Участились случаи нападения школьников на учителей, профессия которых стала стократ опасней журналистской. Юные садисты не просто унижают и избивают учителей, но и снимают все это на свои мобильные телефоны. Точно так же снимают и тщательно спровоцированные высказывания учителей в адрес их обидчиков (за грубость по отношению к ребенку учителя накажут). Школьные хулиганы чувствуют себя совершенно безнаказанными; директор может в крайнем (!) случае выгнать школьника за серьезный проступок, но это можно сделать только с достигшим 15-летия и после длительной тяжбы. Следует ли удивляться тому, что совсем недавно в одной из школ Екатеринбурга ученик вонзил нож в спину своему учителю? "Российская газета" провела на своем сайте опрос о том, каким должно быть наказание школьным хулиганам. Среди опрошенных 8 % считают, что их следует "выгнать", 27 % – "отправлять в спецшколы", З8 % – "снизить возрастной порог и привлекать к уголовной ответственности", 16 % – "штрафовать родителей" и только 7 % – "наказывать нельзя, надо воспитывать".
Специальных (коррекционных) школ мало, и они к тому же пустуют: сердобольные судьи, считая такие школы чем-то вроде колоний, жалеют несовершеннолетних. Действительно, судить малолетних и подросткового возраста преступников и преступниц (последних – около 25 %) невероятно сложно, и уже поэтому в стране не утихают споры относительно создания института ювенальной юстиции. Еще летом 2009 г. Президиум Совета судей России организовал разработку специальной программы внедрения ювенальных судов, и определенный опыт уже накоплен. Например, в Ростовской области в порядке правового эксперимента было создано полтора десятка модельных ювенальных судов, в которых предусмотрено участие помощников судей с функциями социальных работников. Использование ювенальных судебных технологий позволило сократить преступность несовершеннолетних и рецидивы преступности (по сравнению с районами, где таких технологий нет). Одновременно было показано, что кроме ювенальных судов должны создаваться ювенальные правоохранительные органы и уголовно-исполнительные инспекции.
Но все это – только о наказаниях несовершеннолетних преступников, а ювенальная юстиция преследует, прежде всего, повышение правоспособности детей, в том числе и в отношениях с родителями , и это вызывает наиболее ожесточенные споры. Противники создания ювенальной юстиции говорят не столько о кадровых и материально-финансовых проблемах (во Франции такая юстиция ежегодно обходится примерно в 5 млрд евро), сколько о том, что современный вариант ювенальной юстиции (она существовала в России несколько лет до революции), противопоставляя "права ребенка" "правам родителей" и в значительной степени игнорируя последние, способен внести окончательный разлад в еще существующую систему иерархических семейных отношений.
Бесспорно, что дети – главная ценность семьи, страны и человечества, и неудивительно, что Советский Союз, в самые тяжелые времена провозгласивший "все лучшее – детям", без каких-либо оговорок и изъятий ратифицировал Конвенцию ООН о правах ребенка [34] , а Россия, как правопреемница СССР, до сих пор в официальных заявлениях и в нормативных актах демонстрирует приверженность положениям этого удивительного документа. Отмечу, что практическая реализация Конвенции – дело непростое, поскольку в ней провозглашаются, с одной стороны, права каждого ребенка на такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия (принимая во внимание права и обязанности его родителей, опекунов или других лиц, несущих за него ответственность по закону), и, с другой, обязанность обеспечивать эти права возлагается на все государства, присоединившиеся к Конвенции.
В контексте обсуждения вопроса о формировании в России института ювенальной юстиции особо значимым является основанность Конвенции на "убежденности в том, что семье, как основной ячейке общества и естественной среде для роста и благополучия всех ее членов и особенно детей, должны быть предоставлены необходимые защита и содействие", а также на "признании того, что ребенку для полного и гармоничного развития его личности необходимо расти в семейном окружении, в атмосфере счастья, любви и понимания" (выделено нами – В.Л.). Дети и семья по международным канонам должны были бы восприниматься неразрывно, однако в современном западном мире, да и в России это не так. Хотел бы обратить особое внимание на то обстоятельство, что сама идеология судебных правоотношений детей и родителей окрашена в своеобразные тона презумпции детской невиновности, поскольку, как и многие другие правовые новации, пришла в Россию в современном западном варианте, где само понятие семьи глубоко и необратимо трансформировано (пробные, временные, однополые и тому подобные "браки"). Приведу несколько примеров.
Совсем недавно в США арестовали отца, давшего пощечину явившейся на рассвете 14-летней дочери; она немедленно пожаловалась в полицию (отцу грозит отселение и лишение родительских прав). В Германии детям по аналогичным поводам могут предоставить комнату в юношеском общежитии или даже отдельную квартиру с индивидуальным опекуном. "Настучать" могут и соседи, и случайные свидетели, но в суд на родителей, не только давших подзатыльник, но и, например, принуждавших к уборке собственной комнаты или к занятиям домашними заданиями, иск подадут сами дети и чаще всего – выиграют. Столь трогательная забота о воспитании у детей правовой независимости и самостоятельности парадоксально соединяется с причудами воинствующего феминизма. Например, после многолетнего разбирательства вины 19-летней канадки Кетрин Эфферт (она задушила новорожденного, завернула его труп в полотенце и перекинула через забор к соседям) ей присудили 16 (!) дней заключения – не за убийство ребенка, а за хулиганство (подбросила ненужное соседям). Вину К. Эфферт последовательно снизили с "убийства второй степени" до "аборта на поздней стадии". Описывающая этот случай А. Федякина ("Российская газета", 20.10.2011) задает естественный вопрос: до какого возраста можно оправдывать убийство детей "особыми обстоятельствами" – до 9 месяцев или до 9 лет?
Учитывая современную российскую ситуацию и ее несопоставимость с западной, следует как можно скорее, не дожидаясь разгона маховика ювенальной юстиции, обосновать и закрепить в соответствующем правовом акте положения не только об ответственности, но и о правах родителей по воспитанию детей и не только о правах, но и об ответственности самих детей за свое поведение в доме, школе и в неформальной обстановке. Это тем более важно, что такие положения отсутствуют в Семейном и Уголовном кодексах, в федеральных и региональных законах. Не исключено, что институт ювенальной юстиции должен в первую очередь основываться на нормах семейного права – видимо, наиболее вариативного и ситуативного из всех других отраслей права. Ведь даже в тех случаях, когда оно регулирует имущественные отношения (например, родителей и детей), семейное право призвано защищать и личные неимущественные права (на блага нематериального содержания, например на заботу о нетрудоспособных родителях) как права субъективные , включающие возможность не только самостоятельно действовать (или вести себя соответствующим образом), но и требовать определенного поведения (действия или уклонения от действия) другого лица.
Семейное право современной России, под которым понимают семейное законодательство, начало формироваться в первой половине 1990-х гг..; оно развивалось исключительно динамично, что является как отражением множества постоянных изменений в социально-экономической ситуации, определяющей состояние и проблемы российской семьи, так и стремлением законодателя и органов власти, реализующих семейную политику, как можно быстрее регламентировать эти изменения. Следует учитывать и то, что семейное право тесно связано практически со всеми другими отраслями права и предметами их регулирования; особенно это проявляется в связях с гражданским правом по причине активного вторжения в семейную среду имущественных отношений.