Полемика Милюкова с Савицким, во многом, являла собой продолжение дискуссии между Павлом Николаевичем и учителем главы евразийцев П. Б. Струве, который также не принимал историю как единый закономерный поступательный процесс. В этой связи Милюков советовал евразийцам "перестать быть учениками Струве, чтобы исправить ошибки в исходных точках".
Особое внимание Милюков проявил к геополитической концепции России-Евразии, как к своеобразному подходу к отечественной истории. Он видел главную ее "непрочность" в том, что "в своих теоретических построениях евразийство не свободно, заранее имеется задание, к которому притягиваются доказательства. (…) Цель Савицкого найти единственность и исключительное своеобразие, во что бы то ни стало; другой целью является доказательство необходимости поворота от Запада к Востоку". Причем, если в дореволюционных работах Савицкого, по мнению историка, идея своеобразия была выдержана "во вполне законных пределах", то в эмигрантский период, евразийский лидер начал игнорировать научные факты, например, возрастающий континентальный характер климата России с запада – на восток, из леса – в степь.
Милюков не принимал географической детерминированности исторического подхода Савицкого, что являлось, по его мнению, проявлением "метафизического реализма".
Оспаривая евразийскую установку, что Евразия – это область перехода Европы и Азии, ученый утверждал, что весь земной шар являет собой сплошную переходную полосу, сферу синтеза и везде можно найти свою Европу и свою Азию. "Таким образом, – отмечал П. Н. Милюков, – между Евразией наших "евразийцев" и Западной Европой можно вклинить еще одну Евразию, как и на Азиатском континенте".
Следуя логике немецкого географа К. Риттера, П. Н. Милюков подмечал, что с точки зрения антропогеографии, выделение России-Евразии как особого культурно-исторического мира не оправдано, поскольку, таким образом, отсекаются близкие народы Восточной Европы.
Среди недостатков геософской концепции "научной системы россиеведения" Милюков выявлял также: "чрезмерное пристрастие к схематизации", ненаучное приложение понятий "периодизации" и "симметрии" к изучению конкретных фактов, миссианство.
При этом Милюков принял теорию месторазвития П. Н. Савицкого, считая ее "вполне законной и научно-допустимой". Более того, историк считал месторазвитие одним из движущих факторов истории.
Как представитель либеральной западнической историографии, Милюков подверг критике "восточничество" евразийской теории под "желто-оранжевым знаменем".
Общая оценка творчества Савицкого Милюковым была неоднозначна. По его мнению, П. Н. Савицкий был "единственным из евразийцев, который соединял националистическую фантастику своей политической группы (являясь, в значительной степени и создателем этой фантастики) с задатками настоящего ученого. В его "пафосе", наряду с политической страстью, пробивается здоровая исследовательская жилка".
На близких позициях стоял еще один крупный представитель либеральной историографии А. А. Кизеветтер, отмечавший, что в концепции евразийцев "геополитическая наука замещается мистикой, от которой добрых научных плодов ждать не приходится". Но сюда же он относил и теорию месторазвития, полностью отказывая П. Н. Савицкому в системности его историко-географических взглядов и их оригинальности. Ориенталистская установка концепции Савицкого рассматривалась как крайнее проявление антиевропоцентризма, а это порождало ее внутренние противоречия, которые иронично описывал Кизеветтер: "Что это за странный русский народ: пока Россия не была Евразией, он мыслил и чувствовал по-евразийски (до конца ХIX в., когда пространство империи стало совпадать с месторазвитием – А. М.), а когда Россия стала Евразией, то параллельно с этим евразийское мировоззрение с него соскочило (речь шла о крайней европеизации культуры – А. М.).
Критика раздавалась и слева. Так, меньшевистский "Социалистический вестник" указывал на научную несостоятельность евразийской историософии, опирающейся на "бездоказательные постулаты и противоречивые утверждения, построенные исключительно на интуиции и мистике". Эсеровская газета "Воля России" также считала, что "софийские писатели далеко не оригинальны, а главное, совершенно бездоказательны, (…) "Исход к Востоку" построен догматически. Авторы его подходят к России и путям ее развития с заранее уготованной философской меркой".
Другой аспект критики меньшевиков был связан с категорическим неприятием их "восточной трактовки" к отечественной истории и геополитических интересов России. Отмечалось, что идея евразийцев о том, что Россия должна возглавить антиколониальное сопротивление народов Азии, может означать "агрессивную политику на Востоке со всеми вытекающими отсюда европейскими последствиями", а осуществление евразийских идеалов в политической жизни самой России привело бы к превращению ее в Азию: "тень Ленина уступила бы место тени Чингисхана".