По мере того как терапия продолжалась и Густав подходил ближе к невыносимому аффекту травматического переживания, в его снах он сам стал этим 12-летним мальчиком. Приведем пример такого сновидения:
Мне около 12 лет. Сумасшедший доктор вталкивает меня в подвал через дверной проем и бросает мне вслед ручную гранату. Позаботившись обо мне таким образом, безо всяких эмоций и волнения он уходит в другую часть здания, где он обычно проводит свой досуг. Однако я, укрывшись за дверью, ведущей в подвал, остаюсь невредимым и пытаюсь выбраться наружу. Я чуть было не застрял в узком пространстве; едва приоткрытой стальной двери, но мне удается выскользнуть. Я бегу на север по дороге, идущей вдоль пляжа. Я понимаю, как легко мог бы доктор, обнаружив мое исчезновение… догнать меня на своей машине, объявить меня своим сумасшедшим пациентом, поэтому я должен быть очень осторожен и направлять свой путь туда, где его появление маловероятно.
Травма
Вскоре после того, как Густаву приснился этот сон, нам удалось собрать из разрозненных фрагментов целостную картину его травматического переживания. Как я и предполагал, оно было связано с физическим насилием со стороны отца; мать также играла в этом определенную роль. И в этот раз ключ к разгадке мы получили через сновидение:
Меня будит мать, которая говорит мне что-то, что ужасно сильно меня обижает. Едва проснувшись, совсем сонный, я начинаю кричать на нее, но она просто уходит прочь. Я все еще продолжаю кричать… "Как я смогу кем-то стать, как я буду жить?" Последовав за ней, я вхожу в другую комнату, где на кровати лежит какая-то огромная, бесформенная масса, чем-то смутно напоминающая мою мамочку.
В то время как он размышлял об этом сновидении, в его голове будто бы вскрылся нарыв и он вдруг вспомнил, что, когда ему было 12 лет, он случайно увидел в ванной комнате мать, которая сделала себе аборт, сидя на унитазе. Он вспомнил, что за месяц до этого события она сообщила ему, что ждет ребенка, и он был очень взволнован, воображая себе брата или сестру, чье появление означало бы конец его бездонному одиночеству. И вот он увидел, как она делает нечто ужасное по отношению к самой себе, ее руки были в крови. Она крикнула ему, чтобы он убирался. Смущенный и охваченный стыдом, он умолял ее вынуть спицу из своего тела. Мать же кричала, что не хочет этого ребенка, когда же ее истерический приступ достиг высшей точки и Густав выскочил из ванной, хлопнув дверью, он услышал ее крик, что она сделала бы то же самое и с ним, если бы только смогла.
В эту ночь, после того как мать увезли в больницу, а он рыдал в своей комнате, к нему зашел отец и приказал ему замолчать. Между ними завязался разговор. Густав узнал, что его отец тоже не хотел появления этого ребенка, что он вообще ненавидит маленьких детей, что он ненавидит плачущих детей вроде Густава и что он не желал рождения Густава. После этого его лицо налилось, как обычно, кровью от овладевшей им ярости, в его глазах застыла ненависть, он начал крутить ухо мальчика, Густав закричал… и это было все, что он запомнил, следующие воспоминания были связаны с тем, что происходило после его возвращения из психиатрической больницы.
Густав почувствовал огромное облегчение, после того как он отреагировал глубоко подавленные чувства ярости и печали, связанные с этим диссоциированным воспоминанием. Его депрессия, кажется, исчезла, и он даже думал о завершении терапии. Однако, как только мы начали подводить итоги нашей работы, готовясь почить на лаврах, в сновидениях Густава началась "проработка" другой, более ранней травмы. Теперь героем его новых сновидений стал 6-летний мальчик, как в сновидении, приведенном ниже:
Я еду в машине, которую ведет террорист/похититель. Я сижу на заднем сидении. Вместе со мной в машине находится мой сын, которому в этом сновидении 5–6 лет. Террорист хочет взять нас в заложники, однако я оказываю ему сопротивление и выпрыгиваю из машины. Мой сын остается внутри. Я прошу и умоляю террориста отпустить моего сына, однако тот объезжает вокруг меня на машине пару раз, я вынужден стоять и беспомощно наблюдать за ним.
Здесь мы имеем другой случай репрезентации детской части я пациента, которую контролирует тираническая фигура Защитника/Преследователя. (На самом деле к тому времени сын Густава был уже взрослым человеком, поэтому мы сошлись во мнении, что этот 5-летний "сын из сновидения" представляет аспект личности самого Густава.) По мере того как мы, постоянно пересматривая его воспоминания, приближались к его раннему переживанию, Густаву стали сниться сны, подобные приведенному ниже, которые как бы заверяли нас в том, что мы находимся на верном пути:
Сына (которому примерно 5 или 6 лет) владельца фабрики (обозначенного во сне как некое незримое присутствие, а не в виде конкретного образа) находят на улице, лежащим на земле под толстым слоем снега, он провел в таком положении много времени. Мы выкапываем его из сугроба и спрашиваем его о его чувствах, предполагая, что он, должно быть, сердит, разочарован и даже, может быть, в ярости от выпавшей на его долю участи: так долго оставаться забытым на улице. Мы думаем, что его отец, видимо, не слишком уж сильно переживал о его пропаже и легко отказался от продолжения поисков, если он вообще заметил его отсутствие и предпринял хотя бы какие-то шаги для того, чтобы разыскать его. Однако мальчик слишком слаб и напуган, чтобы испытывать сильные чувства. Он сильно заикается, поэтому ему очень трудно говорить, я полагаю, что его заикание, видимо, вызвано с серьезным повреждением мозга, причиной которого стал недостаток кислорода из-за долгого пребывания под слоем снега.
Этот сон помог нам подойти ближе к его детским переживаниям отвержения со стороны отца (в то время как он тосковал по матери). Это, в свою очередь, вызвало из забвения любовь, которую Густав поначалу испытывал к своему дяде-мяснику, а также то, что его ужас перед этим человеком был вызван не видом его окровавленного мясницкого фартука, а событием, которое произошло вскоре после того, как Густав переехал в этот деревенский дом. Однажды поздно ночью его дядя вошел в его спальню… Детали этого события проступили в финальном сновидении этой серии:
Кажется, это сновидение начинается с того, что на шее ребенка сомкнулись руки взрослого мужчины. Мне около 6 лет и я живу в небольшом городке в сельской местности. В мир пришло какое-то невидимое облако, которое поглощает людей. Время от времени это облако, встречая кого-то на своем пути, обычно мужчину, обволакивает его ноги и человек начинает растворяться в этом невидимом облаке.
Я еду в город на поезде. Я рад, что мне удалось убежать из района, в котором это облако охотится на людей, но я беспокоюсь о том, что оно последует за мной в город и начнет пожирать людей там. Потом я оказываюсь на главном железнодорожном вокзале, там я вдруг ощущаю холод и как будто покалывания на коже от мороза, я понимаю, что облако рядом, и я вот-вот попаду в него. Я пытаюсь отступить, но оно преследует меня. Я двигаюсь по направлению к другим людям в надежде, что оно зацепится за кого-то другого и отступит от меня, но облако не отстает. Жестами я прошу рабочих, чтобы они дотронулись до меня. Один из них подходит и прикасается к моему пенису, вслед за ним другой рабочий делает то же самое, они смеются надо мной. Они продолжают трогать меня. Их прикосновения отгоняют ощущения, вызванные близостью облака, однако некоторые из этих ощущений все же остаются. Низ живота и половые органы сковывает холод, как будто бы на них наложено колдовское заклятье или в них вселился бес.
На этой сессии Густав вспомнил, что произошло потом в его комнате: дядя лег на него и стал трогать его пенис. Густав сопротивлялся, но дядя для того, чтобы заглушить его крики, сдавил его горло руками, сильно испугав Густава.
Здесь мы должны прервать изложение истории Густава. Нет ничего удивительного в том, что сопровождаемые чувствами деперсонализации и дереализации, раскрытие и отреагирование травмы, которую он пережил в 6-летнем возрасте привело нас к более ранним травматическим ситуациям, произошедшим с ним в 2– и 3-летнем возрасте. Густав и я с изумлением следовали за сновидениями, которые последовательно, шаг за шагом подводили нас к раскрытию тех деталей жизненных ситуаций Густава, среди которых таился его диссоциированный аффект. Однако эта работы была возможна при условии, что в отношениях переноса Густав чувствовал себя в достаточной степени безопасно. В течение этого процесса он становился чрезвычайно "обидчивым" и наша работа его раздражала, временами им овладевало убеждение, что все это копание в прошлом – лишь пустая трата времени! Это сопротивление было похоже на смену обличий, которую привносила в процесс терапии фигура Хранителя системы самосохранения (шута/дьявола, водителя автобуса, сумасшедшего доктора, террориста/похитителя, владельца фабрики, облака). Очень медленно и крайне неохотно эти фигуры ослабляли свой контроль над "ребенком" из сновидений, благодаря чему мы постепенно приближались к раскрытию аффекта, связанного с травмой.