Сейчас у нас имеется удобная возможность более подробно рассмотреть, что же действительно означают термины контрсопротивление и контрперенос. На самом деле термин контрперенос охватывает практически весь предмет, в том смысле, что то, что мы называем контрсопротивлением, чаще всего служит проявлением негативного контрпереноса. Имеется, конечно, много случаев чистого контрсопротивления, когда противостояние или атака на Эго аналитика выступает в качестве стимула и провоцирует в нем устаревшие реакции бегства или контрнападения. Возможно, что не имеет какого-либо заметного практического значения, используем ли мы данные термины свободно или нет, но для иллюстрации одного из самых частых смешений можно вернуться к нашему приблизительному генетическому рассмотрению развития источников контрсопротивления. Если мы предположим, что анально-садистическая фаза была пережита, установилась стадия инфантильного генитального или фаллического главенства, а Эго перешло от в основном нарциссического основания к более организованному отношению с объектами, то трудности, которые, скорее всего, мы будем наблюдать, окажутся связанными с позитивными и негативными эдипальными отношениями и с разрешением или отказом от такой ситуации под давлением кастрационной тревоги.
Сейчас нам известен факт, что длительные сопровождаемые затруднениями фазы в анализе пациентов, которые мы для удобства называем "периодами сопротивлений", при ближайшем рассмотрении оказываются более чем простыми психическими защитами. На самом деле они являются повторяющимися ситуациями и характеризуются отношениями враждебности, обесценивания и скрытности. Тогда они называются негативными переносами. Когда мы начинаем разрешать такие негативные переносы, оказывается, что их разрешение сопровождается высвобождением тревоги и обнаружением свежих кастрационных представлений либо реактивацией уже знакомых кастрационных фантазий. Исходя из этого, мы можем заключить, что фаза сопротивления была, по сути, представлением и повторением той фазы, когда ребенок ожидал наказания за свои позитивные эдипальные желания. Сопротивление, однако, может быть разрешено не полностью либо, даже если и выглядит разрешенным, оно может вернуться после короткого промежутка, и нашим следующим шагом является признание того, что, будучи связанными с позитивной эдипальной ситуацией, такие фазы сопротивления или негативного переноса могут служить повторением инвертированной эдипальной ситуации. Пациент старается осознать свои бессознательные гомосексуальные тенденции через идиому аналитической враждебности. Мы часто замечаем, например, что сильная враждебность и обесценивание личности аналитика сопровождается внешне нелогичной чувствительностью к любой интерпретации, которая воспринимается как критика, т. е. как нападение. Более того, соответствующая интерпретация еще раз вызовет расцвет кастрационных образов. Данный второй фактор в сопротивлении переноса легче всего наблюдается мужчиной-аналитиком при анализе мужчины-пациента или женщиной-аналитиком при анализе женщины-пациентки, хотя, конечно же, повторения переноса не ограничиваются половой принадлежностью аналитика и повторение полного эдипова комплекса является важной частью любого анализа.
Применив данные находки к позиции аналитика, мы осознаем, что чувствительность к критике может представлять не только реакцию Эго на нападение, но и специфическую чувствительность на либидинозный смысл нападения – гетеросексуальный или гомосексуальный. Защиты аналитика будут обязательно подвергнуты болезненному испытанию, потому что в любом удовлетворительном анализе присутствует трансферентное обесценивание. Реакции такого рода не могут быть отброшены с ярлыком "нарциссизм", в реальности ситуация представляет собой негативный контрперенос на эдипалъном уровне. Однако для данного положения дел существует много остроумных рационализаций. Аналитик может ощущать (иногда и открыто признавать), что его на самом деле основное аналитическое затруднение – контрперенос в позитивном смысле, т. е. что он не может справиться со своей позитивной заинтересованностью в благополучии своих пациентов и хочет, чтобы они любили его. Я не раз слышал от одного международно известного аналитика после того, как его строго отчитывал пациент, что он не может понять, почему пациент не видел, что у него (аналитика) в сердце нет ничего, кроме интересов пациента. Это поразительно, но, тем не менее, правда. Дело в том, конечно, что аналитик чувствует себя во время негативных фаз пациентов неспокойно, и его стремление к позитивной атмосфере в анализе является в большей или меньшей степени признаком его потребности в утешении. Если он просто боится кастрации в смысле позитивной эдипальной вины, то дружелюбие пациента ободрит его; если же он бессознательно тоскует после инвертированной эдипальной ситуации, то враждебность пациента вызовет у него защиты. В самом деле, гомосексуальный контрперенос аналитика является намного более частым источником контрсопротивления, чем его гетеросексуальный контрперенос.
Отметив, таким образом, что контрсопротивления вызываются неразрешенной эдиповой ситуацией аналитика, мы можем логично перейти к изучению тех контрсопротивлений, которые вызываются обстоятельствами развития его собственного Супер-Эго. Начиная опять с позиции пациента, можно видеть, что для него аналитическая ситуация является драматической репрезентацией той инфантильной ситуации, которая существовала до интроецирования своих родителей. Родительское имаго вновь оказывается реальной внешней фигурой, и, хотя аналитик не ведет себя как его предшественники, оживление такой ситуации в процессе свободных ассоциаций облегчает пациенту реанимацию своих старых отношений. Поочередно он ведет себя вызывающе и подчиненно, он любит и ненавидит, требует признательности и ожидает враждебности. Старые компромиссы используются с пользой: находясь под гнетом собственного чувства вины, он поворачивается к родителю, нападая на него преимущественно по тем вопросам, которые у него как у ребенка вполне законно могли вызывать недовольство. Под внешним давлением пациент должен был отказываться – стадия за стадией – от оральных, анальных и теперь генитальных удовлетворений: при этом его наблюдения, усиленные богатством бессознательных фантазий и сексуальных теорий, говорили ему, что его инфантильная ситуация нигде не воспроизводилась более достоверно, чем самими родителями в их взаимоотношениях в родительской спальне, в ванной, в туалете и даже в столовой. Поэтому кажущееся лицемерным родительское удовлетворение представляет собой позорный столб, у которого пациент бичует свои собственные недостатки. В данном смысле он первый из нравственных реформаторов.
Но в анализе мы слышим относительно мало таких ранних наблюдений, теоретизирования, критики, тирад. С другой стороны, мы действительно видим при достижении фазы трансферентного повторения растущую склонность к любопытству в отношении жизни и мнений аналитика. Это означает попытку найти опору для переноса фантазий, но это не всегда является существенной частью процесса. Многие пациенты не останавливаются на предполагаемых оправданиях, но начинают ткать паутину фантазий относительно личной жизни аналитика, другие же, явно более сдержанные из-за отсутствия прямых свидетельств, после поощрения фантазировать производят очень похожий материал. Помимо других мотиваций (например, зависть, враждебность и т. д.), такие фантазии все более и более становятся перечислением предполагаемых недостатков. У негативистских пациентов это может вылиться в длительную тираду, когда аналитик подвергается упрекам и оскорблениям, выраженным такой интонацией, которая не оставляет сомнений в садистической ярости инфантильного Эго и Супер-Эго пациента.
Я уже высказал предположение, что это одна из самых тяжелых ситуаций для аналитика. Формирование его собственного Супер-Эго, даже если оно не сопровождалась таким крайним разделением садистических импульсов, как это выглядит в случае пациента, так или иначе следовало одинаковому паттерну развития. Теперь оно подвергается нападению с двух сторон. На него нападает пациент, выступая в роли садистического Супер-Эго в отношении его (аналитика) Эго. Одновременно с этим процесс раскрытия Ид пациента выступает в качестве стимула для собственных импульсов Ид аналитика. При воздействии со всех направлений – его Ид стимулируется, его Эго принижено и его Супер-Эго оскорблено – предлагается два варианта спонтанных действий: во-первых, защитить собственное Эго с помощью контрнападения и, во-вторых, мобилизовать более инфантильное Супер-Эго против Ид, Эго и Супер-Эго. Другими словами, если аналитик имеет чрезмерную чувствительность Эго и неразрешенные трудности в контролировании собственного Супер-Эго, то его мало успокоит понимание того, что пациент проецирует самокритику. Он подвергается нападению в самом слабом месте своей брони, и если он дрогнет или издаст малейший крик, то может быть уверен, что пациент будет безжалостно продолжать нападение до конца.