Истина, невыразимая нежность вещей и каждой вещи, живое Сердце миллионов существ, которые не знают, не требуют нашей истинности, чтобы наделить нас своей истиной – и кто сможет стать более истинным, кто сможет стать чем-то более другим, чем он есть на самом деле? Мы можем терпеть боль и страдания в избытке, переполниться убожеством и еще раз убожеством, ошибками, которые украшают себя капельками света, знаниями, которые спотыкаются о свои рытвины, благами, которые являются стыдливой тенью нашего зла, свободой, которая замыкается на своем собственном спасении – мы можем страдать и страдать, и даже само наше страдание является тайным блаженством. Истина, легкая истина ускользает из наших мрачных или светлых силков, она убегает, убегает, она в дуновении ветра, в водопаде источника, она льется повсюду, потому что она – источник всего, она даже шелестит в глубине нашей лжи, подмигивает нам в нашем мраке и подсмеивается; она расставляет нам свои тайные ловушки, такие легкие и светлые, что мы их не видим; она подает нам тысячи знаков ежеминутно и повсеместно, но таких быстротечных, таких неожиданных, таких противоположных нашей манере видения, таких несерьезных, что мы проходим мимо. Мы ровным счетом ничего не понимаем; или мы лепим красивые этикетки, чтобы втянуть ее в свою магию. А она все так же смеется. Она играет в нашу магию, в наши страдания и геометрии, она играет в многоножку и в статистика, во все – она играет в то, во что мы хотим. Затем однажды мы ничего не захотим, ни нашего позолоченного убожества, ни плененного света, ни благ, ни зла, ни всей этой полихромии, где каждый цвет переходит в другой – надежда в безысходность, усилие в контрудар, небо в тюрьму, вершина в пропасть, любовь в ненависть, где каждая победа – это клочок, вырванный из нового поражения, как если бы каждый плюс тянул за собой свой минус, и все без конца двигалось туда-сюда, вперед, назад, вправо, влево, билось о стены той же самой тюрьмы, белой или черной, золоченой или менее золоченой; мы не хотим больше всего этого, мы являемся только криком необходимости воздуха, огня, этого бесполезного маленького пламени, которое идет с нами, с нашими горестями, которое движется и движется ночью и днем, в добре и в зле, вверху и внизу, повсюду.
И этот огонь становится нашей каплей добра посреди всеобщего зла, нашей драгоценной каплей сокровища посреди нищеты, нашим светом в хаосе, всем, что остается от тысячи жестов и проходящих огней, маленькое ничто, подобное всему, крохотная песенка великого страдания – у нас больше нет ничего доброго или злого, ничего высокого или низкого, ничего светлого или мрачного, никаких завтра и вчера. Все одинаково убого, в черном, в белом ли, но у нас есть этот маленький неизменный огонь, это "завтра" в нашем "сегодня", этот шепот нежности в глубинах боли, эта добродетель наших грехов, эта теплая капля бытия вверху и внизу, днем и ночью, в стыде и в радости, в одиночестве и в толпе, в одобрении и в разочаровании – разве все это не одно и то же? Он горит и горит. Это завтра, это вчера, это сейчас и всегда, это наша единственная песня бытия, наша маленькая огненная нотка, наш рост маленького пламени, наша свобода маленького пламени, наше знание маленького пламени, наша вершина маленького пламени в пустоте бытия, наша безмерность крошечного пламени, которое поет, неизвестно почему. Это наш спутник, наш друг, наша жена, наш движитель, наша родина – ЭТО ЕСТЬ. И оно прекрасно. И однажды, подняв голову, мы увидим, что пузыря больше нет. Есть огонь, тихо горящий повсюду, который все знает, все любит, все понимает; и это, как небо без прошлого: это так просто, что мы никогда и не думали об этом, это так спокойно, как будто в каждой капле океан, такой улыбающийся, такой ясный, что он проходит через нас, входит, скользит повсюду, играет то здесь, то там; это прозрачно, как воздух, это как ничто, меняющее все, и может быть, это и есть все.
Итак, мы в Гармонии нового мира. Этой Гармонии касались некоторые поэты и мудрецы, редкие музыканты слышали ее и пытались передать несколько нот этой поющей необъятности.
Она течет вверху на вершинах сознания, это постоянно движущийся ритм без взлетов и падений, в глубокой вечности, которая течет и течет, как радость, воспевающая саму себя, которая катит свою необъятную реку с извечными валами, которая несет гальки звезд и все эти земли и все эти моря, которая несет все в своем спокойном сверкающем, стремительном движении – невыразимый звук, в котором заключаются все звуки и все ноты, сплав музыки, один золотой взрыв, брызжущий из глубины времен, крик любви или крик радости, триумф в чистом виде, который одним взглядом видит все эти миры и все века и страдания ребенка на берегу этой голубой реки, и тепло рисовых полей, и смерть этого старца, всеобъемлющий покой листочка, который трепещет под южным ветром, и другое, бесконечно другое, которое всегда одно и то же, которое движется взад-вперед по великой реке, пересекает ее здесь и там, которое проходит, никогда не проходя, которое нарастает и идет туда, к великому золотому морю, откуда оно вышло, несомое маленьким ритмом от великого ритма, маленькой искоркой от великого золотого огня, который не умирает, маленькой постоянной нотой, которая проходит через все жизни, все смерти, все трудности и радости; невыразимое набухание голубого пространства, которое наполняет легкие каким-то вечным воздухом, создавая полное обновление; взрыв музыки повсюду, ничего кроме поющей голубизны – мощный победоносный поток, который увлекает нас навсегда, подхватив на свои крылья славы.
И все переполнено, Вселенная – чудо.
Но Земля, маленькая Земля вращается внизу, вращается в своих бедах и не знает, не видит ту радость, которая несет ее, и благодаря которой она существует, потому что кто бы мог существовать без этой радости, которая все держит, без этой памяти радости, которая постоянно присутствует и движется, находясь в сердце существ и вещей?
Я, Земля, имею более глубокую власть, чем небеса,
Моя одинокая боль превосходит эти розовые радости,
Она – мой красный горький посев семикратных экстазов,
Моя толща наполнена эхом моего далекого Голоса,
Наивысшее конечное, пылая, устремляется,
Чтобы коснуться наивысшего, неизвестного, бесконечного,
Вечность разбита на маленькие скоротечные жизни,
И Божество замуровано в камне и иле.
И ритм рассеялся, разложился, превратился в пыль, чтобы войти в сердце этого мира и стать величиной с многоножку или с маленький листочек, дрожащий на ветру, чтобы быть понятным для мозга и полюбиться прохожему. Мы извлекли из него умопомрачительную музыку, разноцветные картины, радости, горести – мы не может удержать весь его поток, не разложив его. Мы сделали из него уравнения, поэмы, архитектуру, мы захватили его в капканы наших машин, заключили в амулет или в мысль, поскольку мы не можем выносить давление его потока напрямую. И мы создали подвалы, ады, которые являются отсутствием этого ритма, нехваткой вечного воздуха, удушьем маленького человека, который верит только в свой труд, только в кнопки своих машин и в стены своего интеллекта. Мы разбили на квадраты, умножили, разложили, автоматизировали до бесконечности, и мы сами больше ничего в этом не видим, ничего не понимает, потому что мы утратили тот единственный маленький вдох великого дыхания, один маленький лучик великого Смысла, маленькую нотку, которая все любит, все понимает. И поскольку мы все закрыли вокруг себя, забаррикадировались в скорлупе, оделись в броню нашей думающей логики, снабженной касками и антеннами, мы сказали, что эта Гармония, этот Ритм не существует, что он далеко-далеко вверху, рай наших добродетелей, или что он – стрекотание наших маленьких антенн, грезы коллективного бессознательного, продукт развитого земляного червя, встреча двух влюбленных молекул – подобно дикарю былых времен, который кроил неизведанные земли, мы кроили пространство и время, заносили в иную географию еще не преодоленные Ганги и Эльдорадо, – прелестные броды этой маленькой реки.
Но эти Ганг и Эльдорадо здесь, и здесь же много других чудес, много других течений великого Потока, и все здесь, под нашими ногами, если мы откроем маленькую скорлупу и перестанем отсылать в небо или откладывать в долгий ящик то, что поет в каждой минуте и в каждой пылинке пространства.
Это Гармония нового мира, радость большого "Я", она здесь, она тотчас же будет здесь, если мы захотим. Достаточно только снять шоры. Достаточно истинного взгляда, простого взгляда на великий мир. Достаточно маленького огонька внутри, который сожжет все панцири, все трудности и все пузыри, ибо другой трудности, как быть заключенными там, не существует.
11. ПЕРЕМЕНА ВЛАСТИ
На самом деле Гармония нового мира не передается ни через возвышенную музыку, ни через радости экстаза – она намного более скромна и более деятельна или, может быть, следовало бы сказать, намного более требовательна.