Оперативная разработка и следствие в отношении Каймадо продолжались до ноября 1943 г. В ходе нее органам военной контрразведки удалось выявить еще двух резидентов японской разведки и разоблачить 39 агентов, находившихся у них на связи. Результаты этой работы оказались столь весомы, что 1 ноября 1943 г. начальник ГУКР Смерш НКО СССР В. Абакумов отдельной докладной доложил Верховному главнокомандующему И. Сталину "О разоблачении японских резидентур, действовавших в Забайкалье".
Глава восьмая
Несостоявшееся сватовство оберлейтенанта Биттига
25 сентября 1943 г. части 10-й армии в результате стремительного наступления освободили от гитлеровцев город Рославль - крупный транспортный узел. На западной окраине и у железнодорожных мастерских еще продолжали звучать автоматные очереди и греметь разрывы гранат - это красноармейцы добивали остатки 52-го армейского корпуса 4-й немецкой армии, а в центре уже налаживалась мирная жизнь.
В столпотворении, что творилось в приемной военного коменданта города, мало кто обращал внимания на девушку лет двадцати, робко державшуюся в дальнем углу. Она терпеливо ждала своей очереди. Пожилой майор-комендант с посеревшим от недосыпания лицом устало отбивался от наседавших горластых пехотинцев и нагловатых интендантов. Постепенно толпа рассосалась, и девушка, собравшись с духом, нырнула в клубы сизого дыма, плававшего в кабинете.
Комендант оторвал взгляд от документов, которыми был завален стол, и с недоумением посмотрел на посетительницу. Она переминалась с ноги на ногу и, видимо, не знала, с чего начать. Вымученная улыбка на лице майора придала ей уверенности. Краснея и пряча глаза, девушка упомянула про какого-то "очень хорошего немца" и осеклась. Брови у коменданта поползли на лоб, а в глазах полыхнул гневный огонек. За два года войны ему попадались только такие немцы, кто стрелял, вешал и сжигал.
Анна Астафьева - так звали посетительницу - набравшись смелости, продолжила рассказ. Из него следовало, что на ее квартире находится немецкий солдат, который решил порвать с фашизмом и дезертировал из части во время отступления из Рославля. Но, опасаясь попасть под руку какого-нибудь "заведенного" боем красноармейца, он решил отсидеться, а потом просил Анну сообщить о нем советскому командованию.
Здесь взгляд майора смягчился, жесткие складки, залегшие у рта, разгладились. Анна приободрилась и принялась его уверять, что Клаусу можно верить и что он хороший человек. Опытный комендант, битый жизнью и начальством, не стал морочить себе голову "хорошим немцем" и направил девушку к военным контрразведкам.
Отдел Смерш 10-й армии располагался поблизости и занимал чудом уцелевшие первый и второй этажи бывшей школы. Часовой на входе остановил Анну и поинтересовался, к кому направляется. Наученная общением с комендантом, она не стала распространяться о "хорошем Клаусе" и заявила, что у нее есть важное сообщение для контрразведчиков. Ее проводили в кабинет старшего оперуполномоченного старшего лейтенанта Старинова.
Царившая в коридоре и кабинете тишина, ровный и спокойный тон контрразведчика расположили Анну к разговору. Она без утайки рассказала необычную для военного времени романтическую историю своих отношений с ефрейтором Клаусом Биттигом.
Познакомились они, по словам Анны, в начале октября 1943 г. при обстоятельствах, от воспоминания о которых ее пробила дрожь. В тот вечер она задержалась у больной подруги. Приближался комендантский час, и ей пришлось срезать путь. Уже остались позади развалины хлебозавода, впереди показался родной дом, как вдруг из проулка вывалила едва державшаяся на ногах кучка пьяных немецких солдат. Секундная растерянность - и Анну окружила гогочущая толпа. Грубые похотливые руки коснулись ее тела. Вырваться из плотного кольца ей не удалось, а просить о помощи было не у кого. Улица будто вымерла. И тут произошло чудо.
Из вечернего полумрака, словно ангел-хранитель, возник храбрый ефрейтор. Он решительно встал на защиту Анны. После короткой перепалки с ним хулиганы оставили девушку в покое. Ефрейтор представился: Клаус Биттиг и проводил Анну до двери дома. От ее предложения зайти и выпить чаю вежливо отказался.
С того дня минула неделя, и Анна стала забывать о жуткой истории, когда в дверь квартиры кто-то тихо постучал. На пороге стоял Клаус. Смущаясь, он протянул ей небольшой сверток. В нем оказались хлеб, сахар, масло и палочка копченой колбасы. На этот раз Клаус не отказался от приглашения выпить чаю. В тот вечер они долго говорили о жизни. Ломаный русский Клауса не был им помехой: молодые люди понимали друг друга с полуслова.
Прошло некоторое время. Он снова появился у Анны и принес с собой коробку дорогих конфет и бутылку французского вина. В тот день они не только говорили о жизни, но и совершили небольшую прогулку по городу. За этим визитом последовал другой и вскоре между ними сложились добрые отношения, которые, как показалось девушке, со стороны Клауса переросли в глубокое чувство. В разговорах с ней он с большой симпатией отзывался о России и русских людях, осуждал Гитлера и развязанную им войну.
Положение гитлеровских войск на Восточном фронте становилось все хуже; Клаус уже не верил заявлениям фашистских бонз о скором завершении войны. Он все больше тяготился ею и не раз в разговорах с Анной высказывал мысль о том, что готов порвать с нацистами, которые вели немецкий народ к гибели. И когда советские войска перешли в наступление, Клаус отбросил последние сомнения и принял решение. Он воспользовался неразберихой, царившей в рядах гитлеровцев, покинул часть и спрятался на квартире Анны.
Она закончила свой рассказ и с нетерпением ждала ответа Старинова. Тот не спешил с ним; история необычных для сурового военного времени отношений Анны и Биттига заинтересовала его в первую очередь с профессиональной точки зрения. В ней он увидел хорошую возможность для ведения через влюбленного немца зафронтовой разведывательной работы и отправил на ее квартиру командира комендантского взвода. Не прошло и часа, как тот доставил Биттига в отдел и провел в кабинет Старинова. Ефрейтор держался скованно, но страха в его глазах контрразведчик не заметил.
Вместе с ним и переводчиком он поднялся в кабинет начальника отдела капитана А. Москалева. В ходе допроса Биттиг подтвердил рассказ Астафьевой. Дополнительно отметил, что воспитывался в семье, где читали и восхищались произведениями Достоевского и Толстого. На вопросы контрразведчиков о характере службы и составе части дал развернутые ответы. Ряд из них нашел подтверждение в захваченных документах 52-го армейского корпуса и показаниях других военнопленных. Последним местом службы Биттига был отдел штаба этого самого корпуса. По его словам, он отвечал за хранение всей секретной документации.
Москалев моментально оценил перспективного перебежчика. Его доступ к секретам в случае вербовки и переброски за линию фронта открывал прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить с решением было нельзя. Фашистская контрразведка тоже не дремала и тщательно проверяла всех, кто прорывался из окружения. И чем дольше окруженец блуждал в советских тылах, тем больше к нему возникало вопросов.
Задумавшись о вербовке Биттига, Москалев, несомненно, рисковал, так как слишком мало знал о нем, а то, что тот сообщил о себе, не поддавалось глубокой перепроверке. В армейском приемно-пересыльном пункте военнопленных Старинову не удалось найти его сослуживцев. В самом городе, как выяснилось, кроме Астафьевой, Биттиг никому не был знаком. Ее соседи также ничего существенного контрразведчикам не добавили. Влюбленный перебежчик, казалось, возник из ниоткуда, и это настораживало. Опытный контрразведчик Москалев не исключал того, что за этим крылась тонкая игра гитлеровской разведки. Тем не менее, взвесив все за и против, он решился на вербовку и подготовку Биттига к заброске за линию фронта. Соблазн иметь своего агента в штабе 52-го армейского корпуса оказался слишком велик.
Бойкий ефрейтор охотно дал согласие на сотрудничество, написал подписку и для конспирации в работе избрал себе псевдоним "Штабист". Однако предложение Москалева сфотографироваться вместе воспринял без особого энтузиазма и довольно кисло поглядывал на Старинова, который выставил на стол литровую бутылку водки с хилой закуской. Окончательно у него испортилось настроение, когда капитан предложил на обратной стороне фотографии еще раз подтвердить контрразведчикам свою преданность и готовность к выполнению заданий Смерш.
Теперь, когда у Биттига все пути к своим были отрезаны, Москалев направил докладную записку начальнику Управления контрразведки Смерш фронта генералу А. Вадису. В ней изложил существо полученных на перебежчика материалов, поставил в известность о его вербовке и представил оперативный замысел по использованию в разведывательных целях. В управлении, поддержав предложение Москалева, потребовали оперативно провести дополнительную проверку "Штабиста" и не затягивать с отправкой на задание.
Москалев и Старинов немедленно приступили к интенсивной подготовке Биттига для проведения разведывательной работы в гитлеровском штабе. Времени на это катастрофически не хватало: советские войска добивали разрозненные остатки фашистской группировки, и лишь отдельным группам удавалось вырываться из кольца окружения. Москалев и Старинов спешили и потому работали с Биттигом день и ночь. Они на ходу обучали его азам разведки, шлифовали детали легенды возвращения в штаб, отрабатывали способы связи и передачи секретной информации.