Для нас открывается иное царство, и мы смотрим на мир уже другим взглядом, пока еще не столь зорким, который еще мало что видит, но который уже проникает сквозь, как будто он уже наполнен реальностью пока еще не рожденной, обширностью знания еще не выраженной, изумлением пока еще робким. И мы, наверное, похожи на нашего обезьяньего собрата из не столь уж отдаленных времен, который смотрел странным взглядом на лес и на тех обезьян, которые так ловко бегали, прыгали, охотились, но которые не знали маленькую ясную вибрацию, странное чудо, внезапную неподвижность, которая, казалось, разрывала мрачные облака и простиралась далеко-далеко, туда, в вибрирующий простор созидательных возможностей.
4. ДВА ПУТИ
Начиная с этого момента возможно раздвоение, и вступление на этот путь повлечет за собой серьезные последствия, которые могут оказать влияние на всю жизнь. Это совсем не значит, что один путь истинный, а другой ложный, так как в итоге мы считаем, что все истинно, потому что это увеличивающаяся правда, а ложь только запаздывает или упорствует, в правде она уже исчерпала свое время и сослужила свою службу.
Начиная с того момента, когда мы вышли из механизма внешнего или внутреннего (на самом деле, один является отражением или выражением другого) и когда мы изменились внутренне, мы обязательно изменимся внешне, и когда перестанем "ментализировать" жизнь, она перестанет быть ментальной машиной и станет другой жизнью, и с этого момента мы начинаем обретать определенную широту в буквальном смысле; не будучи больше привязанным и к этой маленькой тени, как коза к колышку, мы сможем двигаться в двух основных направлениях.
Мы можем пойти по пути подъема, то есть все большего и большего утончения и легкости, уйти в маленькой очаровательной солнечной ракете, о существовании которой мы уже начали догадываться, коснуться более свободных областей сознания, исследовать более легкие пространства, обнаружить высшие ментальные планы, которые являются как бы чистым источником всего того, что происходит здесь, в деформированном и очень приблизительном виде, и то, что здесь нам кажется лицом ангела оказывается карикатурой. И это очень соблазнительно, это настолько соблазнительно, что все мудрецы и несколько торопливые исследователи, или даже те, которых мы назвали бы теперь передовыми умами или гениями, пошли по этому пути, и он длится тысячелетия.
К несчастью, когда попадаешь наверх, опуститься снова вниз очень трудно, и даже если хочется снова опуститься и тебя тянет на какой-то веревке гуманности и милосердия, ты замечаешь, что средства наверху вовсе не имеют силы здесь, существует какая-то пропасть, разрыв между тем светом и этим мраком, и по пути все то, что мы хотим (или можем) спустить сверху, доходит сюда в уменьшенном, разбавленном, измененном, утяжеленном виде и в итоге теряется в огромных рытвинах нашего Механизма.
Слишком блестящи наши небеса, слишком далеки там в вышине,
Слишком хрупка их эфирная субстанция,
Слишком великолепная и неожиданная.
Их свет не смог здесь остаться;
Корни его были недостаточно прочны.
Шри Ауробиндо
Это и есть вечная история об Идеале и о "реальности" – идеал неизбежно осуществляется, поскольку он является несколько отдаленным будущим, но путь очень длинный, и правда часто проявляется как бы разрушенная, поруганная. Таким образом, надо укоротить путь, эту деформирующую передачу между "вершинами" и "долинами". Но может быть, вершина в итоге находится совсем не наверху. Вероятно, она повсюду, здесь, на нулевом уровне, но только прикрыта механизмом и последовательными слоями нашей эволюции, как алмаз в породе.
Если путь подъема является единственно возможным выходом, тогда ничего не остается, как выйти окончательно из всего этого всем скопом. И если действительно триумфом обезьяны является святой, то можно усомниться в том, что эволюция достигнет когда-либо своей счастливой или блаженной цели и что вся Земля будет святой – кроме тех, кто сопротивляется этой святости. Мы не верим, что эволюция имеет замыслом последнее моральное деление на избранных и проклятых. Эволюция не есть мораль; она и ее древо зреют таким образом, чтобы все его цветы распускались; эволюция не ограничена – она охватывает все в пышном изобилии; эволюция не опустошает Землю, иначе она никогда бы не началась здесь. Природа последовательна, она более мудра, чем наши ментальные связи, и даже более мудра, чем наши святости.
Но она очень медлительна – и в этом ее недостаток.
Итак, мы хотим укоротить путь. Мы хотим сжать эволюцию, сделать ее сконцентрированной, не нарушив ее принципов. И поскольку Природа включает все, мы будем следовать ее методике; и поскольку она не стремится убежать от самой себя, а заставляет плодоносить свое зерно, мы попытаемся тоже заставить плодоносить это зерно, заставить расцвести то, что уже есть внутри, вокруг и повсюду. Только нужно найти это зерно, так как есть много плохих зерен, и они тоже имеют свое очарование и несут свою пользу.
Таким образом, мы не пойдем искать свою вершину туда, вверх, мы пойдем вглубь, потому что, может быть, наш секрет уже здесь, в простой непреложной Правде, которая однажды бросит зерна в нашу добрую Землю. Тогда мы, вероятно, обнаружим, что то, что мы ищем, так близко, что нет никакого пути, пропасти расстояний, дефектов передачи, растворения власти в пространстве сознания; и что Правда здесь, непосредственная и всемогущая, в каждом атоме, в каждой клетке, в каждой секунде.
В итоге речь не идет о каком-то узконаправленном методе, который отбрасывает все препятствия, чтобы взобраться на духовные вершины, но речь идет о методе глобальном: это не крутой подъем, а спуск или, скорее, раскрытие Правды, которая содержится везде, вплоть до самых клеток нашего тела.
5. НОВОЕ СОЗНАНИЕ
Есть совершенно новый факт.
Он не имел места в прошлом, он появился всего несколько лет назад. Это начало нового существования Земли и, может быть, Вселенной, оно настолько же простое и трогательное, как должно было быть появление первой ментальной вибрации в мире больших обезьян.
Начало не есть нечто такое, что знает самое себя, что является чем-то чудодейственным или громогласным: это что-то очень простое и движущееся на ощупь, что-то хрупкое, как молодой росток; и совсем еще непонятно, что это такое, то ли последний порыв отшумевшего ветра, то ли какое-то новое веяние, почти то же самое, и однако, настолько другое, что мы на мгновение потрясены и не верим в это, находясь на пороге неожиданного чуда, как перед схваченной улыбкой, которая тут же растворяется, если смотришь на нее слишком долго.
Начало – это тысячи мелких признаков, которые приходят и уходят, которые касаются и убегают, неожиданно возникают неизвестно как и откуда, потому что ими управляет другой закон, который шутит и смеется, другая логика, и они снова возвращаются тогда, когда мы считаем их утраченными, и оставляют нас совершенно растерянными в тот самый момент, когда мы думаем, что ухватили их, и это потому, что здесь действует другой ритм и может быть, другой способ существования.
И однако, все эти мелкие признаки создают мало-помалу другую картину. Эти маленькие, много раз повторяющиеся мазки создают неизвестно что, которое вибрирует иначе, которое изменяет нас без нашего ведома, затрагивая струну, которая не знает своей ноты, но которая в итоге зазвучит, создавая другую музыку. Все похоже и все очень разное. Мы рождаемся, не замечая этого.
Мы не можем точно сказать, каким образом это действует, не более, чем древние обезьяны могли точно "сказать", что нужно делать, чтобы манипулировать мыслью. Но по меньшей мере мы сможем назвать кое-какие из этих мелких, смелых мазков, указать основное направление и следовать шаг за шагом вместе с нашим первооткрывателем нового мира, следуя за нитью открытия, которая кажется иногда непоследовательной, но в итоге создает полное сцепление. Мы не знаем эту страну, и может быть, можно сказать, что она формируется под нашими ногами, что она почти вырастает под нашим взглядом, как если бы заметить эту кривую, этот почти лукавый свет, значит, подбодрить его, подтолкнуть его к росту и начертить под нашими ногами этот пунктир, ту кривую, а потом – этот очаровательный холм, к которому устремляются с бьющимся сердцем.
Наш первооткрыватель нового мира прежде всего является наблюдателем, ничто от него не ускользает; ни одна из деталей, ни одна из самых ничтожно малых встреч, незаметных совпадений – чудо рождается капельками, как если бы секрет заключался в бесконечно малом. Это микроскопический наблюдатель.
И может быть, нет ни "великих", ни малых "вещей", а есть один и тот же верховный поток, каждая точка которого также полна наивысшим сознанием и смыслом, как и вся Вселенная, как если бы на самом деле тотальность цели была в каждой секунде.