— Я могу поцеловать вас, миледи, — сказал Николас очень тихо. — На виду у вашей матери и доброго отца Паулуса и всех остальных гостей. Вас когда-нибудь целовал шут? Вас когда-нибудь целовал по-настоящему хоть кто-нибудь?
Голоса и смех вокруг них сливались в один ровный гул, похоже, никто даже не заметил, что Джулиана оказалась в ловушке, в тесных объятиях Николаса. Никто не придет ей на помощь.
— Я не люблю целоваться, — произнесла она сдавленным от волнения и страха голосом.
Его медленная улыбка была одновременно завораживающей и насмешливой.
— Это ответ на мой вопрос. Если бы вас кто-нибудь целовал по-настоящему, вам бы это очень понравилось. Хотите, покажу?
Она едва не сказала «да». На какое-то короткое, безумное мгновение она поверила, что не все поцелуи одинаковы и что мастер Николас знает секрет необыкновенных, сладких поцелуев, которые зажигают тело и чаруют душу.
Но тут кто-то толкнул их, Николас разомкнул объятия, и колдовские чары разрушились.
— Я так и не поблагодарил вас за помощь прошлой ночью. Вы явились ко мне как ангел милосердия.
Она с подозрением посмотрела на него.
— Вы имеете в виду и свое непрошеное купание?
— О, несомненно, я и в самом деле нуждался в том, чтобы кто-нибудь охладил мой жар. Вы слишком… распаляете меня.
— Я этого не хотела.
— Но я вовсе не против. Я нахожу вас очень… волнующей.
— Нет! — едва ли не с отчаянием воскликнула Джулиана.
— Но я не могу ничего поделать с тем, как вы действуете на меня. Вот, положите мне руку на сердце, почувствуйте, как сильно оно бьется. — Он хотел взять ее руку, но Джулиана поспешно отдернула ее.
— Вы что, забыли, что мы с вами находимся в зале, полном народу? — возмущенно спросила она. — Нас все видят!
— Тогда давайте уйдем. Мы можем пойти в часовню святой Евгелины и попросим ее благословить наш союз.
— Наш союз? — эхом откликнулась Джулиана.
— Ну, я имею в виду наш любовный союз. Я не думал о браке с вами.
Он стоял совсем близко, волнуя и смущая своим откровенным желанием. Джулиана попыталась его оттолкнуть, но он не двинулся с места. Словно неколебимая скала, он возвышался над ней — слишком высокий, слишком большой и сильный.
— Оставьте меня в покое, — прошептала она умоляюще.
— А вы попросите святую избавить вас от тягостной для вас безрассудной страсти дурака. Говорят, если прошептать свои желания возле священной реликвии, ваши молитвы будут непременно услышаны.
— Как жаль, что в замке нет ни одной такой реликвии, она бы мне пригодилась.
— Как раз есть. Спросите у своей матушки. Думаю, она вам подскажет.
Джулиана вовсе не собиралась ничего спрашивать у своей матери, и он, скорее всего, прекрасно об этом знал.
— О какой реликвии вы говорите?
— Если верить слухам, где-то здесь, в замке Фортэм, хранится кубок святой Евгелины. Полагаю, аббат об этом знает, — можете спросить у него.
— А зачем вы мне все это рассказываете? Чтобы я и впрямь обратилась за защитой?
— Я думал, вы хотите стать монахиней, миледи. Эти реликвии — бледная замена страсти для святых сестер.
— Меня не интересует страсть. И мне нет никакого дела до священных реликвий, а также до всего того, что вы еще собираетесь мне сообщить.
Она резко повернулась, но на этот раз он не сделал ни малейшей попытки удержать ее. Он просто стоял и молча смотрел на нее своими странными, колдовскими глазами.
Было совсем не трудно сбежать из зала, едва только Николас отпустил ее. Похоже, из всех присутствующих только шут и обращал на нее внимание. Хотя ради справедливости Джулиана готова была признать, что Изабелле тоже было не совсем все равно, есть здесь ее дочь или нет. Джулиана выскользнула в коридор и с облегчением вздохнула, окунувшись в благословенную тишину после громкого назойливого шума главного зала.