В завершение рассмотрения функциональных защит мы можем обратиться к механизму сублимации, который в сочетании с вторичным механизмом рационализации часто может покрывать достаточно активные защиты. Относительно сублимации достаточно сказать, что тогда как динамически она является формой десексуализации инстинкта, высвобождающей энергию, требуемую для поддержания постоянного процесса вытеснения и торможения относительно цели, а также высвобождающей энергию для нелибидинозных целей, ее клинические проявления зависят от процесса отклонения, который, в свою очередь, зависит от механизмов символической идентификации, смещения и замещения. Поэтому, когда мы исследуем сублимацию, обычно нетрудно увидеть, в какой из периодов детского развития было бессознательно инициировано такое отвлечение или образовались возможные обходные пути. Из факта, что при образовании невротических симптомов способствующим фактором часто является сбой в существующих сублимациях и что на их месте часто обнаруживается определенная активизация перверсных образований или фантазий, мы можем сделать заключение, что десексуализация редко бывает завершенной и что при общем процессе вытеснения, приводящем в конечном итоге к формированию симптомов, изначальные пробные либидинозные импульсы сублимации усиливаются за счет той либидинозной энергии, которая высвобождается при неудаче вытеснения. Сейчас аналитики обычно считают, что, поскольку сублимация представляет собой самую развитую форму модификации инстинктов и поскольку ее проявления a priori вряд ли усугубят бессознательный конфликт, – данным проявлениям в ходе анализа не требуется уделять большого внимания. По той же причине существует тенденция к пренебрежению системой культурных ценностей пациента, из которой тем или другим способом его Эго черпает собственное чувство превосходства, или при нарушении, неполноценности. И все же от нашего внимания не может укрыться тот факт, что в большом количестве анализов вопросы, затрагивающие культурное развитие пациента, выглядят сильно заряженными тревогой и что, например, культурная деятельность (работа, хобби, интересы и т. д.) пациента подкрепляется такого рода снобизмом, который предполагает слабость сублиматорного процесса. Мы должны сделать вывод, что его сублимации были изначально продиктованы или подверглись влиянию инфантильного конфликта или невроза. Большая доля страха пациента перед анализом выражается в тревоге, как бы терапевтический процесс не повредил или не разрушил его творческие способности. В определенных случаях это может приобретать почти параноидную форму. Обсессивный невротик, чувствительный к любому виду личного контакта, например, может быть убежден, что анализ уничтожил его культурные чувства и заставил заниматься извращенными фантазиями или действиями; он также может по-настоящему верить, что аналитик разрушил его Эго. Из этого с некоторой определенностью мы можем заключить, что его Эго стало символизировать его сексуальную силу и способность любить и что в более простых терминах сексуальной и любовной тревоги он не просто боится символической кастрации со стороны своего (родительского) аналитика, но и убежден, особенно если он обладает пассивной женственной конституцией, что уже действительно был кастрирован им.
Любая подобная тревожность в связи с сублиматорной деятельностью заслуживает внимательного аналитического рассмотрения. Известно, что пациенты, приходящие на консультацию из-за чувства неполноценности по поводу затруднений на работе, при исследовании обнаруживают параллельные сексуальные затруднения и ощущение неполноценности. Обычно нетрудно обнаружить динамическую и символическую взаимосвязь между работой и любовью. Также часто встречаются пациенты, ведущие себя в процессе анализа так, как если бы их умственные достоинства и социальные достижения должны подвергнуться осмотру невооруженным глазом. Такие пациенты, как впервые было отмечено Абрахамом, склонны быть чрезвычайно критичными к художественному вкусу, культурным характеристикам и социальной адаптации аналитика.
По поводу таких видов сопротивления нужно сказать, что, когда пациент прилагает много усилий для их поддержания, большая доля его сексуальной тревоги может ускользать от нашего внимания; кроме того, успешное их ослабление зависит от учета большого защитного значения рационализации. Рационализация, безусловно, является очень широким термином и может иметь много подвидов, но в целом от чистого вытеснения она отличается тем, что рационализация – покрывающий процесс, старающийся скрыть недостатки вытеснения, т. е. скрыть представления или действия, направленные на удовлетворение бессознательной потребности. Тем не менее, рационализации имеют в анализе особое значение, так как мы автоматически склонны отвергать их, если считаем, что сопутствующий аффект является непропорциональным, и – что еще более сомнительно – склонны принимать их за чистую монету, если полагаем, что реакция адекватна. Данная проблема имеет огромное значение при анализе невроза переноса, и впоследствии мы рассмотрим ее более подробно. Продолжая функциональный анализ так называемых культурных сопротивлений (в отдельных случаях – профессиональных сопротивлений), мы обнаруживаем, что за дымовой завесой рационализации наличествует система "дефектной" сублимации, подразумевая под этим термином сублимацию, которой постоянно угрожает появление и канализация по сублиматорному каналу вытесненных импульсов. Данная инфильтрация сублиматорного процесса со стороны возбуждений Ид, происходящая в периоды усиления сопротивления в ходе анализа (фазы утраты интереса к хобби или сосредоточенности на работе), как отмечалось, может приводить к усилению симптомов, которые затем используются в качестве причин снижения интереса или ухудшения работоспособности. Тревожный истерик, например, объясняет, что не может читать или ходить на работу, потому что, к сожалению, у него усилились симптомы глазной болезни или он не может сосредоточивать свое внимание. Мы видим, короче говоря, что любая форма модификации инстинкта может быть использована с целью защиты, что Эго постоянно занимается поддержанием равновесия между защитой и контрнападением, между ограничением Эго и нападением на родительские Имаго и что в анализе такие механизмы могут быть мобилизованы в целях непосредственного сопротивления.
Все это естественным образом приводит нас к третьему подходу к проблемам сопротивления, а именно: к рассмотрению сопротивлений переноса. Несомненно, что многие функциональные сопротивления, описанные выше, могут быть названы также сопротивлениями переноса в той мере, в которой работа любого конкретного механизма выражается через реакции пациента на аналитика или через воображаемые реакции аналитика на пациента. Не стоит ли нам в таком случае объединить сопротивления переноса под термином функционального сопротивления? Ответ – конечно, это было бы совершенно законным. Слишком часто мы не можем признаться, что выделение отдельных групп сопротивлений во многом является вопросом клинического удобства. Всегда существует пересечение различных метапсихологических подходов. Даже при этом было бы оправданным выделить реакции переноса в качестве особо важной и информативной разновидности смещения или замещения бессознательных объектов. Малое переживание проявлений переноса демонстрирует, однако, не только то, что смещение гораздо более сильное, чем обычно, но что оно охватывает целые фазы опыта, что оно включает, помимо инстинктивных дериватов и характерологических механизмов, поступательное движение более ранних образований Эго и Супер-Эго. В действительности сопротивления переноса также представляют собой узкоспециальный вид защиты Эго, когда осуществляется попытка избежать осознания конфликта путем проигрывания его в текущей обстановке, а именно в аналитической ситуации и в виде непосредственных реакций на аналитика. Более того, это представляет собой попытку достичь, как говорится, на ходу, реальной либидинозной выгоды. То, что подобные переносы могут выступать в качестве сопротивления, более наглядно проявляется, безусловно, в случаях негативного переноса, когда враждебность к родителю своего пола (в случае позитивного эдипального соперничества) либо к родителю противоположного пола (в случае негативного эдипального соперничества) переносится на аналитика вне зависимости от его пола. В таких случаях нетрудно увидеть, что даже самая активная озабоченность предполагаемыми текущими реакциями на аналитика или с его стороны символизирует идеи активной или пассивной кастрации. Но сначала труднее осознать, что после определенной стадии в анализе, чем более позитивным является перенос, берущий начало в эдиповом комплексе, тем более эффективными бывают сопротивления, не только когда они скрывают, как часто бывает, негативные реакции, но когда они представляют попытку заместить инфантильную систему ситуацией настоящего времени. В последнем случае это ведет либо к застою анализа, либо, если инфантильный конфликт не был уже ослаблен, к усилению симптомов.