Жизнь продолжалась. Верочка ходила в детский сад, и там ей очень нравилось. У нее появилась подружка. Верочка старалась в детском саду, старалась и дома. Ей, как и многим детям, нравилось делать то, что у нее получается. А у нее все получалось! Ей действительно повезло с воспитательницей. Та полюбила Верочку, приняла ее и жалела. Она давала Верочке задания по силам, и девочка, чувствуя ответную симпатию и не опасаясь подвоха, старательно делала все, что от нее требовалось.
Андрей с Любой переживали - группа в детском саду была выпускная, летом Верочке исполнялось семь лет, и по всему выходило, что в сентябре ей нужно идти в школу, в первый класс. "Ей бы еще годик в детский сад походить, - переживал Андрей, - не готова она еще к школе". Готовность ребенка к школе - вещь загадочная. Не поддается измерению. Бывает, что ребенок и читает бегло, и стихи бойко декламирует, и считает до ста - и родители, не испытывая ни малейших сомнений, отдают шестилетку в школу, гордясь успехами и "ранним развитием". А ребеночек как-то вдруг сникает, и радость жизни вдруг пропадает у маленького человечка. "Рано ему в школу, рано", - сердобольно вздыхает бабушка, да кто ее слушает, бабушку-то?
Андрей понимал, что Верочке в школу - рано. И воспитательница, которая так Верочку полюбила, понимала, что - рано. Не в "развитии" дело, не в здоровье и не в знаниях. Просто кто-то раньше готов к "новым рубежам", а кому-то нужно еще немножко побыть "просто ребенком". К сожалению, в детском саду Верочку оставить никак не получалось. "Если бы ей семь лет исполнялось не в августе, а хотя бы в сентябре, - сетовала воспитательница, - может, как-то проскочили бы, шестилетку еще можно в садике оставить. Но ведь - семь лет! Никто и разговаривать не станет, нельзя".
Можно было, конечно, забрав Верочку из детского сада, просто оставить ее дома. Взвесив все плюсы и минусы этого варианта, от него отказались. Верочке нужны были и регулярные занятия, и общение со сверстниками, и помощь специалистов. Оставлять ее просто дома на целый год было не очень хорошим решением. "В конце концов, если ей совсем трудно в школе будет - заберем", - решили Люба с Андреем.
"Собеседование" по приему в школу Верочка прошла легко. Правда, Андрею попеняли, что ребенок "плохо читает". "А она и не должна уметь читать, - выразил Андрей свою точку зрения, - чему вы ее тогда в школе учить собираетесь, если она уже должна уметь читать?" Впрочем, зачисление Верочки в первый класс затруднений вызвать в любом случае не могло. Как воспитанница детского дома, она имела преимущественное право на обучение в любых государственных учреждениях.
Летом Верочка с Любой уехали в дом отдыха на море, по путевке от детского дома. А первого сентября Верочка пошла в школу. Сбылась давняя мечта Андрея и Любы. Они вели за руку свою дочку - первоклассницу. Все было так, как и должно было быть. Огромные белые банты, и новый яркий рюкзачок, и лакированные туфельки. Большой-большой букет, за которым первоклассница прятала смущенную улыбку.
В школе дела пошли совсем неплохо. "Везет нам, - говорил Андрей, - в детском саду воспитательница какая хорошая была, а теперь учительница - тоже замечательная. Верочку любит". Впрочем, проблемы были. Сказывались пробелы в знаниях, и Верочка иногда просто не понимала, о чем говорит учительница, - не схватывала новые слова, не слышала вопроса. Учительница ее не ругала, а незнакомые слова старалась объяснить потом, после урока, чтобы не смущать при всех. Была еще проблема - Верочка не могла высидеть целый урок подряд. Она вертелась за партой, книжки и тетрадки с грохотом падали на пол, Верочка спускалась под парту, чтобы их достать, да так там и оставалась. Учительница сама предложила Верочке вставать и немного походить, когда сидеть становится совсем невмоготу.
Потихоньку прошла осень. Семья Любы и Андрея по-прежнему жила в красном уголке общежития. Впрочем, огромная комната приобрела совсем жилой и уютный вид. На кроватях лежали пестрые покрывала, на стеллаже стояли расписные домашние чашки, а на окна Люба повесила красивые занавески. К братьям часто приходили друзья, к Лене - подружки. Похоже, молодым людям даже нравилось это временное обиталище, в котором можно было подолгу сидеть и пить чай, и никто тебя не спрашивал ни зачем ты пришел, ни скоро ли уйдешь. Если гости засиживались допоздна, Люба с Верочкой уходили в маленькую "спаленку" за перегородкой. Андрей оставался с молодежью, поддерживая беседу и подливая чай.
Наступила зима. Из больших светлых окон дуло. Батареи еле-еле грели. По всему общежитию включали электрические обогреватели. Старая сеть не выдерживала, пробки вылетали, и становилось не только холодно, но и темно. Еду в общей кухне оставлять было нельзя, и, чтобы сварить суп, Люба должна была два, а то и три часа следить за своей кастрюлей. Верочка в это время бегала по этажам общежития, и Люба строго-настрого запретила ей заходить в чужие комнаты. Девочка уходила к вахтерше, и та с удовольствием с ней болтала, только вот из входной двери то и дело врывались клубы ледяного воздуха, и сопли у ребенка всю зиму не проходили.
Семье старались помочь. От разных инстанций и организаций шли запросы в другие инстанции и организации. Об их беде писали в газетах. А однажды представилась замечательная возможность - Андрея пригласили на один из центральных каналов телевидения в популярную программу рассказать о том, что у них случилось, и попросить помощи. Надо - рассказали. И о том, что дом сгорел. И что трое детей-сирот, находящихся на попечительстве Андрея и Любы, лишились своего единственного жилья. И о том, что вся семья, включая шестилетнего ребенка, вынуждена ютиться в общежитии.
Выступление на телевидении неожиданно оказало эффект. В продуваемый всеми ветрами красный уголок пришла проверка. Да не какая-нибудь, а прокурорская. Сотрудница прокуратуры осмотрела все досконально. И саму комнату, и неказистые общественные "удобства".
Все было учтено - и холод, и перебои с электричеством, и прочие неприятности. Отвечая на строгие вопросы и пытаясь задать свои, Андрей с Любой вдруг поняли, что "проверка" пришла вовсе не для того, чтобы помочь им решить их проблемы.
Ни сами они, ни старшие дети, которые, собственно, пострадали в этой истории больше всего, никого особо не интересовали. "Проверка" касалась только Верочки как патронатного ребенка. Вывод номер один был ожидаемым и понятным - "условия для жизни ребенка не подходят". Вывод номер два ошеломлял - этого самого ребенка нужно изъять из "неподходящих условий" и поместить в детский дом, где "условия проживания будут больше соответствовать его потребностям".
А тут кстати путевка подвернулась. Детский дом предложил отправить ребенка в санаторий, для поправления здоровья. Хорошая такая путевка - в санаторий можно было отправиться вместе с мамой Любой. Школа в санатории была, и смена длилась не каких-нибудь три недели, а почти два месяца. Необходимость срочного отбытия ребенка в иной климат подтверждалась многочисленными диагнозами, которых в Верочкиной медицинской карте было предостаточно. Воистину - нет худа без добра… Вот и уехали Верочка с Любой в санаторий на одну смену, а потом и на вторую. На работе Любе пошли навстречу.
Нету ребенка - нету проблемы. Вопрос о Верочкином перемещении "в хорошие условия детского дома" был отложен на неопределенный срок. Весной Люба с Верой вернулись отдохнувшие и соскучившиеся. Дома все было по-прежнему - большая общежитская комната и никаких "перспектив". Андрей за это время успел обратиться во все возможные инстанции и попросил помощи у всех, у кого только смог. Никаких попыток "изъять" ребенка из семьи вроде не предпринималось, но вся эта история могла вспыхнуть с новой силой в любой момент. Нужно было что-то решать.
Андрей, Люба, Аня и Кирилл собрались на "семейный совет". Сначала обсуждали, что делать, если за Верочкой "придут".
- Вы ее не отдавайте, - сказала Аня.
- Как же я ее не отдам? - сокрушался Андрей. - Они ведь имеют право…
При всем своем умении бороться за права детей, Андрей был человеком законопослушным, и мысль о сопротивлении властям явно не грела его душу.
- Ну, например, к нам Верочку отвезите, - предложила Аня.
Андрей загрустил. Отвозить Верочку к Ане "на всякий случай" ему явно не хотелось. Неизвестно ведь, придут забирать ребенка или не придут. И если придут, то когда? Может, через месяц спохватятся. Что ж, им все это время жить в разлуке с Верочкой? Ну а уж если появятся "ответственные лица" на пороге его жилья - как тут взять да и увезти ребенка? Прямо из-под носа? Аня поняла, что не имеет права подбивать Андрея на такой риск и прочие действия, правомерность которых была спорной. Аня подумала и предложила еще один вариант:
- Давайте сделаем так. Вряд ли к вам сразу придут забирать ребенка. Скорее всего, позвонят сначала, поспрашивают, встречу назначат. Вот тут-то вы мне и дайте знать, а я подъеду. Что-то мы давно с Верочкой гулять не ходили, а я ведь ее крестная мама.
- И что дальше? - спросил Андрей. - Ну погуляете вы с ней. Потом назад придете.
- Да я такая крестная мама, без башни совсем, вот пошла с ребенком погулять, да и пришло мне в голову, что хорошо бы Веруне к нам заехать, пирогов поесть, и куклу я ей купила новую… Что тут такого, забрала глупая женщина крестницу на пару дней погостить?
- А что я им скажу? Они придут, а ребенка нету?
- Так и скажете - пришла крестная мама неожиданно, ребенок соскучился, пошли погулять, и вот нету их. Короче, валите все на меня.
Андрею все это не нравилось. Ане тоже все это не нравилось. Но она понимала, чем может закончиться изъятие Верочки из семьи. Долго и терпеливо объясняла она Андрею и Любе, почему готова идти на все эти "фокусы":