Герой повести Лохов вкладывает в руку матери лотос, сделанный им из апельсина. Обращение к матери с помощью апельсинового лотоса "таило в себе и скрытую мольбу о помощи". Сын, долгое время не видевший матери и не облегчивший ее мук (она четыре года была парализована), оказывается у постели умирающей именно для того, чтобы вложить в ее "протянутую к нему с мольбой и просьбой" руку лотос. Цветок, сделанный Лоховым, называется в повести "Лотосом Солнца" ("апельсин был творением Солнца"), Символический смысл этого образа становится более очевидным в контексте мифопоэтической традиции. Его основное значение – "творящая сила, связанная с женским принципом". Отсюда вытекают и более узкие значения символа: "Бессмертие и воскресение к вечной жизни", "чистота, духовность, смиренномудрие" (Мифы народов мира: 1982: 71). Все эти значения связаны в повести А. Кима с образом матери и раскрываются через него.
Матери, обладающей "высшей тайной, открытой ей прозрачными степными зефирами и кудлатыми облаками", посвященной в "тайну бессмертия", "бывшей пастушке", наделенной высшим даром любить, который сродни творческому вдохновению, а также "знанием", которое могла бы передать "дальше, другим: миру, будущему, еще одной душе, сыну, мужчине" (Ким 1988: 260), – матери дано через вдохновение любви стать продолжательницей жизни, она являет собой животворящее начало, творческую силу, которой наделен и символический лотос. Не случайно ее последней просьбой, обращенной к сыну как к Богу, является "Лотос Солнца", "то долгожданное, чего она так просила" (Ким 1988: 260) и благодаря чему жизнь ее приобрела завершенность, органическую законченность.
И "сопутствуют" образу матери другие отголоски лотосовой символики: в тайну бессмертия она была посвящена "под солнцем степного неба, покоясь на травяном ковре, затканном тюльпанами" (Ким 1988: 259). Наряду с солнцем "отчетливые следы лотосовой символики сохраняют лилии и тюльпаны" (в христианской традиции). Бессмертие матери в повести воплощается, с одной стороны, в продолжении жизни в сыне, с другой стороны, в воскрешении ее души. И оба эти значения диктуются мифопоэтической символикой образа Лотоса. "Осуществляется" бессмертие – по А. Киму – благодаря "превращению", "перерождению", "преображению". Сыну важно помочь матери в ее преображении, о чем свидетельствует его "приношение". Оно "было принято ожившей на минуту, словно воскресшей матерью" (Ким 1988: 265). И воскрешение души матери состоялось.
Во второй главе говорится о том, как она, спустя пятнадцать лет в облике молодой женщины является к отчиму Лохова, своему последнему мужу, чтобы вручить ему лотос. "Я теперь поющий голос, мгновенье вечного Хора, который рокочет, гремит, наполняет раскатами полый купол мира" (Ким 1988: 270), – говорит она о себе. "Золотой Лотос" свидетельствует о том, что нет на старике вины за смерть матери Лохова. Старик Пак воспринимает ее "появление" как знак приближающейся теперь уже и к нему смерти. "Голос" утешает старика, помнящего о том, что было не доделано для жены, чем обидел ее. Она же помнит другое – "залитый нежным солнцем осени огород", старика на нем. В тот миг уходящая жизнь казалась ей "слаще райского бытия", а он "прекрасней небесного ангела". "Тот осенний огородик, взращенный тобою, был так хорош, обилен током силы земной, а ты так счастлив и горд – плодосеятель! муж! – что напоминал собою какого-то неуязвимого, совершенного зверя, вроде льва или буйвола…" (Ким 1988: 270). Таким образом, для матери Лохова в старике-корейце, четыре ее предсмертных года заботившемся о ней, соединяются высшее духовное и высшее природное начала, – и в этом слиянии – полноценность человеческого существования.
Ожидание умирающей матери получить из рук сына "странный дар", а также "Золотой Лотос", подаренный старику Паку перед его смертью, – свидетельствуют не только о бессмертии, даруемом им, но и о посмертном воплощении души в образе лотоса. В частности, в китайском буддистском искусстве имеется живописная концепция западного неба, на котором находится лотосовое озеро, с каждым из цветков которого соотносится душа умершего человека. В целом же в повести образ лотоса раскрывается в основном своем мифопоэтическом значении: творящая сила, бессмертие и воскресение к вечной жизни. Этот образ, благодаря его мифопоэтической семантике, способствует воплощению художественной концепции произведения, вобравшей в себя размышления об искусстве и жизни, сиюминутном и вечном, смертном и бессмертном.
В прозе А. Кима символика образа солнца как источника жизни усложняется и получает дальнейшее осмысление в образе Лотоса. А. Киму дорога идея перевоплощения, превращения, преображения как главного дара Природы человеку и основного жизненного стимула, идея, родившаяся и художественно оформившаяся благодаря мифу. Символ "лотоса-солнца" стал знаком, свидетельствующим об усилении мифопоэтического начала в творчестве писателя и дальнейшей эволюции его натурфилософской концепции.
В творчестве А. Кима все более отчетливо выявляется система образов с определенным кодовым значением. Из них складывается авторская модель мира, в которую вписан человек. В этой модели особая роль принадлежит образу земли, что проявилось и в романе "Отец-Лес". В нем образ Матери-земли (Деметры) раскрывается как центр космоса и смысл сущего. В контексте мифопоэтической традиции земля воспринимается "как центр космоса". Она "характеризуется максимальной сакрализованностью и чистотой, поскольку центр рассматривался как священный эмбрион вселенной, своеобразный космос в космосе" (Мифы народов мира 1980: 467). Такое положение она заняла потому, что при делении космоса на небо, землю и преисподнюю земля (средняя зона) как место обитания людей при "перемещении" их вверх или вниз, в другую зону, занимает срединное положение. Кроме того, "положение земли, окруженной мировым океаном, оказывается срединным и для горизонтальной проекции космоса" (Мифы народов мира 1980: 467).
В повести "Луковое поле" воспевается рождающее, производящее начало земли. "Теплая и обильная", она сравнивается с "благодатным лоном женщины" (Ким 1988: 58). Олицетворение земли как стихии плодородия свойственно земледельческим народам. У них распространена эротическая символика земли, нашедшая отражение и в повести Кима, что воплощается в восприятии земли старой женщиной, "послушной закону земли", всю жизнь проработавшей на ней. "Ей становилось весело от надежности человеческой жизни, получившей в услужение себе такое доброе и обильное существо, и запах земли, запах свежей зелени были для нее осязаемыми признаками доброты бытия" (Ким 1988: 59). Земля-"существо" видит сны, "помнит" свое первоначало, когда ей чудится, "что опять она лежит вся сухая, в трещинах, и ей так надоело злое солнце", что хочется уйти в свою же прохладную глубину до осенних дождей.
Залогом благополучия и счастья человека является его близость земле. Старая женщина в "Луковом поле" верит, что благополучие ее жизни связано с тем, что она была послушна законам земли, "повелевающим всем быть спокойными и щедрыми" (Ким 1988: 59). В романе "Отец-Лес" пророчица Маланья, предрекающая: "Матушка земля умрет" (Ким 1989: 5, 113), говорит о Николае Тураеве: "Не было счастья ему в жизни, потому что не земляной он был человек".
В романе "Отец-лес" образ земли раскрывается как мифопоэтический. Писатель не случайно из мифологических "обозначений" земли избирает "Деметра", буквально означающее "земля-мать". Греческая богиня плодородия и земледелия понадобилась автору для того, чтобы подчеркнуть родящее, производящее начало земли. "Для крестьянина "моя земля" – это что "моя жена", в этом нравственная крепость его, он ее и балует, и целует, а может и в небрежении держать впроголодь – но никогда он не изменит ей в душе, не предаст глумлению, не покинет ради другой, пусть даже заморской красавицы" (Ким 1989: 5, 74). В образе Деметры автору важно соединение двух ее ипостасей: земли-матери и женщины-матери, поэтому в романе говорится о дочерях Деметры, призванных продолжать детородное дело. "Мне казалось, что Деметра, женщина, Ева – ребро, вынутое из моего сонного тела, есть самое удачное, совершенное и стойкое произведение Отца" (Ким 1988: 5, 84). Образ земли-Деметры в ее женской сути необходим автору для того, чтобы раскрыть простую мысль: "Нельзя, нельзя было жить и работать на земле без любви, без той любви, с которою он прожил всю свою бедняцкую жизнь… Но чтобы любить, надо чтобы земля была твоей безраздельно, как жена, Богом данная, а иначе ничего не получится" (Ким 1989: 5, 87). С утратой любви к земле-Деметре, с выхолащиванием ее и насилием над нею, Деметра, объятая тем же всеобщим неистовством самоистребления, что противоестественно самой ее сущности, вынуждена отречься от себя, т. е. от своего назначения – рожать, быть богиней плодородия и земледелия.