Утверждающийся в России авторитарно-олигархический строй не есть капитализм со всеми его минусами и одновременно с его нарастающей динамикой, созидательными качествами (тем более, как это представлялось в оптимистически-либеральных прогнозах, не капитализм со свободной, основанной на конкуренции, рыночной экономикой, характерной для развитых демократических стран).
Это строй-гибрид, "мутант", в котором начали "новую жизнь" некоторые черты капитализма (к тому же преимущественно номенклатурного государственного капитализма, во многом близкого к строю, свойственному странам - сырьевым придаткам капиталистической системы, с порядками и нравами, отвечающими интересам паразитирующей элиты этих стран) - такие, как неконтролируемое стремление к обогащению любыми средствами, ко всеохватному наслаждению изощренными продуктами капиталистической культуры, криминальный беспредел, паразитические траты, всесилие денег.
Вместе с тем этот строй-гибрид выступает также в качестве известного преемника коммунизма - близких, родных для него свойств и порядков государственного социализма (к тому же советского образца), в том числе таких, как всесильное государство, господство государственно-монополистических, бюрократических начал, всемогущество старой и новой номенклатуры, подчинение рыночных механизмов корыстным интересам правящих элит, ориентация при решении экономических проблем на безудержную эксплуатацию природных ресурсов, всевластие силовых структур, неконтролируемые паразитические траты в интересах номенклатуры, новорусской компрадорской буржуазии, верхушки господствующего политического класса. И что вызывает особую тревогу - этот строй, порвав по ряду позиций с коммунизмом, поклоняется тому же "идолу" (той же идеологии) всесильной государственности, словом, ориентируется на важнейшие начала коммунистической философии права в ее новом осовремененном обличье.
Таким образом, современное российское общество представлено двумя, к сожалению, не равновеликими, не одинаково сильными и не в одном темпе развивающимися, системами:
строем (господствующим) номенклатурного государственного капитализма, со значительными авторитарно-олигархическими и одновременно государственно-социалистическими тенденциями;
строем (имеющим характер некоторых, недоминирующих элементов и структур) либерально-демократического типа и основанной на конкуренции рыночной экономики, опирающейся в основном на мелкое и среднее предпринимательство, либеральные слои населения.
Существование и перспективы развития указанных двух, систем, как и иные результаты экономических и социальных преобразований в российском обществе, во многом определяют ситуацию и в области права современной России, сам факт противостояния двух полярных направлений философии права, характерных для нынешнего времени. Вместе с тем понимание особенностей этого противостояния в немалой мере зависит также от того, насколько адекватно раскрыты причины, вызвавшие столь противоречивые результаты реформирования российского общества.
Тяжкие реалии и возможности.
Сегодня, задним числом, когда многое уже очевидно, находится на поверхности, не очень-то сложно лихо, с претензиями на умудренность, рассуждать о причинах неудач в российских реформах - о том, "что надо было делать" и "кто виноват".
И тем не менее, отдавая себе отчет в такого рода опасности и по мере возможности избегая в этой связи оценочных характеристик и категоричности в суждениях, важно уже сейчас, по горячим следам, попытаться разобраться в происходящем и извлечь уроки из нашего отечественного реформаторского опыта. Во всяком случае (в рамках данной работы) те из них, которые относятся к содержанию данной работы - к праву, философским проблемам его развития и судьбы.
Главное, наиболее существенное, на что нужно обратить особое внимание, состоит в том, что с самого начала перемен (и, увы, до настоящего времени) недооценены степень, масштабы и глубина разрушенности общества и человека, наступившие в результате чудовищного коммунистического эксперимента, проделанного во имя всеобщего счастья над обществом, народом, человеком. Самое тяжкое в таких тотальных разрушениях (которых История еще на знала) - это изничтожение и замена некими фантомами естественных, нормальных, хотя и противоречивых, условий и механизмов жизнедеятельности, построенных на частной собственности, экономической свободе, конкуренции, и способных - единственно способных! - раскрыть и развить человеческую активность, инициативу, предприимчивость, обеспечить персональную ответственность за свои действия и в итоге - успех экономического и социального развития.
И вот при таких губительных, беспрецедентно тяжких последствиях многих десятилетий коммунистического господства сама логика необходимых перемен требует не столько "реформ" в общепринятом их понимании (многие коммунистические фантомы вообще не поддаются такого рода реформированию), сколько в первую очередь восстановления нормальных, естественных условий и механизмов жизнедеятельности. Такого восстановления, ключом к которому является беспрецедентно сложное, многотрудное дело - воссоздание свободной частной собственности, причем собственности не в социалистически-потребительском и криминальном варианте (как, увы, случилось при официальной приватизации), а в виде основы производительного дела - рыночной экономики, построенной на конкуренции-состязании, стимулов к напряженному труду, ответственности за дело, импульсов вложений своих доходов в модернизацию производства.
И такого рода восстановление естественных условий и механизмов жизнедеятельности имело и какие-то, как это странно, благоприятные объективные предпосылки, которыми историческая судьба нашего Отечества как бы стремилась компенсировать обрушившиеся на людей беды. Это, первых, существование материальных предпосылок для первичных капиталов в виде работающих производств общенародной собственности (что давало возможность при надлежащей приватизации избежать хищническо-разбойничьего "первоначального накопления"). А во-вторых, как показало время перехода к нэпу, время эрхардских реформ в Германии, иные аналогичные исторические периоды, - взлет активности людей, гигантская энергия, высвобождающаяся при разрушении тоталитарного строя, "общества-монолита", у нас - тотально огосударствленной социалистической системы.
Последнее из указанных обстоятельств вообще представляется принципиально важным. Ведь в социалистическом обществе (особенно - в таком, как советское, где идеологизация и огосударствление охватили также и экономику, первичные условия жизнедеятельности, частную жизнь людей) индивидуальная энергия и инициатива, частные импульсы к активности и персональному творчеству оказываются загнанными; зажатыми, заглушёнными монолитной социалистической системой. И в обстановке, когда такого рода монолит разрушается, из него исторгается вся накопившаяся, затаившаяся энергия. И вот тогда в высшей степени важно, чтобы эта энергия была направлена в сторону реального дела экономики, производительного созидательного труда. Такую направленность мощному потоку человеческой энергии как раз и способна придать частная собственность, "завязанная" на производстве, на производительном труде (хотя, как мы увидим дальше, не одна только частная собственность). Здесь воссоздание частной собственности и потребности быстрого развития, модернизации экономики идеально, точка-в-точку, совпадают.
Проведенные в России начиная с 1992 года кардинальные, как это было объявлено, "либеральные преобразования" в экономике пошли по иному пути. Они с самого начала - во многом, увы, в силу нашего неисправимого нетерпения и во имя быстрого политического успеха - были нацелены на то, чтобы как можно быстрее перейти к передовым формам и институтам современной рыночной экономики динамично развивающегося модернизированного капитализма.
И если введение в январе 1992 года свободных цен было вызвано в основном бедственной ситуацией в потребительском хозяйстве, во всей экономике (и такая болезненная мера, повлекшая стремительную инфляцию, тем не менее действительно принесла указанные ранее положительны результаты), то очевидно, что проведенная при отсутствии производительной частной собственности в производстве эта вынужденная акция не может рассматриваться в качестве оптимального начального звена рыночных реформ в стратегическом отношении. Тем более в том ускоренном, нацеленном на передовые формы варианте, который получил наименование "кардинальных" преобразований.
Не изменило сложную ситуацию и то обстоятельство, что спустя некоторое время, когда свободные цены уже породили мгновенно охватившую страну спекулятивно-торговую стихию, как будто были сделаны шаги к тому, что вообще должно было быть первым этапом создания свободной рыночной экономики, - началась официальная приватизация.
Но эта приватизация, вопреки расчетам ее организаторов, не привела к формированию частной собственности в производстве. Она, с одной стороны (ваучерная приватизация), имела пропагандистский, сугубо социалистический характер, вылилась в распределении "на равных" между всеми согражданами некоторой, весьма малой части государственного имущества в денежном выражении. С другой же стороны, официальная приватизация состояла во всеобщем акционировании государственных предприятий, которое также не дало ожидаемого результата. Ибо акционерная форма хозяйствования вообще не является способом приватизации (она существует для организации и управления хозяйственными делами при уже сложившейся частной собственности), а государственные предприятия как былые звенья "одной фабрики" сами по себе, пусть и в виде акционерных обществ, не могут одномоментно, в силу одного лишь акционирования в любом его варианте, превратиться в свободных товаропроизводителей, функционирующих на основе частной собственности.