И начинается демеханизация с таким же пылом, с каким начиналась механизация. Все горит, и не остается ничего, кроме этого чистого огня. Этот чистый огонь ничего не знает, ничего не видит, совсем ничего, даже мелких кусков тех фрагментов, которые он ранее так тщательно собирал. Этот огонь почти болезненный, он тянется, трудится, ищет, ушибается – он хочет правды, он хочет другого, как раньше он хотел миллионы предметов и тянулся, чтобы схватить их. И постепенно все поглощается огнем. Даже желание другого, даже надежда когда-нибудь сжать в объятиях и эту невозможную чистую правду, даже усилие исчезает, и все утекает сквозь пальцы.
Остается только одно чистое пламя. Пламя, которое не знает, не видит, но которое чувствует и существует. И это восхитительное чувство просто быть пламенем без предметов – оно есть, оно есть просто и в чистом виде. Можно даже сказать, ни в чем другом оно не нуждается. Внутрь его втекаешь, живешь внутри; это как любовь ни к чему и ко всему. А иногда погружаешься очень глубоко внутрь; тогда там, на краю этого спокойного огня – такого спокойного – есть нечто похожее на улыбку ребенка, что-то, что смотрит на мир своим прозрачным взглядом и затем, если не прилагать усилия понять, этот взгляд распыляется, течет в вещах, дышит в растениях, уходит в бесконечность, повсюду, улыбается в этом и в том, – все одновременно и немедленно. Нечего больше предпринимать, нечего хватать, нечего хотеть. Все здесь, абсолютно все здесь! Это здесь повсюду. Это взгляд без стены, видение, которое ничто не сковывает, знание, которое ничего не берет – все известно, все немедленно известно, и все это проходит насквозь, скользит, как угорь, легкое, как пыльца, свободное, как ветер, это улыбается повсюду, как если бы это было одно и то же везде. И вот это маленькое пламя начинает узнавать мир: новая география начинает обретать рельеф, свои краски, свои варианты. Это одна и та же вещь.
И, однако, каждая вещь как бы уникальна. Это тот же самый огонь, но в каждом он имеет особую интенсивность, специальную частоту, преобладающую вибрацию, свою музыку. Каждое существо имеет свою музыку. Каждая вещь имеет свой ритм, каждый миг имеет свой цвет, каждое событие свой такт, и все начинает соединяться. Все приобретает свой смысл, но это как бы общий смысл, где каждый самый незначительный исполнитель имеет свое незаменимое положение, свое единственное место, свою уникальную ноту и свой необходимый жест. И тогда перед нашими глазами начинает широко разворачиваться чудо.
Мир – это чудо, открытие на каждом шагу, открытие микроскопического, бесконечное путешествие в конечном. Мы находимся в другом сознании, мы ухватили огонь нового мира: "О, Огонь, ты вершина роста нашего существа и его наивысшего расширения, вся слава и вся красота заключается в твоем желанном цвете и в твоем совершенном видении. О, Ширь, ты полнота, которая влечет нас на край пути, ты многообразие богатств, рассыпанных повсюду".
8. ИЗМЕНЕНИЕ ВИДЕНИЯ.
В этом изменении видения нет ничего сенсационного, и оно не происходит мгновенно; оно открывается капля по капле, и только едва-едва можно заметить, что это новое зрение. Мы проходим рядом, не замечая, как может быть, пещерный человек проходил мимо золотого самородка, смотрел на него какое-то время, привлеченный блеском, а потом отводил взгляд, – зачем оно, это золото?
Нужно пройти сотни раз мимо той же самой незначительной точки, которая все же немного блестит и несет в себе я не знаю что, нечто особенное, прежде чем мы поймем, что золото есть золото – надо обнаружить его, открыть целый мир и найти то, что уже есть.
Трудность не в том, чтобы выявить таинственные скрытые секреты, а в том, чтобы обнаружить видимое и неожиданное золото среди банальностей – но на самом деле банальностей нет, есть только несознательность. Есть вековая привычка видеть мир исходя лишь из наших потребностей и по отношению к нам; как геолог в лесу видит лишь розовое дерево и только розовое дерево. Чтобы сделать это открытие, необходима некоторая доля "эксцентричности"; и в итоге замечаешь, что эта эксцентричность является первым шагом к более правильной центричности и ключом к совершенно другому миру отношений. Наш лес наводнен неизвестными породами, и все является открытием.
Нас ввело в заблуждение то, что можно назвать "традицией мостика". Нам всегда казалось, что привилегированными людьми были те, кто имел "видения"; тот, кто мог видеть в розовом, зеленом или голубом цвете серый пейзаж нашей повседневной жизни; видеть привидения, сверхъестественные явления – нечто вроде частного суперкино, которое можно бесплатно посмотреть в комнате, нажав на психическую кнопку.
Все это очень хорошо – нечего сказать, но опыт показывает, что подобное видение ничего не меняет: завтра миллионы людей, если на них снизойдет благодать, будут тоже наделены возможностью видения и будут крутить туда-сюда их маленький психический телевизор и, возможно, увидят богов, покрытых золотом (а может быть, и ад, больше соответствующий их сути), цветы, более великолепные, чем самая прекрасная роза (и несколько страшных змей), летающих существ с ореолами (но дьяволы очень хорошо имитируют ореолы, они более "заметны", чем боги, и они любят напыщенность), "пейзажи", "мечты", роскошные фрукты, хрустальные дома, но в итоге на сотый раз они одуреют так же, как и в начале, и жадно набросятся на повседневные новости.
Во всем этом сверхъестественном шуме чего-то не хватает. И на самом деле это что-то находится здесь. Если наше естество не станет более истинным, никакое сверхъестество не сможет ему помочь; если наш интерьер уродлив, никакой чудодейственный кристалл не прояснит наши дни, никакой фрукт не утолит нашу жажду. Рай нужно создавать на Земле, иначе его не будет нигде, ибо мы берем себя с собой везде, куда бы мы ни пошли, даже в смерть; и до тех пор, пока этот "глупый" момент не будет наполнен небом, никакая вечность не запылает звездой. Именно в теле и в повседневной жизни нужно изменяться, иначе никакое золото не заблестит ни здесь, ни в других мирах во веки веков.
Речь не идет о том, чтобы видеть все в розовом, зеленом или в золотом цвете, а речь идет о том, чтобы увидеть истину мира, которая намного более прекрасна, чем все раи, искусственные или нет.
Потому что Земля, эта маленькая Земля среди миллионов планет, является местом эксперимента, которое наивысшая Истина всех миров выбрала для воплощения в том, что кажется ее противоположностью, и в силу этой противоположности она превратится в абсолютный свет во мраке, в абсолютную ширь в малости, в бессмертие в смерти и в жизненную полноту в каждом атоме и в каждом мгновении. И нам необходимо сотрудничать.
Искатель земной истины встречает эту "противоположность" на каждом шагу. Это и есть ключ к новому видению. Он сталкивается с этой противоположностью в самом себе и в других, в разных обстоятельствах: ничто не "идет" так, как должно быть. Где же правда в этом хаосе, в этой путанице, в этой лжи? Конечно, она не здесь, и нужно биться, отбрасывать, очищать обстоятельства и стремиться к тому, что там, дальше, в завтра или послезавтра. И истина от нас ускользает, полностью – другие до нас уже исправляли обстоятельства – в Вавилоне, в Тибете, в Капилавасту – вот уже десять тысяч лет мы переходим от одной цивилизации к другой; и, несомненно, будет иллюзией верить, что наша цивилизация не исчезнет и что Европа со всеми ее научными или культурными ценностями навсегда останется центром мира. Потому что в действительности завтра или послезавтра – это НИКОГДА. Если истины нет в эту секунду, ее никогда не будет. Это самая простая математика в мире.
Истина совершенно естественна, и именно поэтому мы ее не замечаем. Более того, это единственная вещь в мире, которая естественна. Она была здесь с самого первого взрыва атомов, иначе откуда бы ей появиться, в какую дату Андромеды, или Краба, или нашей галактики, какой пророк ее принесет, какое чудо или открытие? Пророки приходят и уходят, открытия добавляются одно к другому, и сегодняшние чудеса становятся завтрашним археологическим слоем для жителей следующей эпохи. Мы еще не там, и все же мы всегда были там, посреди чуда. Только есть момент, когда открываешь глаза на чудо. И это единственный момент мира, Великий Момент всех веков и всех земель, потому что все едино, есть только одно тело и один взгляд для всех вселенных. Невозможно изменить ни одну точку мира, не изменив всего; невозможно открыть взгляд здесь, не открыв его там; невозможно коснуться Центра истины, не коснувшись всех центров, мгновенно и без расстояний, потому что существует только одна Правда и только один центр.
Значит ли это, что никто никогда не касался этой Истины? Конечно, ее касались – на высотах ментала, в моменты редких озарений, которые оставили следы здесь и там, на лице Будды в Индонезии, Афины в Парфеноне, в улыбке ангела Реймса, в некоторых чудесных Упанишадах, в некоторых благодатных словах, выплывающих как желанный и золоченый анахронизм, почти нереальный среди наших бетонных сооружений и цивилизованной дикости; ее касались в глубинах сердца, прошептали Святым Франциском или Шри Рамакришной; но воды текут, и мы все теперь знаем, что последнее слово остается за бомбой и триумфом последнего демократического героя, который вскоре присоединится к другим в той же тщетности усилий. Но этой Истины никогда не касались в материи, ее никогда не касались здесь; и она остается тем, чем всегда была – сверкающей мечтой в хаосе веков; и мир продолжает напрасно вращаться, добавляя открытия, которые ничего не открывают, и псевдознания, которые в конечном счете задушат нас.