Никто сегодня не говорил, что судебный процесс – это ведь уже завершающий этап, но у нас так просто несовершеннолетние в суд не попадают. Те, кто попадает на скамью подсудимых, как правило, давным давно состоят на учете в подразделениях по делам несовершеннолетних, в комиссии, и с ними проводилась и проводится достаточно большая работа. В комиссии мы на себя взяли такую функцию – социальное сопровождение несовершеннолетнего, вступившего в конфликт с законом, от момента совершения им правонарушения до суда. Тут говорилось о социальных работниках при судах, но они могут заняться этой работой, только когда дело поступает в суд. Времени на это отводится достаточно мало. А вот с момента совершения правонарушения, пока ведутся следственные действия, до того момента, когда дело попадает в суд, может пройти полгода и больше. Времени вполне достаточно. У нас сейчас примерно 15–20 несовершеннолетних, которые находятся под следствием. Наш специалист вполне успевает проводить свою работу до судебного заседания. После принятия закона были проведены совместные совещания с Московским областным судом, с Главным следственным управлением по Московской области, и специалист нашей комиссии участвует в следственных действиях как свидетель, опрашивается следователем. Это является большой помощью следствию, в обязанности которого входит изучение условий жизни подростка в семье и причин совершения им правонарушения. Зачастую следователь делает это достаточно формально. Здесь же эти штатные работники при достаточном времени эти вопросы подробно изучают при помощи и психологической службы соответствующей, и в учебных заведениях, где учатся эти подростки. В результате к суду получается достаточно развернутая картина. Кстати говоря, специализация судей у нас имеется, по Московской области, в частности по Ногинскому району два судьи ведут дела в отношении несовершеннолетних. Наверное, обошлись бы и одним, так как их не так много, но один может заболеть или уйти в отпуск. И на каждом судебном процессе присутствует представитель комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав. Он дает полную характеристику этой семье (у судьи часто не бывает достаточно времени, чтобы это подробно изучить), а также выступает со своими предложениями.
Теперь о последствиях действия этой правовой системы. Здесь говорилось об условном сроке. Да, для подростка это достаточно формальное наказание. Но мы используем через своих сотрудников такую форму, как введение дополнительных обязанностей и запретов. УК их число не ограничивает, их можно вводить достаточно много: например, можно запретить посещать определенные заведения, бывать в общественных местах, обязать продолжить обучение, трудоустроиться. Дальнейший процесс работы с подростком подразумевает отмену условного осуждения в случае невыполнения этих обязанностей. Причем контроль происходит не раз в месяц, а постоянно – трудоустроился он или нет, продолжил он образование или нет. Это то, что касается судебной системы. Что касается щекотливого вопроса об изъятии ребенка, то согласно нашему законодательству эта процедура отнесена к обязанностям органов опеки и попечительства. Но надо сказать, что они, также как и другие органы, входят в состав комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав. За последние восемь лет, что я там работаю, у нас был один факт изъятия ребенка в соответствии с Семейным кодексом. А в остальных случаях дети помещались по социальным показаниям в больницу, если у них отсутствовали родители по тем или иным причинам, но даже и в этих случаях перспективы жизнеустройства таких детей обсуждались на нашей комиссии. При такой постановке вопроса говорить о коррупции просто излишне, в нашей комиссии присутствует 15 человек, представители всех служб, общественных организаций, церкви, поэтому это просто нереально.
Хочу закончить следующим. В законодательстве, безусловно, много пробелов. Нам, на местах, работать с существующим законодательством достаточно трудно, поэтому обязательно надо что-то менять, но менять продуманно. А название в данном случае не так важно.
В.Н. Лексин, доктор экономических наук Взрослые и дети: конфликт прав и ответственности
В первом десятилетии XXI в. по ряду обстоятельств на одно из первых мест в публичном обсуждении самых злободневных вопросов выдвинулась проблема защиты прав несовершеннолетних и связанная с этим задача создания института ювенальной юстиции. Однако, как мне представляется, при этом упускается крайне важный для принятия последующих решений вопрос – о четком и однозначном понимании смысла, содержания и объема прав и ответственности и взрослых, и детей во всех сферах их взаимодействия и контактов друг с другом.
То, что в настоящее время общество наиболее обеспокоено учащающимися (или становящимися все более известными) фактами насилия над детьми и подростками, вполне объяснимо. Увеличивается в масштабах и изощряется в формах насилие над несовершеннолетними. Еще весной 2008 г. Общественная палата России провела "круглый стол" под названием "Противодействие насилию над детьми: законодательные инициативы и правоприменительная практика", где были, в частности, озвучены ужасающие факты: в 2007 г. было совершено 2,5 тыс. убийств несовершеннолетних; различных преступлений против подростков – 70 тыс., 6 тыс. из них совершили их родители или опекуны. За этот год прокуратура получила 170 тыс. исковых заявлений в отношении родителей, и по поводу лишения 50 тыс. из них родительских прав иски поступили в суды. С 2002 по 2007 гг… рост выявленных преступлений над несовершеннолетними на сексуальной почве превысил 25 раз. Подчеркивалось, что большая часть таких преступлений совершается рецидивистами, и на этом "круглом столе" снова и снова звучали призывы о создании службы надзора за отбывшими наказание по соответствующим статьям уголовного кодекса (по-моему, в Государственной думе этот вопрос поднимался еще 17 лет назад), о пересмотре практики их условно-досрочного освобождения, об ужесточении наказаний и т. п. [32] В 2009–2011 гг. ситуация в лучшую сторону не изменилась.
Как ни прискорбно, насилие над детьми в России совершается в обстановке глубокой социальной апатии. Люди еще способны объявить голодовку или перекрыть федеральную трассу, если это затрагивает их личные экономические интересы, но слишком часто не хотят, не способны, боятся, не считают удобным выступить в защиту другого. Напомню, что все так называемые "протестные выступления" 2009 г. были локальными, в каждом городе свои. И не следует удивляться тому, что не было ни одной всероссийской акции возмущения в связи с ростом преступлений против детей. Убитой негодяем собаке поставлен памятник, но, кроме символически жутких шемякинских изваяний в центре Москвы и крестов на могилах погибших, ничто не говорит о трагедии, которая может случиться в каждой семье. Как и в советские времена, люди знают, что происходит в соседской квартире или в соседнем сельском доме, но никому ни до кого нет дела. И это – проблема проблем, поскольку педофилы, интерес к которым в последнее время усердно подогревается СМИ, 15 % насилий совершают над незнакомыми детьми, 25 % – над детьми соседей или родственников и 60 % (!) – над своими собственными. В последнее время в борьбу с преступлениями над несовершеннолетними активно включился недавно назначенный федеральный Уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов, и им уже немало сделано для искоренения этого зла.
Виновные в насилии над детьми должны понести справедливое наказание, но преступниками становится все большее число самих детей и подростков. Да, дети – "цветы жизни", но не все "цветы" ее украшают. В среде несовершеннолетних правонарушителей множатся ряды 7-12-летних: их уже успели научить тому, что они – неподсудны по возрасту. Любая детская и подростковая преступность вызревает в семье неблагополучной, и никакого значения не имеет, образовалось ли это неблагополучие в семье бедной или богатой, полной или неполной, многодетной или с единственным чадом. Корни этой преступности чаще всего уходят в почву семейного неблагополучия: алкоголизм родителей, чрезмерное поощрение любых желаний, невнимание к ребенку и отсутствие родительского контроля, постоянные семейные конфликты и, главное, передающиеся детям извращенные представления об их ответственности.
Фундаментальной причиной детской жестокости и безрассудной агрессии становится и ежеминутно сокращающееся поле нравственной устойчивости и табуирования зла, фатальное соединение сверхбыстрого взросления с затягивающейся на долгие годы инфантильностью. Большинству детей, не имеющих состоятельных родителей, всем окружающим миром, реальным и виртуальным, с малолетства демонстрируются явно недостижимые для большинства из них цели, демонстрируются вседозволенность в достижении таких целей и якобы единственная составляющая счастья – больше всего дорогого и нового. В обычной (т. е. в небогатой) русской семье самый несмышленый из детей к десяти годам начинает думать, что ничего этого у него не будет и что добыть хотя бы кроху из рекламируемого можно только силой. Многие русские дети в таких семьях начала XXI века растут с изначальным чувством обиды на весь мир, в озлобленности на всех, с привычкой реализовывать эту озлобленность в стае [33] .