Феномен поведения изначально стал выкристаллизовываться в концептуальной схеме "организм – среда", однако в дальнейшем возникла необходимость избавить от нее феномен поведения как от своеобразного "пережитка роста" теории. Оба этих шага уже вполне отчетливо просматриваются в работах И.М. Сеченова, И.П. Павлова, А.А. Ухтомского и Л.С. Выготского, поскольку первый рассматривал в роли инициатора рефлекса не механический толчок (собственно раздражение нервного окончания), а чувствование – сигнал, различающий события во внешней среде ("возбуждение чувствующей поверхности"); а И.П. Павлов и Л.С. Выготский вообще сместили акценты с оценки непосредственно внешнего воздействия на феномены "стимула" и "знака", то есть они, так или иначе, отдавали себе отчет в том, что психическое не контактирует с "внешним" как таковым, но лишь с психически опосредованным внешним, то есть с собственно психическим, то есть уже с поведением. Добавим также, что и одной из основных функций доминанты, этого лейтмотива деятельности организма, А.А. Ухтомский считал преобразование "физической" среды в среду "физиологическую": именно посредством доминанты, то есть поведенческой активности, организм, "усваивая" раздражитель, навязывает ему роль посредника в своих взаимоотношениях со средой.
Иными словами, поведение здесь как бы замыкается на самом себе: "внешнее" становится "внутренним" не простым переходом или формальным изменением статуса, но всегда качественно измененным; при этом только в таком своем – измененном – качестве, став психическим, это "внешнее" и доступно психическому. Данное, может быть, несколько сложное и парадоксальное положение, будучи вместе с тем единственно методологически верным, позволяет, во-первых, констатировать уровневый переход от "воздействующего" к "действующему" (это разрешает имеющиеся методологические трудности); а во-вторых, рассматривать поведение как целостную систему, где "входящие" и "исходящие" элементы относятся к одному содержательному континууму.
"Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, – писал И.М. Сеченов, – невозможен. Поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него. Так как без последней существование организма невозможно, то споры о том, что в жизни важнее – среда ли или самое тело, – не имеют ни малейшего смысла". То есть И.М. Сеченов не рассматривает отношения "организма" и "среды"; и организм, и среда могут быть поняты только в качестве непосредственных, нераздельных составляющих друг друга, то есть в этом отношении нет "сторон", а потому нет и отношений.
Так стало отстраиваться невиданное прежде здание системной науки о поведении человека в его среде, лишенное внутренних разрывов и неизбежных в таком случае допущений. Однако эта тенденция, внушающая оправданный оптимизм, прервалась на взлете. Ортодоксальный бихевиоризм (прежде всего американский) не воспринял новаторских идей русских ученых, а в России, по причине известных печальных событий, понятие поведения было вытеснено "марксоидным" понятием о "деятельности".
Трактовка понятия "деятельность", принятая в отечественной психологии, внешне создает иллюзию сходства, если не тождественности, понятию "поведение", однако, имея различные генетические корни, два этих понятия обладают и различным системообразующим потенциалом. Кроме того, понятие "деятельность" не обладает той объяснительной силой, которая свойственна понятию "поведение" (по И.П. Павлову и Л.С. Выготскому), и хотя возникший "категориальный люфт" имеет свои достоинства, однако фактические потери, вызванные вновь возникшим разрывом между физиологией и психологией, заставляют усомниться в практической ценности этих советских инноваций.
С другой стороны, понятие "поведение", имеющее, в отличие от понятия "деятельность", собственно физиологическую основу, открывает возможность использования понятия "активность", что чрезвычайно важно при построении любой теоретической концепции психического. Неслучайно именно понятие "активность" заняло одно из центральных мест в общепсихологической теории Л.С. Выготского, стало основополагающим в теории функциональных систем П.К. Анохина, а в настоящее время синергетические подходы прокладывают путь от феномена психической активности к осмыслению сути адаптационного процесса, способного стать общим принципом самоорганизации биосистем и макробиосистем.
Однако не может не смущать попытка исследователей приписывать феномену активности "магическую" функцию – быть "принципиальным свойством живой материи". С помощью понятия активности описываются и живые, и неживые объекты, так, например, мы говорим об "активности Солнца" или "активности ядерного реактора". Понятно, что аксиоматический характер утверждений, увязывающих понятия жизни и активности, не более чем опыт называния, который не проясняет сущности явлений, а потому говорить просто об активности (или даже психической активности) явно не достаточно. И хотя понятие "активность" не может быть использовано в качестве системообразующей категории, это обстоятельство, как правило, остается незамеченным, а в результате статус научности попросту профанируется.
Еще большее недоумение вызывают попытки ряда исследователей противопоставить понятия "поведение" и "активность", относя на счет первого – реактивный компонент, а на счет второго – проявление жизненности организма. Предположение о том, что активность может быть самопорождающейся, противоречит своим собственным исходным пунктам, поскольку, если активность живого организма наблюдается только в "среде", то нельзя не считать ее результатом отношения организма со средой. Последнее же не может толковаться иначе как реактивность, но не в смысле верифицируемой (наблюдаемой) реакции организма на среду, а в смысле отношения организма со средовыми факторами, это отношение (наблюдаемое и ненаблюдаемое, немедленное и отсроченное, непосредственное или опосредованное, но всегда, с учетом всех задействованных компонентов, симметричное) и есть сущность поведения.
Однако данный тезис все-таки не следует рассматривать в пресловутой схеме "организм – среда", поскольку реальности, отвечающей этой схеме, попросту не существует, так как между организмом и средой нет фактической границы. Можно было бы говорить о "плоскости соприкосновения" организма и среды, но здесь необходимо учитывать, что в организме нет такого "места", которое так или иначе не соприкасалось бы со средой, а потому весь он и есть эта зона контакта. Таким образом, мы с неизбежностью приходим не к противопоставлению, но к полному отождествлению понятий "реактивность" и "активность". Ошибка, всегда здесь допускаемая, связана с тем, что организм традиционно рассматривают как "корпускулу", тогда как он, будучи, конечно, структурой, проявляет вместе с тем, если так можно выразиться, и "волновые" свойства, то есть свойства процесса.
Феномен поведения, таким образом (если рассматривать его следуя за И.П. Павловым и Л.С. Выготским), оказывается тем единственным научным фактом, который благодаря своей, во-первых, фактической содержательности (предметной верифицируемости), во-вторых, самодостаточности (имеется в виду отсутствие необходимости полагать некую первопричину поведения), в-третьих, несомненности (сомневаясь в достоверности феномена поведения, мы осуществляем поведение, поскольку сомнение – есть поведение, что делает всякие сомнения относительно достоверности поведения весьма и весьма нелепыми) позволяет избежать возникновения тех "белых пятен", которые неизбежно разрыхляют теоретические концепции поведения (в бихевиоральной его трактовке), деятельности и активности. Образовавшись, подобные разрывы заполняются допущениями или "магическими" силами наподобие инстинкта, сознания (в значении сознательности, осмысленности и т. п.) или энергии.