноким в этом мире! Клянусь, я буду служить тебе честно и преданно и ни разу не обворую тебя!
Насреддин. А других?
Багдадский вор. О, с какой радостью я оставил бы в покое других! Но я не могу! Если я один день воздерживаюсь от хищений, я начинаю болеть и даже могу расстаться с жизнью.
Насреддин. Хорошо, едем со мной. Но с условием, что ты будешь лечить свою необычную болезнь только с моего разрешения.
Багдадский вор(жалобно). Я постараюсь! Постараюсь!..
Насреддин садится на ишака, Багдадский вор взбирается позади на круп ишака.
Насреддин(запевает).
Звезда блестит для меня,
Вода звенит для меня,
Года не старят меня,
Потому что я человек!Певцы поют для меня,
И в бубны бьют для меня,
Горит душа у меня,
Потому что я человек!
Сцена вторая
Садик Мамеда-Али. Зульфи обвивает цветущие ветви яблони разноцветными ленточками. В сад через забор перепрыгивает Саид.
Саид. Зульфи! Беда!
Зульфи. Что случилось?
Саид. Тебя отдают Агабеку!
Зульфи(окаменела, потом схватила Саида за руку). Бежим!
Саид. Куда?
Зульфи. Не знаю… Все равно. В пески, в горы – только бежим! Скорее! (Увлекает за собой Саида.)
В воротах они сталкиваются с дехканами, которых привел Ярмат – старикашка в рваном халате.
Ярмат. Я же вам говорил: они задумали хитрость! Они хотели бежать!
Первый дехканин. Зульфи! Разве ты забыла, как я тебя спас, когда ты была девочкой и тебя укусил скорпион? Чем же ты хотела мне отплатить за добро? Обречь на голодную смерть меня и мою семью?
Зульфи. Зачем, зачем вы спасли меня?! Лучше бы я умерла тогда!
Мамед-Али(взяв дочку за руку). Ах Саид, Саид. Мы знаем, что ты любишь ее. Но разве можно из-за этого губить все селение?
Саид. Вы обещали, что примете меня в своем доме как сына!
Мамед-Али. Что делать, Саид. Мы – слабы, Агабек – богат и могуч.
Саид. Вы трусливы! Пугливые зайцы – вот вы кто!
Ярмат. Вы слышите? Слышите, как он позорит нас!
Мамед-Али уводит в дом плачущую дочь. Дехкане молча расходятся.
Саид некоторое время стоит опустив голову. Потом, решившись, вынимает длинный нож, дрожащими руками укрепляет его в трещине пня острием вверх. Это видят появившиеся сзади Саида Насреддин и Багдадский вор.