Кристи смотрела на залитый лунным светом пейзаж и думала о том, что когда-то здесь жили и умирали люди, не знавшие ничего, кроме солнца, неба и земли. Ее философские раздумья не вязались с веселым, оживленным разговором спутников.
— …вещи из могилы в Спрингервилле, — слышала Кристи краем уха, — на этот раз очень необычные.
— Бирюза?
— Целая куча бирюзы.
— И что?
— В пещере оказалось семь скелетов, сплошь в украшениях из бирюзы.
Кто-то восторженно присвистнул.
— Скелеты были полные?
— Не хватало лишь нескольких костей пальцев ног. Впрочем, я думаю, они найдутся. Даже волосы немного сохранились.
— Скелеты мужские или женские?
— Женские.
— Черт побери, почему меня там не было! У меня горит заказ на женские кости. Никто не платит дороже, чем я.
— Они не для продажи.
— Ерунда! Все на свете продается. Вспомни горшки из захоронения в Мак-Элмо, которые всплыли в прошлом году на рынке. Мы с тобой оба знаем, где их видели в последний раз.
— Да, и мы знаем, где они сейчас. Эти чертовы японцы взвинчивают цены до потолка.
— Немцы еще хуже. Они скупают все, что связано с анасазями, даже черепки, которые гроша ломаного не стоят. Честно говоря…
— Шелби, ради Бога! Ты можешь хотя бы пять минут не говорить о своих скелетах и жадных иностранцах?
Послышался приглушенный женский смех, но тема разговора не переменилась: частная выставка в Седоне — горшки, амулеты и череп ребенка с украшениями из бирюзы.
Кристи смотрела на залитое лунным светом плато и мысленно благодарила Бога за то, что сама она никогда не была одержима страстью к коллекционированию. Единственной драгоценностью, которую она хотела иметь, было бабушкино ожерелье.
«Я получу его, — думала она, — и к черту Джо-Джо с ее играми. Ожерелье мое».
Разговор перешел к ценам на землю в Таллуриде, Аспене, Санта-Фе и Таосе.
Кристи начинало казаться, что на Западе живут одни перекупщики разных родов — те, кто скупает произведения искусства, и те, кто скупает имения.
Она вспомнила юного ковбоя, согнанного со своей земли в Ксанаду и вынужденного вернуться туда снова, но уже в качестве охранника. Питер Хаттон со своими миллионами нарушил привычное течение жизни в этих местах.
Пытаясь не слушать своих шумных спутников, Кристи глядела на проплывающие мимо пейзажи, преобразившиеся под лунным светом в волшебные картины.
Наконец автобус остановился. На танцплощадке, которую строили днем, уже танцевали около тридцати пар. Еще около сотни людей окружали столы, ломившиеся от еды, вина и пива.
Там, где когда-то было пастбище, стояли небольшие самолеты. Еще несколько самолетов кружило в воздухе, ища, где бы приземлиться. «Да, серьезные гости у Питера Хаттона», — думала Кристи.
На мгновение в дверях небольшого флигеля появился сам Питер Хаттон, потом снова исчез. Флигель, из которого только что выглядывал Питер, являл собой большую грим-уборную. Гримеры и костюмеры заканчивали туалеты манекенщиц. Джо-Джо здесь не было. Осветители что-то обсуждали с ведущим шоу — актером нью-йоркского театра, специально приехавшим всего на один вечер.
Кристи наконец увидела платья из новой коллекции Хаттона. Рисунки на тканях напоминали узоры, нанесенные на горшки и вазы, выставленные у Хаттона. В украшениях из бирюзы, перламутра и черного янтаря угадывались мотивы знаменитой черепахи. Было одно белое платье с рисунком в виде странного горбатого человечка с флейтой. Оно смотрелось совершенно фантастически.
— Рад, что пришла. С тобой здесь будет просто класс.
— Спасибо.
— Я показал бы тебе здесь все, но…
— Ничего страшного. Ответь лишь на один вопрос.
Хаттон внимательно посмотрел на нее:
— Конечно, крошка.
— Ты знаешь человека по имени Эрон Кейн?
Глаза Хаттона сузились.
— Этого придурка? Зачем он тебе? Я слышал, что он в больнице.
— Он сейчас в Ремингтоне.
Лицо Хаттона передернулось, но он сдержался.