Что нового внесла неклассическая наука XX века в проблему границ философии и ее отношения к науке? Мы уже не раз говорили о некоем "всё" как о предмете философского и научного познания. Все, или Вселенная как целое, имеет в современной науке определенный и притом совершенно специфический смысл. Это совсем не логическая конструкция, фигурировавшая в философии уже много веков, не нечто выходящее за пределы познания. В неклассической науке это Метагалактика, определенная как известная нам часть Вселенной, т. е. нечто, зависящее от уровня наблюдений, как реальность, обладающая радиусом, конечным или бесконечным, растущим или стабильным, а быть может, пульсирующая. Причем эти определения зависят от эксперимента и расчета, от наблюдаемых астрофизических констант и астрофизических явлений. В ряде современных физических и астрофизических гипотез структура Метагалактики объясняет и свойства частиц.
Если "всё" входит в мир модусов, то тем самым натурфилософия окончательно становится не ко двору. Она была не ко двору уже в классической науке, с тех пор как механика и математика XVII-XVIII веков и физика XIX века сделали бесконечность постижимой. Поэтому уже в XIX веке она ушла в прошлое, и попытки возрождения априорно-логического стиля исследования встречали скорее насмешку, чем успех. В XX веке вторжение науки в пределы "всего" и трансформация этого понятия окончательно исключили возможность традиционного натурфилософского подхода к природе.
Лишилось почвы и другое традиционное направление – индуктивистский сциентизм. Индуктивизм в чистом виде вообще не имеет смысла, и претензии на исключение неиндуктивных гипотез из научного мышления выражали в лучшем случае лишь естественную реакцию против априоризма, законную в узких рамках отдельных областей и периодов развития науки. Наука, эксперимент не могут постичь Метагалактику без высокого взлета обобщающей мысли, не только следующей за экспериментом, но и опережающей его.
Образ "всего", как он существует в неклассической науке, отнюдь не закрытое понятие. Если с самой полной достоверностью будет установлен радиус исследуемой нами Вселенной, закон его изменения во времени, структура Вселенной окажется, насколько можно сейчас судить, зависящей от неисчерпаемого по сложности комплекса локальных процессов, и "всё" отойдет дальше, маня за собой исследователя. Столь же незакрытым представляется другой полюс картины мира – элементарная пространственно-временная ячейка. Даже если будет непререкаемым образом установлено существование минимальных ячеек, дискретность пространства-времени, то ход и характер происходящих в этих ячейках процессов окажется, по-видимому, зависимым от бесконечного по сложности комплекса других процессов, в том числе космических, и в бесконечно малом исследователь не встретит предельного пункта своих поисков. Только поиски в обоих случаях пойдут не от малого к еще более малому (от макроскопического тела к клетке, молекуле, атому) и не от большого к большему (от планеты к системе, галактике и т. д.), как в классической науке, а от малого к большому и от большого к малому.
Отсюда следует, что процесс сближения философии и науки, процесс включения все новых наблюдений в трансформирующиеся общие представления, не может быть завершенным. Это сближение, в котором взаимодействие становится все большим. Необходимость дальнейшего внутреннего совершенствования научной теории становится импульсом для эксперимента, и этот процесс принимает все новые формы. Он обусловливает движение мысли к общим представлениям о бытии, движение, рисующее контуры теории, еще не получившей внешнего оправдания, и указывающее пути достижения такого оправдания. Отсюда – эвристическая роль философского и научного прогноза как реализации связи внутреннего совершенства и внешнего оправдания научной теории.
* * *
В этой книге развитие философских обобщений рассматривалось в сравнительно узком плане, как производная от происходящего сейчас фундаментального преобразования представлений о космосе и микромире. Но даже такой, в основном квантово-релятивистский, "срез" не может не затронуть усиливающуюся ныне связь между естественными и общественными науками. Дело в том, что выросшие на основе теории относительности и квантовой механики концепции атомных и ядерных процессов, а также звездных реакций, по существу тоже ядерных и субъядерных, потребовали для своего развития и применения беспрецедентной концентрации человеческих сил и средств. Неклассическая наука несопоставима с классической по требованиям, предъявляемым к обществу, и по воздействию на общество. При этом социальный, экономический и культурный эффект фундаментальных исследований (а такие исследования невозможны без философских обобщений) приобрел непосредственный характер.
Растет удельный вес тех общественно-научных проблем, которые непосредственно связаны с фундаментальными физическими, астрономическими, математическими и биологическими исследованиями, с их условиями и результатами. Вместе с тем происходит перенос понятий и методов из естествознания в общественные науки и из общественных наук в естественные. Такой процесс имел место и раньше, о чем писал В. И. Ленин в связи с полемикой против Струве. Дело не ограничивалось переносом понятий и методов из одних областей науки в другие (например, внесением в политическую экономию понятий силы, импульса и равновесия во времена Адама Смита). Развитие производства оказывало существенное влияние на развитие всей науки, в том числе и общественной. Так, в первой половине XX века электрификация производства поставила весьма важные проблемы перед общественной мыслью. Во второй половине века научно-технические процессы оказались связанными с еще более существенными экономическими и социальными вопросами. Их разработка требует новых методологических концепций, и, следовательно, философские проблемы естествознания будут все теснее смыкаться с философскими проблемами других областей науки.
Примечания
1
Материалы XXVI съезда КПСС. М, 1981, с. 42.
2
См.: Эйнштейн А. Собрание научных трудов. М., 1967, т. 4.
3
См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 331-332.
4
См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 321.
5
См.: Ленин В. И. с. 274-276. Поли. собр. соч., т. 18.
6
Гегель. Наука логики. М., 1970, т. 1, с. 78. 19
7
Эйнштейн А. Собрание научных трудов, т. 4, с. 279-280.
8
Эйнштейн А. Собрание научных трудов, т. 4, с. 248.
9
Гегель. Наука логики, т. 1, с. 126-127
10
Там же, с. 140.
11
KeplerI.Opera omnia. Frankfurt, 1859, t. 1, S. 423.
12
См.: Кузнецов Б. Г. Этюды об Эйнштейне. М., 1970, с. 192-216.
13
Риман Б. Соч. М. – Л., 1948, с. 290. 110
14
Аристотель. Физика. М., 1937, с. 63. 112
15
Шредингер Э. Что такое жизнь с точки зрения физики? М., 1947, с. 108-109.
16
РиманБ. Соч., с. 290-291. 120
17
Frege G. Die Grundgesetze der Mathematik, begriffsschriftlich abgeleitet. Jena, 1893, B. II, S. 71, 107.
18
Вопросы причинности в квантовой механике, М., 1955, с. 102.
19
См.: Горфункель А. X. От "Торжества Фомы" к "Афинской школе". – В кн.: История философии и вопросы культуры. М., 1975, с. 131-166.
20
См.: Кузнецов Б. Г. Философия оптимизма. М., 1972.
21
Эйнштейн А. Собрание научных трудов, т. 4, 150
22
См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 215.
23
Подробнее см. в кн.: Кузнецов В. Г. Ценность познания. М., 1975, с. 121-125, 128-130.
24
Weiskopf W. Science and Ethics Induction physics and ethics. – In: Proceeding of 1968 Salzburg collocvium in the philosophy of science. Dordrecht, Holland, 1970, p. 350-355.
25
Эйнштейн А. Собрание научных трудов, т. 4, С. 281.
26
См.: Ленин В. И. Полп. собр. соч., т. 29, с. 325-327.
27
См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 173-174; Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 266.
28
См.: Гейзенберг В. К истории физического объяснения природы. – В кн.: Философские проблемы атомной физики. М., 1953, с. 20-33.
29
См.: Кузнецов Б. Г. Идеи и образы Возрождения. М., 1979.
30
См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 41.