Джулиана, скорее всего, не представляла для него никакой ценности, но он был достаточно умен, чтобы не упускать представлявшихся ему возможностей. Вдова нисколько не заинтересовала его как женщина, спать с ней он не собирался, так как предпочитал молоденьких, глуповатых женщин, которые ничего от него не ждали. С Джулианой же было слишком много проблем, а у него не было ни времени, ни желания задабривать или уговаривать ее. Он рассматривал секс всего лишь как очередную телесную потребность, которую необходимо было удовлетворять время от времени.
Здесь ему было интересно. Он никогда не пользовался симпатией королевского шута, и мастер Николас имел весьма неприятную привычку вмешиваться в его самые вдохновенные планы. Священник также весьма раздражал Гилберта. Аббат находился в стойком заблуждении, что может напрямую общаться с Богом, а потому все его высказывания должны рассматриваться как Святое Писание. Гилберт не слишком верил в Святое Писание.
К тому времени, как ему исполнилось четырнадцать лет, он уже убил семерых человек, включая собственного отца. В последние три года он просто сбился со счета. Он убивал за деньги, он убивал по приказу своего сюзерена. Он делал это с поистине артистическим изяществом и ловкостью, которые доставляли удовольствие его заблудшей душе. Он никогда ни о ком и ни о чем не сожалел.
Возможно, будет приятно убить бледного аббата, думал он, облокотясь на балюстраду. Гилберт сознательно выбрал свою работу, тем более что его мнение о человеческом роде было весьма низким. Если его посылали убить кого-нибудь, не было никаких сомнений, что этот человек уже десять раз заслужил смерть. Гилберт всегда так говорил себе в тех редких случаях, когда давал себе труд об этом задуматься.
И теперь он был уверен, что настоятель аббатства Святой Евгелины заслуживает любой кары, которую Гилберт придумает для него. Например, он мог бы просто начать исповедоваться, признаваясь во всех грехах, которые совершил за последние десять лет своей короткой жизни, и добрый аббат испустит дух от одного лишь потрясения, так что не потребуется даже вытаскивать нож.
— Вот ты где, парень. Граф ищет тебя, — раздался сзади голос одного из седых рыцарей сэра Хью. Он хлопнул Гилберта по плечу с такой силой, что юноша покачнулся. — Он хочет опять заняться твоим обучением, раз его молодая жена ему недоступна. Бедолага! Женщины — отродье дьявола и посланы нам на погибель, так ведь?
Сэр Жофрей ничего не смыслил в женщинах, но предполагалось, что Гилберт был слишком юн, чтобы иметь по этому поводу свое мнение.
— Так мне говорили, сэр Жофрей, — сказал юноша почтительно.
— Хороший паренек, — рыцарь снова похлопал Гилберта по плечу. — Ступай и посмотри, не сможешь ли ты отвлечь мысли сэра Хью от его Джона Томаса, хотя бы на время. Бог знает, в каком жутком настроении он пребывает и сколько голов снесет, пока все это не закончится. И побереги себя, сынок. Если сэр Хью случайно снесет голову и тебе, его сердце разорвется от горя.
— Думаю, что я тоже не получу от этого удовольствия.
— А, что ты сказал? Очень хорошо, очень хорошо, — сэр Жофрей как-то странно зафыркал, что у него означало, по-видимому, смех. — Тоже не получишь удовольствия, ха-ха. Очень хорошо, парень.
Гилберт смотрел ему вслед. Иногда бывают времена, когда все складывается слишком легко и просто, подумал он и мысленно вернулся к своей гнусной жертве, сохраняя на лице маску приветливого участия.
Двор был пуст, даже слуги и те находились сейчас в главном зале, праздновали свадьбу своего хозяина. Заметно похолодало, когда Джулиана вышла во двор и тут же, обхватив себя за плечи, пожалела, что не поднялась в комнату, которую они теперь занимали вместе с Изабеллой, и не взяла теплый плащ. Несмотря на яркое солнце, осенний холод пробирал до костей.