Смешанный лес, который стоял передо мной, как бы туманом заволокся – стал непрозрачным. Потом силуэты деревьев растворились, и среди пелены перед глазами мелькали лишь черные пятна, раскиданные по стволам берез. Они были такие яркие, что становилось больно глазам! Я зажмурился, а когда смог открыть глаза, увидел себя сидящим посреди довольно большого поля среди леса на пригорке возле бревенчатого дома, крытого соломой, достаточно большого – три на шесть, не меньше. Спиной я по-прежнему чувствовал твердый ствол березы, на которую опирался, однако видеть ее не мог. Внизу протекал ручей. На другом его берегу, метрах в тридцати от меня, стояли четыре более мелких сруба, фасадами к ручью. Был солнечный летний день, ходили куры, в пруду, обнесенном дамбой, плавали гуси, корова мычала, на частоколе сушились крынки… Бегали детишки в холщовых рубашках. Но эта деревня не походила на сегодняшние. Полностью парализованный, как будто я вышел из тела – все видел, но не мог совершать действий и привлечь к себе внимание, – я молча наблюдал за маленькой тихой и спокойной жизнью деревушки. За прудом стояла мельница, и я видел, как вращается ее колесо…
Вдруг на дороге вдоль ручья со стороны леса показался рослый конь в бешеном аллюре. На нем, вцепившись в гриву и ловко удерживаясь без седла, скакал подросток… Что он кричал, влетев в село, я понять не мог. Отдельные слова и звуки были мне знакомы, но смысл уловить не получалось, – это было похоже на то, как способен современный русский человек понимать "западенца"!.. В деревушке началась паника: выскакивали женщины, хватая карапузов, игравших во дворе с соломенными куклами, закрывались на ставни окна, гнали скотину… И все, все стремились в лес, причем никто не видел на пути меня! Единственное, что удивляло: я не увидел ни одного мужчины: по деревне бегали старики, старухи, женщины и дети.
Мальчик-вестник вскочил на коня и помчался дальше по дороге. Из дома, который стоял особняком и был больше других, вышла осанистая молодая женщина, одетая побогаче других. Она оглянулась по сторонам и засеменила к погребу. Женщина прижимала к груди небольшую кубышку. Остановившись в пяти метрах от меня, на мгновение задумалась, вынула из ушей серьги-кольца, искусно сделанные из витой серебряной проволоки, бережно сложила их в кубышку, потом нырнула в погреб, прикрыв за собой дверь. Не было ее минуты 3–4, затем она выскочила, притворила дверь и побежала с остальными в сторону леса. В деревне осталось лишь несколько совсем дряхлых стариков…
Я снова увидел клубы пыли на дороге. Они быстро приближались – и вот уже в деревню ворвался отряд всадников. Это были явно государевы люди, потому что, за исключением одного-двух, все одеты в одинаковые кафтаны и сапоги. Грозно позвякивало оружие: на поясе у многих висели сабли, кривые ножи или булавы, у некоторых за спиной помещались колчаны с луками и стрелами… Выделялся главный в расшитом кафтане с позументами, даже сбруя коня его поблескивала богатым украшением. Спешились, стали заглядывать в каждый дом и погреб. Выволакивали оттуда оставшихся стариков и старух, требовали у них что-то или выспрашивали, били плетками, пинали и валяли по земле. Они явно кого-то искали. Я же из их речи мог уловить лишь корни каких-то слов и, в общем, сделал вывод, что они ищут мужчин из этой деревни…
Вскоре по крышам домов и погребов загулял красный петух, – и в несколько минут деревня превратилась в груду пепла.
Окончания я уже не видел, потому что среди пожарища стали проявляться черные мазки на березах – тот зрительный эффект, с которого у меня все и началось! – потом все покрылось дымкой, и вот уже передо мной снова встал лес. Я увидел себя сидящим, прислонившись к стволу той же толстой березы, посреди леса. Была глубокая ночь. После мучительного спазма тошноты потемнело в глазах, но я смог пошевелиться. Бросив свой лагерь, от дерева к дереву, валясь с ног и снова подымаясь, я стал выбираться из леса…
Когда выполз на дорогу, уже рассветало, хотя пройти мне надо было всего лишь километра полтора. Мне повезло: почти сразу я поймал дачника с буквой "У" на лобовом стекле, который специально пораньше выехал из Москвы, чтобы успеть до большого движения. Он довез меня до Семеновской больницы, где три дня мне делали промывание желудка, капельницы и прочие не очень-то приятные процедуры. Доктор сказал, что меня спасла выпитая водка: она в определенной степени нейтрализовала действие яда тех грибочков, которые я так неудачно принял за сыроежки.
В больнице меня постоянно посещали мысли о моем слишком уж ярком и правдоподобном видении. Мне по-любому надо было вернуться на пустошь S за всеми своими вещами, поэтому, как только угроза жизни миновала и меня выписали из больницы, я сразу же ломанулся на то место. К счастью, оно не особенно посещаемо из-за отдаленности от дорог, а мой лагерь был разбит грамотно – даже проходя совсем рядом, заметить его было сложно. Так что я нашел свои вещи брошенными так, как и оставил.
Первым делом я включил металлоискатель и, вспоминая свое видение, легко нашел места, где стояли все четыре дома. Сразу понял, что они погибли от огня, потому что ярко выражен был пожарный слой, а монеты, которые я там находил, соответствовали Смутному времени. Все это подтвердило мои догадки, поэтому я отправился к большой погребной яме на другой стороне ручья. Прибор дал хороший сигнал о том, что на глубине сантиметров 30–50 находится достаточно крупный объект из цветного металла. Пройдя пожарный слой, сантиметрах в 30 ниже я выкопал совершенно целую кубышечку. Очистив от земли и сняв остатки прикрывавших ее лохмотьев кожи, я увидел, что лежат в ней серебряные "чешуйки" времен Ивана Грозного, а сверху – две знакомые мне серебряные женские сережки из витой проволоки.
Тайна купеческой ротонды
Заходит как-то раз в кладоискательскую контору клиент. Мужчина под пятьдесят, по виду – работяга, не то чтобы прямо из деревни, но явно в Москве проездом. Разговорились мы с ним, долго беседовали о нашей доле кладоискательской. Выяснилось, что он не то что не профессионал, но даже толком кладоискательством и не занимался, а так – для отдельных раскопок брал иногда металлоискатель у друзей. Но вот сейчас захотел включиться в кладоискательскую деятельность самостоятельно и по полной программе. Поэтому и начал заранее консультироваться по оборудованию, выбору мест поиска, реставрации и реализации находок, какие-то юридические аспекты кладоискательства узнавать, где можно копать, где нельзя, а к весне собирается взять прибор и начать работать. Я, конечно, полюбопытствовал, что сподвигло его на эту деятельность? Он и рассказал, как в 70-х годах шабашил в Вятской губернии, строил для колхоза коровник, а жили они с бригадой таких же работяг у местной бабки. Одинокая старуха сдавала им горницу да еще кормила, да еще между делом самогончик гнала и втихаря продавала, им наливала и сама была пригубить не прочь. К столу подсаживалась и киряла с ними же. Они были рады: хоть кто-то разбавляет мужскую пьянку!..
И вот в одной из застолиц поведала им хозяйка историю, которую слышала от своей мамы. Та была в услужении у одного весьма именитого купца первой гильдии. Имелась у него большая флотилия на реке Вятке и других реках губернии, и трудилось на него немало народу, заготавливали древесину и пушнину, а потом он успешно всем этим торговал: сам в накладе не оставался и людям заработать давал.
Революция до Вятских земель докатилась не сразу: знали, что в Питере, в Москве бурлит – да ведь велика матушка-Россия, пока новая власть дойдет, тыщу раз ее суть поменяется!.. Так думали жители вятской деревушки, затерявшейся посреди глухих нехоженых лесов, где бродят медведи, лоси, волки, рыси… Да вышло не так! В одно утро – бац! – и пришла советская власть. Купец тот уже был старенький, а прямых наследников не имел. Но все равно поначалу-то сныкался, потому как стариком жизнь еще дороже, нежели молодым, ценится.
Шли дни, а советская власть в его деревеньке не думала рушиться – наоборот, укреплялась. Делать нечего, пришел купец к комиссару красному и примерно так сказал: "Стар я уже бегать да скрываться! Дайте мне спокойно на родине дожить и в могилку лечь, а я за то с вами чем есть поделюсь – все равно ж нет у меня наследников!" Обрадовался красный комиссар: "Построй нам клуб и школу – тогда мы тебе дадим спокойно дожить!" Согласился купец, отсчитал целковых – и за несколько месяцев деревня украсилась и клубом, и школой.